Первые сомнения Лева стал испытывать еще в 1937–38 годах и появились они чисто арифметическим путем — не может быть такого количества шпионов! Сомнения усилились после ленинградского дела и, в особенности, после «дела врачей». Сестру, работавшую в закрытом НИИ, уволили с работы и она два года не могла нигде устроиться. В 1955 году во время Хрущевской «оттепели» Лев и его товарищ Борис Бакушев организовали кружок, в который входили несколько преподавателей, студентов и учениц старших классов. Читали стихи, запрещенную литературу, вели критические разговоры. Кто стукнул, Лев так и не узнал. В марте пятьдесят шестого его и Бориса взяли прямо из института. Повезли в Лефортовскую тюрьму. Уже не били. Инкриминировали антисоветчину — не получилось, развращение школьниц — тоже не вышло. Тогда пошли другим путем. За Львом числилось все оборудование лаборатории, которое разворовал его предшественник — проходимец и пьяница. Начальство обещало все это списать лишь бы от него избавиться, но дело затянулось. «Недостача» оказалась сто с лишним тысяч рублей (на старые деньги). На процессе судья делал знаки секретарю: когда свидетели говорили в его пользу — не записывать, а когда против — записывать. За «хищение в особо крупных размерах» дали 20 лет, Борису — за соучастие — 10… В камере рассчитанной на 24 человека, содержалось 85! В лагере царил беспредел. Начальство использовало воров для «вышибания» — буквально — плана. Крестьянам, на которых держался план, они оставляли один конверт и одну пачку махорки. Висевший через каждые несколько метров лозунг «Насвободу с чистой совестью» по своему цинизму можно сравнить с гитлеровским «Арбайт махт фрай»…

Лев работал на электростанции. Однажды загорелся рубильник на главном щите. Выключать нельзя — остановятся пилорамы, отправят на дальний участок откуда никто не возвращался… В помещении воздух наэлектризован, малейшая искра вызовет молнию, почище грозовой. Браться двумя руками нельзя — убьет сразу. Надел резиновую перчатку, проволочным крючком вырвал рубильник, загасил и спас положение.

В сущности это был героический подвиг, которого, естественно, никто не заметил. На работу еще кое-как шел, с работы — полз. Долго бы не протянул. Помог случай. Зашел к фотографу, там оказался культорг, тоже из зэков, посмотрел на свои фотографии и заплакал: «я их послать жене не могу». Лева сказал: «Оставьте их мне и приходите через 15 минут». У Льва была кисточка, лезвие, ретушью он владел хорошо: поднял уголки рта и глаз, убрал морщины, уменьшил седину. Когда культорг вернулся — он потерял дар речи! А Льва перевели учителем в школу. Фотоаппарат подарил хороший человек Борис Фисенко. На заработанные за фотографии деньги Лев купил ящик тушенки. В первый день принес в столовую банку, и всю ее вывалил в кашу, в дальнейшем приносил по ложке… Мать прислала фотоаппарат со вспышкой. Жизнь пошла совсем другая. В лагере проводились разные мероприятия и начальство любило фотографироваться. В 1965 году мать добилась снижения срока с двадцати до двенадцати лет и Льву «за хорошее поведение» было разрешено выйти на поселение.

На поселении Лев тоже работал в школе. В 1968 году освободился окончательно и приехал в город Александровск, на сто первый километр от Москвы. В Александровске было много заводов, в том числе оборонных, работать было некому и брали всех. Лев работал в Центральной заводской лаборатории и проработал там до выхода на пенсию в 1974 году, после чего перешел в фотолабораторию несекретного завода легкой промышленности, получил комнату в общежитии, женился. Но жена вскоре заболела и умерла.

Снова занялся активной диссидентской деятельностью. Нащупал товарищей, собирались, читали «Континент», Солженицына, «Доктора Живаго», копировали, распространяли.

В ноябре 1980 года Лев был арестован снова Александровским КГБ. Здесь Лев имел возможность сравнить местное КГБ с московским — в столице были все-таки интеллигентные люди. Дали ему полтора года «за распространение заведомо ложных сведений и порочащих советский государственный и общественный строй слухов». Сидел в Коврове Владимирской области. После освобождения женился на враче, на этот раз еврейке, и прописался в Москве. (Если судили бы за антисоветскую агитацию — не прописали бы).

На счастье он попал в семью, где все занимались сионистской деятельностью. Лев поступил работать в фотолабораторию филиала одного НИИ и там открыл подпольную фабрику по размножению сионистской и религиозной литературы. Печатал Жаботинского, Герцля, учебники иврита, Танах, снабжал ими весь Советский Союз: Ташкент, Тбилиси, Ереван и многие другие города. Не всегда знал куда посылают его продукцию. Работал день и ночь: надо было не только сделать фотокопию, но и сшить, переплести. В неделю выпускал от пяти до десяти книг, в зависимости от количества страниц.

Отношения были такие: его начальница дальше двери лаборатории не входила, а, стоя на пороге, спрашивала: «Лев Яковлевич! Вы не очень заняты? Вы не могли бы сделать то-то и то-то?». — «Очень занят! Но для Вас сделаю!».

Семья была в отказе шесть лет, он — семь.

Печатал до последнего дня. Уже вещи были уложены — все печатал.

Гейман Лев Яковлевич, 1914 года рождения.

Репатриировался в Израиль в ноябре 1989 года.

Сейчас уже мало кто помнит, что в первые послереволюционные годы, а по существу и до самой войны, железная дорога, в отсутствии автомобильного и воздушного транспорта, была единственным общедоступным средством сообщения. Да и телефонная связь между городами осуществлялась по телеграфным линиям, идущим вдоль железнодорожного полотна.

В советское время протяженность железных дорог в СССР составляла треть от американских, а грузооборот превышал половину мирового.

ВИКЖЕЛЬ — Всероссийский Исполнительный Комитет Железнодорожников был мощной организацией и некоторое время возглавлялся таким крупным государственным и политическим деятелем, как Л. Б. Каменев (Розенфельд, расстрелян Сталиным в 1936 году).

Железнодорожники имели свои поликлиники и больницы, свои дома отдыха и санатории, свои школы и институты, свой театр и свою газету, свою железнодорожную форму.

До открытия концертного зала «Россия» ЦДКЖ — Центральный Дом Культуры Железнодорожников — был центром всей культурной жизни Москвы, где считали за честь выступить самые известные артисты и музыканты страны.

Быть железнодорожником считалось почетным делом.

При первых признаках голода на Украине семья Яновичей перебралась из небольшого села на Одессчине в «Ташкент — город хлебный» — название очень популярной в свое время повести Александра Неверова. Отец работал на хозяйственных должностях, одно время был метранпажем в газете «Правда Востока», мать работала бухгалтером. Она вообще была на все руки, хорошо рисовала, успевала учиться на юридическом факультете, закончить помешала война.

Ее старший сын окончил Ташкентское военное училище и погиб на фронте в феврале 1942 года.

Жили в одной комнате пять человек и собака… Потом пристроили вторую.

Было и свое хозяйство: коза, куры, потихоньку держали свинью… Жили на улице Гоголя, почти напротив ЦК, может быть поэтому узбеки и терпели свинью.

Саша учился в русской десятилетке, которая официально не называлась образцовой, но благодаря неуемной энергии и непростому характеру директрисы Анны Васильевны Крючковой, которую за глаза все называли классной дамой, по существу, ею была. Это был благополучный район и благополучная школа и никаких происшествий там не случалось. В школе учились дети Первого Секретаря ЦК Икрамова. Однажды, когда он пришел на родительское собрание — «классная дама» пожаловалась, что трудно работать. «А в чем дело?» — спросил Икрамов. — «Тесно».

И в течение летних каникул — за три месяца! — был надстроен второй этаж. Тоталитарный режим имел свои преимущества.

По окончании школы Саша пошел на железную дорогу и стал работать экспедитором по топливу. Это была ответственная работа — каждый грамм на вес золота. Оттуда направили на учебу в Ташкентский институт инженеров железнодорожного транспорта, который он закончил с красным дипломом в 1948 году. В институте познакомился со своей будущей женой Женей. Оба учились на одном курсе, но на разных факультетах: он — на эксплутационном, она — на механическом, и тоже закончила с красным дипломом.