— А Джулиан Феннер и загадочный несуществующий телефонный номер? Он тут с какого боку?

— Может, это как-то связано с тем, чем Сильберт занимался в Лондоне? Или с тем мужчиной с фотографии? Я не знаю.

— Но наверняка дело не просто так закрыли, да еще так поспешно.

— Ну да. Они не хотят огласки. Так уж вышло, что Сильберт оказался работником разведки. Скорее всего, во время своей службы он не раз запачкал руки. Судя по твоим сведениям, он до сих пор был задействован. Боссы его не хотели рисковать. Боялись, что какая-нибудь нежелательная информация просочится в прессу. А зачем им обнародовать свои грешки? Потому дело быстренько и замяли. Убийство и суицид. Кровавый кошмар, зато все просто и понятно. И не надо больше никаких расследований. Но нет, тут появился ты, стал бить себя в грудь и размахивать кулаками, кричать, что все произвол и обман.

— Значит, вот я, по-твоему, какой, да? — обиделся Бэнкс.

— Отчасти, — рассмеялась Энни.

— Здорово. Я-то себя представлял рыцарем на белом коне, который сражается с ветряными мельницами и вставляет палки в колеса всяким мерзавцам.

— По-моему, ты смешал целых три поговорки в одну. Ах, Алан, ты же и так понял, о чем я. Это же типично мужское поведение. Выяснить, кто кого круче.

— Нет, меня ты не убедила.

— Ты хоть признаешь, что мое предположение правомочно? Что, возможно, главная жертва тут Хардкасл, а не Сильберт?

— Все может быть. Слушай, а поройся в их прошлом. И Ваймена, и Хардкасла, может, откопаешь чего? Вдруг тебе удастся найти недостающее в этой цепочке звено? Кстати, не исключено, что за Вайменом стоит и кто-то еще. Ему даже могли заплатить за всю эту аферу. Знаю, тебя раздражает моя шпиономания, но вдруг? Вдруг это кто-то из разведки сподвиг Ваймена на все эти шекспировские интриги? Бред, конечно, но вдруг…

— Давай пока лучше сосредоточимся на Ваймене и Хардкасле, чем… ох ты, черт! — вырвалось у Энни.

— Что с тобой, Энни? — забеспокоился Бэнкс.

Взгляду Энни предстала хрупкая, но от этого не менее властная и внушительная фигура суперинтенданта Жервез. Начальница стояла в дверном проеме с кружкой пива в руке.

— А, инспектор Кэббот, — сказала она. — Вот, значит, где вы у нас прячетесь. Не возражаете, если я к вам присоединюсь?

— Конечно нет, мэм, — громко, чтобы услышал Бэнкс, сказала Энни и отключилась.

Бэнкс встревожился. Интересно, как же Энни выкрутится? Мало того что Жервез застукала ее среди рабочего дня в пабе, так еще и наверняка слышала последнюю фразу о Ваймене и Хардкасле. Ну что ж теперь делать, перезвонит позже, как только появится возможность, решил Бэнкс. Поднявшись с газона, он отряхнул брюки. Вечер был упоительный, и маленький парк в центре Сохо постепенно заполнялся: неподалеку на лужайке миловались влюбленные; студентка, усевшись на рюкзак, читала книжку, потертого вида старичок ел сэндвичи, изымая их из бумажного сверточка. Офисные служащие, идущие с Оксфорд-стрит к метро, срезали через парк дорогу. На краю парка в ожидании концерта в «Астории» уже начали собираться молодые люди с прямыми обесцвеченными волосами, все в узких джинсах и в футболках с логотипом какой-то рок-группы. Бэнкс вспомнил, что и сам пару лет назад ходил в «Асторию», послушать выступление группы Брайана. Он тогда остро почувствовал себя старым, эдаким замшелым пнем. Вздохнув, Бэнкс прошел мимо странной беседки в центре парка и статуи короля Карла Второго, пересек Оксфорд-стрит и пошел дальше по Рэтбоун-стрит.

В пабах становилось людно, и у входных дверей толпились курильщики. На Шарлотт-стрит почти все заведения с террасами — «Берторелли», «Пицца экспресс», «Зиззи», — были набиты под завязку. По тротуарам рыскали прохожие, голодными глазами высматривая свободный столик. Рестораны высокого класса с неприметными фасадами, вроде «Пьед-а-терр», заполнятся чуть позже. А пока людям хотелось посидеть у всех на виду в патио, в лучах закатного солнца.

