— Я не звоню.
— Ой, и правда.
Белла открыла дверь, и Вив практически упала на коврик в прихожей.
— Совсем околела, — сказала она. — Я стояла у тебя на ступеньках на коленях. Что у тебя стряслось? Какого черта ты не отвечала по телефону? У тебя в автоответчике вся лента забита.
— Тебе нужна воронка?
— Да не нужна мне твоя долбаная воронка! Бел, а как ты себя чувствуешь? — Вив внезапно схватила ее за плечи. — Что ты пила? Что у тебя есть?
— Да, спасибо, у меня все есть. Хочешь немного?
— Чего немного?
— Чего?
— Да, ЧЕГО, дурища? Что у тебя было?
— Нет, спасибо. Мне уже достаточно.
Вив потрясла ее.
— Белла, я серьезно. Вспомни и скажи мне точно, что ты ела или пила.
Белла с минуту подумала.
— Печенье, кексы. — Она подняла три пальца.
— Три кекса?
Белла потрясла головой.
— Три пакета.
— На меня они никогда не оказывали такого действия. Что еще?
— Ну...
— Ну что? Продолжай!
— Нугу, — она хихикнула, — огромную упаковку нуги.
— И что? Что еще? Какие-то таблетки, да?
— Нет, нет, я не больна. И таблеток никаких не принимала, только нугу ела.
— Ну да, об этом ты говорила.
— М-м-м, — она покивала, — еще вино... и несколько рюмок Бэйлиз... и море водки.
Белла сидела на ступеньке и наблюдала за Вив, которая носилась из комнаты в комнату и бормотала себе под нос:
— Белла, и что, не могла позвонить кому-нибудь? — Ник сразу бы примчался, он мог дать мой номер в Бирмингеме. — Это что, все из-за Уилла? — Что, в конце концов, происходит — невозможно поверить — вся эта суета — гора писем — у нее в офисе сказали — позвонила, что заболела — она с ума сходила — она и понятия не имела — сколько же времени Белла — воды — пить побольше воды — как могла Белла быть такой дурой...
На это все Белла спокойно возразила:
— Нельзя так торопиться все время. Приводит к несварению желудка. И еще к той, другой штуке, которую лучше не иметь... К стрессу.
Вив проскользнула мимо нее наверх, в комнату. Потом появилась снова, запихивая в сумку одежду.
— Ты поедешь к нам, поживешь несколько дней. И не спорь.
Она забежала в ванную, взяла зубную щетку и ночную рубашку Беллы.
— Ты меня до смерти напугала. Я вернулась и обнаружила, что ты исчезла с лица земли. — Вив обняла ее. — Ты ведь не знала, правда?
— О чем? — сказала Белла.
Она лежала на кровати в комнате для гостей у Вив и Ника, закутанная в пушистый халат хозяйки. Около кровати стоял стакан с водой и ведро. Из спальни доносились приглушенные голоса. Успокаивающий шепот взрослых. Дверь чуть-чуть приоткрылась.
— Бел? Ты спишь?
— Ммм-мм. Вив?
Вив вошла и остановилась у края кровати.
— Что, малыш?
— Прости меня.
— За что? Тебе не за что извиняться.
— За то, что я такая балда. Спасибо, что ты так ко мне добра.
— Спокойной ночи, дурочка. Крепкого тебе сна.
В полиции все были с ней очень вежливы. Она была на главной дороге, а второй водитель поворачивал с боковой улицы. Он думал, что она остановилась, чтобы пропустить его, но она неожиданно рванула вперед, поэтому он и врезался. «Любой бы так поступил, — сказал он, — она же просто ненормальная». Показания свидетелей были разными. По мнению одного, она почти остановилась, а другой сказал, что фургон выворачивал слишком быстро, поэтому она никак не смогла избежать столкновения. И, несомненно, по правилам у нее было преимущество в движении.
Вив привезла ее на площадку, куда доставили ее машину после аварии. Страховая компания второго водителя присылала кого-то проинспектировать «транспортное средство». Вердикт гласил, что «восстановлению не подлежит». Белла могла забрать свои вещи перед отправкой машины на свалку.
— Боже правый! — Вив взглянула на машину и положила руку подруге на плечо. — Да ты просто везунчик.
