Прекрасно рисовал, любил музыку, по его проекту построены два полукруглых здания на пл. Гагарина.

Пытался дать больше свободы республикам, ликвидировав вторых секретарей. Предложил не носить на демонстрациях портреты, а идти в колоннах и убрать имя Сталина из названия Института Маркса-Энгельса-Ленина.

«Подлинное освобождение наступит, когда труд перестанет подавлять игру, этика — чувственность, и разум — фантазию».

Кто это написал? Дидро? Руссо? Монтень? Кант? Гегель? — Берия!

(Николай Зенькович, «Тайны уходящего века»).

Скольких людей загубил почему-то не указано.

В двадцатые годы появились многочисленные Нинели («Ленин» наоборот), позже сменившиеся неисчислимыми Станинами. Но всех превзошли родители, давшие своей дочери имя Зинкатра — немыслимая аббревиатура от фамилий, вернее псевдонимов, Зиновьева, Каменева и Троцкого. Когда девочка, в просторечье Зина, стала получать паспорт — ей пришлось признаться. Родителей немедленно арестовали, отец умер в тюрьме, а дочь с матерью выслали…

В Ленина стреляла не полуслепая Фанни Каплан, а правая эсерка Коноплева. Вместе со своим сообщником они были оправданы, «как искренне заблуждавшиеся». Ленин видел второго стрелявшего почти в упор и спросил: «Вы его задержали?» — ЕГО, а не ЕЕ!

Однажды Бен-Гурион, горячий поклонник Ленина, сказал своему тогдашнему помощнику Шимону Пересу: «По своей интеллектуальной мощи Троцкий превосходил Ленина, но он не был вождем» и привел в пример Брестский мир.

Борьба органов против своего народа освещена достаточно полно — один «Гулаг» чего стоит. Менее освещена другая сторона их работы. Между тем за годы войны органами были задержаны более двух тысяч агентов-парашютистов, из них шестьсот с рациями. На транспорте ликвидировано более двухсот шпионско-диверсионных резидентур противника.

Лучшие асы Второй мировой войны:

Эрих Хартман, Германия — 352 (!)

Хирояши Нишизава, Япония — 104

104 немецких пилота имели по 100 побед

Ханс X. Винд, Финляндия — 75

И. Н. Кожедуб, СССР — 62

Константино Катакузино, Румыния — 60

А. Л. Покрышкин, СССР — 59

Джон Е. Джонсон, Великобритания — 43

Дежо Сентдьерджи, Венгрия — 43

Ричард Бонг, США — 40

Из 45 тыс. советских самолетов половина — 24 тыс. — сбиты тремястами немецкими летчиками.

Гитлер неплохо рисовал, а Мао Дзедун был неплохим поэтом.

Мопассан выступал против строительства Эйфелевой башни, так как она «исказит облик Парижа».

Аншлаги в одной из Парижских газет в течение недели.

Во время 1-й Мировой войны президент Франции Пуанкаре попросил Николая II прислать на франко-германский фронт дивизию гренадеров, что и было сделано. По поводу их боевых действий одна французская газета написала: «Русские идут в бой с криками»… твою мать», что в переводе означает «С нами Бог»… (напечатано было полностью, по-русски).

Когда первый англичанин вступил на австралийский берег, он был поражен странным животным, совершавшим прыжки на двух мощных задних ногах, придерживая руками детеныша, сидевшего в сумке на животе, и спросил аборигена, что это такое. «КЕН ГУ РУ», — ответил абориген: я тебя не понимаю.

В 1946 году в Свердловске ехал на трамвае от Уралмаша к центру. Кондуктор объявила: «Следующая остановка — тупик Коммунизма!».

Как в воду глядела…

К началу Великой Отечественной войны ее мама была главным врачом психиатрической клиники Витебского медицинского института. Отец, майор медицинской службы, со своим эвакогоспиталем отступал от Шауляя на Псков с войсками Белорусского фронта. Ада училась в Ленинграде и в составе добровольного комсомольского отряда рыла окопы в районе Луги.

Немецкие войска с катастрофической быстротой продвигались по Белоруссии. Вскоре на подступах к Витебску уже шли ожесточенные бои. Город был взят врагом 10 июля 1941 года.

Когда в городе уже была слышна канонада, мама обратилась в Горздравотдел с настоятельной просьбой организовать эвакуацию душевнобольных. В ответ она была обвинена в распространении пораженческих настроений, что в военное время жестоко каралось. Ее заверили, что город не будет сдан, а если произойдет непоправимое — ее пациенты обязательно будут эвакуированы.

Накануне сдачи города к больнице подъехал микроавтобус, в котором находились панически настроенные работники Горздравотдела. Маме предложили в течение 5 минут собраться и эвакуироваться вместе с ними. На вопрос: «А как же больные?» ответом был истерический крик: «Доктор! Вы понимаете, что говорите? До психов ли теперь! Скажите спасибо, что мы заехали за вами!». Мама заявила, что не может бросить больных и персонал клиники.

В оставляемом нашими войсками городе жизнь больницы переместилась в подвал. Подсчитали, что продуктов хватит дней на 7–8.

Когда смолк шум боя и стало ясно, что город пал, мама вышла на улицу и направилась к центру города. Впечатление от развешанных повсюду гитлеровских флагов со свастикой в центре было омерзительным. В городе уже была сформирована «русская управа» в которой был и медицинский отдел. Маме удалось выпросить для больницы кое-какие продукты и медикаменты. Ей предложили продолжать работать в больнице, но под немецким контролем. Она не имела права выходить на улицу без нашитой на одежде звезды Давида. Мама не собиралась унижаться. Пользуясь тем, что лето было жарким она носила платье без рукавов, а звезду Давида пришила на кофточку, перекинутую через руку. Знак не был виден, но мог быть быстро предъявлен патрулю. Мама не была похожа на еврейку и во время ее редких походов в город ее ни разу не остановили. Их дом по Столярной, 3 сгорел и мама жила в больнице.

Вскоре в Витебске было сформировано и начало активно работать подполье под руководством врача-педиатра, коммунистки Околович. В августе Витебское еврейское гетто, располагавшееся во Дворце Металлистов было вывезено за город и уничтожено. Расстрел происходил за новой больницей, где кончалась Задуновская улица.

Об этом маме рассказала соученица Ады красавица Рэна Рейнгольд — фольксдойче. Она долго жила в Париже, вышла замуж за ученого биолога, сына известного военного и вместе с ним ее семья репатриировалась в Киев.

В городе оставались три врача-еврея: стоматолог Эйнис, гинеколог Ривуш и психиатр — мама Ады, которой уже было 50 лет.

В конце сентября или в начале октября 1941 года утром к маме пришла молодая девушка, связная из подполья и передала от подпольщиков, имевших агентуру в немецких органах власти, что на ближайшие дни намечено уничтожение больных и всех троих работавших там еврейских врачей и что мама должна их немедленно предупредить о необходимости уйти из города. Ранним утром следующего дня их проведут через заставу, где у подполья тоже был свой человек и укажут дорогу к партизанской явке. Из вещей, чтобы не вызвать подозрения, взять только небольшую сумку.

Доктор Ривуш — 70-летний больной человек, отказался бежать, чтобы не обременять остальных, а доктор Эйнис, у которой было двое детей, была задержана еще в городе — она взяла много вещей…

Доктор Околович вывела маму за заставу и объяснила как найти хутор. Осторожно подходя к дому мама услышала громкую немецкую речь — пьяные голоса вразнобой пели «Хорст Вессель» — нацистский гимн. Она поняла, что явка провалена. Дальнейшее Ада с дядей узнали из письма, которое в промерзшую и закопченную ленинградскую квартиру принес 14-летний мальчишка — почтальон. Мама писала, что три месяца, как загнанная волчица, она скиталась по дорогам оккупированной Белоруссии от деревни к деревне. Она говорила укрывавшим ее людям, что война застала ее в Витебске, а живет она в Ленинграде, куда и пробирается, надеясь найти свою единственную дочь. Ее жалели, укладывали на ночь на печь, давали на дорогу немного хлеба и вареной картошки. В письме были и слова о том, что она исполнена великой благодарности к этим крестьянам, ее спасавшим.