В основном здесь гуляли туристы — помимо американского акцента, Бэнкс расслышал еще и французскую и немецкую речь.

Бэнкс еще не решил, что же ему делать дальше. Но, увидев, что в «Зиззи» освободился столик, энергично ускорил шаг, опередив парочку американцев, тоже положивших на него глаз. Дама недружелюбно уставилась на Бэнкса, но муж потянул ее за рукав, и они удалились.

Бэнкс так пока и не договорился с Софией насчет ужина. Он не знал, во сколько она вернется домой, может, заскочит куда-нибудь перекусить, так что и сам решил подзаправиться. Отогнав мечты о карри, посетившие его несколько часов назад, Бэнкс заказал пиццу и бокал вина. Так как он занял всего лишь столик на двоих, официантка не очень-то и хмурилась, принимая у него заказ. Вскоре ему принесли большой бокал, и Бэнкс, пригубив вино, принялся разглядывать фланирующих мимо прохожих.

Наверное, такую же картину видели и Дерек Ваймен с Марком Хардкаслом, когда две недели назад обедали здесь, в «Зиззи». Обычные прохожие, раздумывающие, где бы поесть. Нарядная публика в вечерних платьях и смокингах. Эти немногие подъезжали на лимузинах и такси к соседнему клубу, что-то праздновать.

Бледные хорошенькие блондинки в джинсах и футболках, с рюкзачками. Седые джентльмены в голубых рубашках-поло и белых брюках, и их спутницы — тощие и загорелые, с перекроенными заново лицами, туго натянутой на скулах кожей и злыми, беспокойными глазами.

О чем же эти двое говорили? Наверное, именно тогда Дерек Ваймен достал флешку и распечатки снимков, которые ему отдала Том Сэвидж. Но показал ли он их Хардкаслу? Прямо за этим самым столом? И как на это отреагировал Хардкасл? Или они и впрямь отправились потом в кино, как и было запланировано?

Нет-нет. Наверное, Хардкасл в тот вечер страшно разозлился и ушел, оставив Ваймена одного. Бэнкс бы на его месте точно ушел. Марк ведь знал, что Сильберт не приедет из Амстердама раньше пятницы, потому и не торопился вернуться в Каслвью. Только на следующий же день он уехал из Лондона. Наверняка снова придирчиво изучил снимки. Наверняка напился. Снова разозлился. Когда Сильберт прибыл домой, Хардкасл уже довел себя до невменяемого состояния.

Том Сэвидж отдала Ваймену флешку в среду днем, около четырех часов. За два часа до ужина Ваймена и Хардкасла. Наверное, он открепил визитку Томасины, которую та, вероятно, прицепила к распечаткам, и сунул в карман рубашки. Возможно, Ваймен не хотел, чтобы Хардкасл узнал, откуда у него эти снимки, — из опасения, что тот попытается разнюхать все сам.

Когда официантка принесла Бэнксу пиццу, он попросил ее задержаться на несколько минут. Она стала твердить, что очень занята, и так оно и было. Однако как только Бэнкс тихонечко предъявил ей удостоверение, она, кивнув, подошла поближе к столику.

— Вы здесь постоянно работаете? — спросил Бэнкс.

— Да, каждый день.

— А две недели назад в среду вы в эту же смену выходили?

— В эту же. Я всегда работаю в эту смену.

— Вы тогда не обратили внимания на двух мужчин, которые пришли сюда около шести вечера?

— У нас полно посетителей, — сказала она. — Много-много. И это было давно.

Бэнкс уловил в ее речи восточноевропейский акцент. Девушка оглянулась, опасаясь начальственного гнева: заметит, что зависла у столика, отругает за болтовню на рабочем месте.

— Двое мужчин, сидели за столиком на двоих. Один передал что-то второму. Возможно, они ссорились, даже ругались.

— Ой, вы про того, который рвал фотографии? — Она прижала руку к губам.

— Как-как вы сказали?

— Я несла заказ к другому столику — вон туда, — и этот мужчина, такой крашеный блондин, взял посмотреть какие-то фотографии, а потом жутко разозлился и давай их рвать!

— Это было две недели назад?

— Этого я вам так точно сказать не могу. Возможно. Мне пора.

Вряд ли в течение полумесяца два подобных казуса могли произойти в одном и том же ресторане, рассудил Бэнкс.

— И потом они ушли? — спросил он.

— Заплатили мне. Раздельно, каждый сам за себя. Очень странно. А потом тот, что рвал снимки, ушел.