Вив начала выгребать вещи из бардачка, а Белла тем временем обошла машину, чтобы открыть багажник, стараясь не смотреть на капот и бок машины.
Вонь была удушающей. В нос резко ударил тошнотворный запах разложения и гнили. Она еле сдержала тошноту и отшатнулась. Что же это такое? Внезапно ее озарило. Покупки! Вив подошла было поближе, но вонь ударила и ей в нос.
— Что это?
— Не знаю. Курица, креветки — все вместе. Меня тошнит.
— Ладно... Я лезу! — Вив зажала нос и смело нырнула внутрь. Она выволокла два хлюпающих мешка, затолкала их в пустой пакет и покрепче завязала ручки. Потом быстро отбежала, держа все это на вытянутой руке и озираясь в поисках мусорного контейнера.
Белла никак не могла как следует вздохнуть. Она чувствовала слабость и тошноту. Эта вонь... И машина... В этой машине была она...
Я должна заставить себя посмотреть. Должна.
Передняя часть машины и правое крыло были смяты и напоминали небрежно скомканный лист бумаги. Ее пальцы пробежали по металлу, чувствуя все вмятины и острые края. Обе передние фары были разбиты, но осколки стекла еще держались в металлических оправах, похожих на смятые очки. Крыло перед водительским сиденьем превратилось в решето, как будто кто-то с маниакальным упорством колотил по железу.
К горлу ее подкатывает тошнота. Она пытается ухватиться за искореженный металл, но рука соскальзывает, она наклоняется вперед, сгибается пополам, ее рвет прямо на пол. Вдох. И снова приступ рвоты, спазм, и все повторяется снова и снова.
Чья-то рука отводит ее волосы со лба, прикосновение приятное и прохладное. Тихий, успокаивающий голос. Кто-то обнимает ее за плечи, помогает распрямиться, поддерживает. Это Вив.
_____
Они опять сидят у Вив и Ника, держа обеими руками кружки с чаем, как люди, пережившие кораблекрушение.
— Я жутко испугалась, когда увидела твою машину. Вдруг подумала — а если бы?... — Вив, не отрываясь, смотрит в кружку. — Ты должна беречь себя. Кто еще может рассмешить меня и приготовить нам курицу с лимоном?
Вив спрашивает, говорила ли Белла об аварии Уиллу.
— А зачем? Почему это вдруг должно его волновать?
— Боже, ну какой же ты можешь быть противной. Да потому, что он, может быть, все еще с ума сходит по тебе, вот почему! Я никогда не видела, чтобы человек был так влюблен.
— Да, ты полагаешь? — Голос у Беллы ровный, совершенно лишенный эмоций.
— Сама знаешь. И ты тоже была в него влюблена — по уши. Видела бы ты себя со стороны, вы были совсем как два голубка, без конца ворковали.
Белла открыла было рот, чтобы ответить.
— И не пытайся даже отрицать, — пресекла ее попытку Вив. — Я никогда не видела тебя такой счастливой. Извини, что я это говорю, но даже с Патриком ничего подобного не было. От тебя исходило какое-то невероятное сияние. Ты вся светилась.
— Наверно, слишком много румян накладывала.
— Заткнись, ты всегда так. Пытаешься шутить над тем, что для тебя действительно важно. Хоть сейчас перестань. — Вив допила остатки чая. — Ты разве не помнишь, как Ник дразнил тебя, что ты не можешь перестать говорить об Уилле? Не помнишь, как он говорил: «Ну-ка, что сказал бы на это Уилл? Какой у Уилла любимый цвет, а, Белла? Сейчас только полночь. У нас вся ночь впереди. Расскажи нам, пожалуйста, о том, как он смешит тебя, и о том, что он может быть и серьезным. Повтори еще раз, какие у него восхитительные брови». Как ты могла все это забыть?
— Я знаю. Я ничего не забыла.
— Ну, ты что, не можешь ему хотя бы позвонить?
Белла покачала головой:
— Слишком поздно.
Теперь он не захочет разговаривать со мной. И я не знаю, как мне говорить с ним. У меня нет нужных слов.
— Как ты вообще?
— Превосходно. Обожаю каждую секунду своей жизни. — Белла закрывает глаза, и из глаз у нее текут слезы. — Странно. Дерьмово. Неуверенно. Рада, что цела. Обними меня, — просит она.