Никита, ощутив нежное сочувствие, попытался было усилить звуковую атаку на барабанные перепонки медицинского тандема, но его робкие потуги было жестко пресечены Александром:

— Тихо, Никита! Тсс. — Выразительный взгляд на Татьяну. — Не мешайте! Объясню позже. Смотри на меня, Никита. Так. Тихо! Сожми мои пальцы. Ну! Сожми руку в кулачок. Во-от. Молодец! Смотри на меня. Та-ак. Как тебя зовут? Ну! Никита, как тебя зовут? Говори! — Умышленная тавтология при формулировке последнего вопроса зачастую помогала «заторможенным» пациентам быстрее вспомнить свои позывные.

— Ни-и-ки-и-та-а, — плаксивые интонации почти заглушали невнятный ответ, но сейчас важна была нить вербального контакта. Сопли и слюни отошли на второй план.

— Молодец! Глаза не закрывать! Смотри на меня! — В болезненной стимуляции натерпевшихся ушей мальчонки уже не было надобности. Достаточно было легкого надавливания. — Никита! Ты невкусное пил? Ну?! «Фу-у» пил? Отвечай! — Александр не знал, как понятней обозначить алкогольсодержащую мачмалу, которой отравился юный экстремал, и пользовался его же терминами, услышанными в полубредовом бормотании. — Бяку пил? «Фу-у» пил?

— Да-а!

— Зачем? — Темнов осекся, поняв неуместную сложность вопроса. — Гмм. Где взял? — Опять не то. Описательные подробности мальцу сейчас были не под силу. — Кто тебе дал? Кто налил? Говори!

Со среднестатистическим забулдыжкой от 14 лет и старше подобный трюк фактически не имел шансов на успех. Еще не пробудившись окончательно, будучи оглушенными алкогольными токсинами, особи постарше уже на сумеречной стадии сознания оказывались заблокированными для выяснения анамнеза, а зачастую и для столь необходимого в данной ситуации продуктивного контакта. У мужчин на передний план обычно выступала агрессивность, у женщин — истеричность. Реже попадались «молчуны», сознательно избегавшие общения с медперсоналом и ограничивающиеся односложными нецензурными высказываниями в адрес особо настырных реаниматологов. Но маленький человечек еще не был посвящен в негласный кодекс, порицающий выдачу собутыльников в критических ситуациях. И к счастью, не был или был недостаточно запуган для этого. Поэтому, поддавшись на требовательные уговоры Александра, он протяжно выдохнул:

— Ма-а-ма-а.

— Во дела! — Татьяна с недоверчивой растерянностью переводила взгляд с врача на мальчишку.

— Никита! Спокойно. Еще раз, — болевая стимуляция внимания вновь понадобилась для пресечения начинающихся рыданий. — Кто дал тебе «фу-у»? Кто налил?

— Ма-м-ма-а, — идентичный первому ответ практически не оставлял повода для сомнений. Учитывая возраст и психоневрологическое состояние опрашиваемого, вероятность сознательной лжи была минимальной.

— Мозговую подпитку капельно, медленно. Начнется рвота — голову набок. Я в холле. — Чеканящим шагом Александр вышел в коридор.

— Ему уже лучше, доктор? — привычно метнулась к врачу тетенька. — Мы слышали, как он разговаривал.

Фактически отодвинув говорливую помеху со своего маршрута, Темнов молча двинулся к матери пациента. Та явно не ожидала столь внезапного внимания к своей персоне и не успела сменить образ нейтральной зрительницы на маску обеспокоенной родительницы.

— Вы мать? — Дамочка вздрогнула от металлических интонаций вопроса.

— Д-да.

— Фамилия Никиты? — Вопрос, казалось, растворился в узком пространстве между врачом и низко склонившей голову женщиной.

— Бирюков, — донеслась из-за спины подсказка родственницы.

— Я не с вами разговариваю! — осадил непрошеную помощницу Темнов. — Опишите мне обстоятельства случившегося. Во всех подробностях.

Мамочка медленно откинулась на спинку лавки. О платке она впопыхах забыла, и взору Александра предстала обильно наштукатуренная, сдобренная растерянно-туповатым выражением физиономия. Помада на губах была наполовину смазана, а осовевшие зеленые глаза лениво избегали прямого взгляда доктора.

— П-поним-маете, м-мы… — Заикание и нечленораздельность речи вполне могли быть последствиями стресса, обусловленного переживанием за любимого отпрыска. Но для Темнова уже стала очевидной иная причина. Он шагнул к робеющей собеседнице и твердым бесцеремонным жестом поднял ее голову, вплотную приблизив свое крупное лицо к ее оплывшей вывеске.

— Вы пьяны, — процедил врач, разгибаясь. — Где ваш ребенок взял спиртное?

— Я н-не з-знаю. Мы п-пришли с р-работы…

— Вы на работе выпиваете? Оригинальная специальность.

Подруга вновь ринулась спасать грозившую окончательно выйти из-под контроля ситуацию:

— Понимаете, доктор, у нас сегодня была вечеринка — сбор коллектива, юбилей бригадира и все такое. Поэтому мы с Мариной немного задержались, а когда вернулись домой… Ну прямо мистика какая-то! Это же надо так совпасть, чтобы и Никита той же гадости хлебнул, которую мы квасили, — защитница вновь расплылась плохо нацепленной лицемерной улыбкой.

— Идите за мной. — Александр подхватил охнувшую мамашу под локоть и фактически поволок ее отягощенное градусом тело к ремзалу. — А вы ожидайте, — тормознул он рванувшуюся за ними хлопотунью.

Никита часто моргал заплаканными глазенками и опасливо похныкивал, соображая уже, что находится в «чужом» месте и лишний раз голос лучше не подавать. Маленькая грудная клетка подвижно колыхалась в такт глубокому взволнованному дыханию, а худые ножки с тщедушной настойчивостью норовили согнуться в острых коленках, свидетельствуя о полностью восстановившемся мышечном тонусе.

— Тихо! — зловещим полушепотом предупредил Александр нежелательную вербальную активность Марины.

Не выпуская руки женщины, он подвел ее к лежащему на каталке сыну. Мальчишеские глазенки с вялой осознанностью уставились на подошедших.

— Никита, кто эта тетя? — Для наглядности Темнов указал пальцем на стоящую рядом посетительницу.

— Ма-а-ма-а, — дикция пациентика заметно улучшилась.

— Это она дала тебе «фу-у»? Выпить «горькое» она тебе дала?

— Да я не… — Женщина дернулась плохо скоординированным движением и, не рассчитав амплитуды, саданулась боком о твердый резиновый поручень каталки. Мобильный лежак, не отягощенный габаритным телом, едва не покатился в сторону выхода, но был вовремя остановлен Татьяной. Мальчонка, утратив едва нарождавшуюся психологическую устойчивость, вновь завыл благим матом.

Впопыхах выдав нехорошее слово, Марина обратила злобный взгляд на Александра:

— С-слушай, лекарь! Не лезь! Лечи и н-не вникай! — Женщина звучно икнула и обессиленно повалилась на табурет.

— Глюкозу ей по вене, сорок кубов! — Темнов направился к выходу. