— Я знала это с самой его юности. Сложно было не заметить. Не то чтобы он вел себя по-женски, — спохватилась Эдвина. — Нет, наоборот. Он был таким мужественным и сильным, обожал заниматься спортом. Прямо юный греческий бог. Но я по всяким мелочам давно все поняла. Он тщательно скрывал свои наклонности. Во время учебы в школе и Кембридже он изредка куролесил, но вообще-то я практически уверена, что до двадцати с лишним лет любовников у него не было. То есть никаких проблем с законом тут быть не могло. Он же был совершеннолетним.

— А вас его ориентация никогда не смущала? — поинтересовался Бэнкс.

— Нет, конечно! С чего бы это?

— Ну, иногда родителям сложно с этим смириться, — заметил Бэнкс, вспомнив отца Марка Хардкасла.

— Возможно, — пожала плечами Эдвина. — Но раз уж человек таким уродился, зачем пытаться его переделать? Это же бесполезно. С зебры полоски не смоешь. Это ведь тоже часть личности моего Лоуренса, его крест, его выбор. Его путь к любви. Я очень надеюсь, что он прошел его до конца.

— Не знаю, имеет ли это теперь значение, но мне кажется, что он нашел свою любовь, — попытался утешить ее Бэнкс. — Похоже, последние несколько месяцев он был совершенно счастлив.

— Да, когда появился Марк. Мне тоже так показалось. Ох, бедный Марк. Он с ума сойдет от горя. А где он? Вы с ним уже связались?

— Вы знали Марка? — пришел черед Бэнкса удивиться.

— Знала? О господи! Неужели и с ним что-то стряслось?

— Извините, я почему-то решил, что вам уже сообщили. Простите.

Бэнкс и сам не понимал, с чего бы глостерским копам рассказывать ей про Марка Хардкасла. Если бы Даг Уилсон их попросил, то они бы согласились, но он этого точно не сделал.

— Что с ним случилось?

— Мне очень жаль, но Марк тоже погиб. Судя по всему, покончил с собой.

Эдвина громко вздохнула и съежилась в кресле.

— Но почему? — печально произнесла она. — Из-за Лоуренса?

— Возможно, из-за него, — признался Бэнкс.

Энни вернулась и кивнула Бэнксу.

— Миссис Сильберт, мы заказали для вас номер в «Бургундии», — доложила она.

— Спасибо, милая, — ответила Эдвина, вытаскивая из сумочки носовой платок. — Вы уж простите меня, — сказала она, промокая глаза. — Реву тут как дурочка. Просто это уже как-то слишком. Неужели и Марка теперь тоже нет?

— Да. Простите. Он вам нравился?

Убрав платок, Эдвина отхлебнула джина и зажгла очередную сигарету.

— Да, очень. Он так хорошо относился к Лоуренсу. У них было совершенно разное детство, но, несмотря на это, оказалось столько общего!

— Например, любовь к театру? — уточнил Бэнкс.

— Мне приятно думать, что Лоуренс полюбил театр благодаря мне. Если бы я не стала торговать тряпками, подалась бы в актрисы. Он целыми часами торчал со мной за кулисами самых разных театров.

— Значит, его тянуло в театр?

— Да, верно. Там-то они с Марком и познакомились. Вы разве этого не знали?

— Мы вообще пока мало что знаем, — признался Бэнкс. — Расскажите, пожалуйста, про их знакомство.

— Перед Рождеством я приехала навестить Лоуренса, и он отвел меня в местный театр. Такое старомодное, но обворожительное местечко.

— Точно, — согласился Бэнкс.

— У них там как раз шла пантомима. Кажется, по «Золушке». В антракте мы спустились в буфет, и там Лоуренс разговорился с Марком. Я сразу заметила, что между ними пробежала искра, и решила оставить их на пять минут одних. Заявила, что мне нужно попудрить носик, и ушла, чтобы они могли спокойно обменяться телефонами. С этого все и началось.

— Вы после этого часто виделись с Марком?

— Да, каждый раз, когда приезжала в гости. Да и они иногда навещали меня в Лонгборо. У нас в Котсуолде так красиво. Жаль, что они так и не смогли провести там лето. — Эдвина вновь достала платок. — Вот ведь старая дура, расчувствовалась. — Шмыгнув носом, она вздернула плечи и выпрямилась. — Знаете, я бы еще выпила.

На этот раз за напитками отправилась Энни.

— Как бы вы описали их отношения? — спросил Бэнкс, когда перед Эдвиной появился полный стакан джина.

— Они были влюблены друг в друга и не сомневались в искренности своих чувств, но осторожничали и не торопились. Вы не забывайте, что Лоуренсу было шестьдесят два, а Марку — сорок шесть. У обоих за плечами был опыт неудачных отношений и болезненных расставаний. Их влекло друг к другу, однако они не собирались ввязываться в новое любовное приключение, предварительно все не взвесив.

— Марк так и не съехал со своей квартиры, — сказал Бэнкс, — несмотря на то, что фактически жил вместе с вашим сыном в Каслвью. Вы об этом?

— Да. Думаю, рано или поздно он переехал бы к Лоуренсу, но пока они оба с этим не спешили. Кроме того, у Лоуренса в Блумсбери была квартирка, в которую он время от времени наезжал, и, наверное, Марку не хотелось от него в этом смысле отставать.

— Он болезненно относился к таким вещам?

— Марк ведь пробился с самого низа, — напомнила Эдвина. — И был очень самолюбив. Мне кажется, материальное благополучие значило для него куда больше, чем для многих других людей. Вещи служили показателями его успеха. Но это не мешало ему быть чудесным, щедрым и добрым человеком.

— Значит, у Лоуренса была еще одна квартира. А если Марк приезжал в Лондон, он мог там остановиться?

— Думаю, да. Почему нет?

— А вы, случайно, не помните адрес этой квартиры?

Эдвина продиктовала адрес дома неподалеку от Рассел-сквер.

— Квартирка крошечная, — добавила она. — Не представляю, чтобы они могли там жить вдвоем. Они бы с ума друг друга свели. Но для одного человека она просто идеальна.

— Они при вас никогда не ссорились? Может, Лоуренс жаловался на что-то? Ругал Марка?

— Нет, ничего подобного, — покачала головой Эдвина. — Они иногда ссорились, конечно, но это со всеми случается. Обычно они отлично ладили и постоянно над чем-то хохотали. — Она помолчала. — А почему вы спрашиваете? Вы что, думаете, что он…

— Мы пока ничего точно не знаем, миссис Сильберт, — быстро вставила Энни. — Никто не знает, что именно произошло, но мы пытаемся это выяснить.

— Но вы же не думаете, что Марк мог… вот так поступить?

— Видите ли, мы не имеем права исключать такую возможность, — осторожно сказал Бэнкс. — Но не более того. Энни верно заметила, пока мы не знаем, как все произошло. Уверены только в том, что вашего сына убили у него дома, а вскоре после этого Марк Хардкасл поехал в Хиндсвелский лес и повесился.

— В лес? Какой кошмар! Ох, бедняжка Марк. Это ведь было их любимое место. Как-то в апреле они даже отвезли туда меня, полюбоваться распустившимися колокольчиками. Такая красота. Какой все-таки ужас… наверное, потому он себя и убил. Не перенес такого горя.

— Да, эта мысль приходила нам в голову. Как вы думаете, что случилось с вашим сыном?

Эдвина замялась, и Бэнкс догадался, что ее озарила какая-то мысль, делиться которой ей пока не хочется.

— Может, к нему залез грабитель? — предположила она. — У них район богатый, есть чем поживиться.

— Мы отрабатываем эту версию. Но главная наша задача — узнать как можно больше о вашем сыне и Марке. Нам ведь почти ничего не известно. Как они жили, где работали, с кем встречались. Надеемся в этом на вашу помощь.

— Сделаю все, что в моих силах, — кивнула Эдвина. — И подпишу любые бумаги, вы только скажите. Но нельзя ли подождать с этим до завтра? Я что-то вдруг устала, ужасно.

— Конечно, спешить нам некуда. — Бэнкс расстроился, но не показал вида. В конце концов, она уже старый человек. На время забыла про свой возраст и заставила забыть о нем и их, но надолго ее не хватило. Бэнкс и сам не прочь был оказаться дома, так что с легкой душой перенес разговор на завтра. Как раз к этому времени Стефан пришлет результаты анализа крови, и они успеют проверить наличие родимого пятна у погибшего, и, быть может, Дереку Ваймену даже удастся припомнить какие-нибудь эпизоды из жизни Марка.

Эдвина поднялась со стула.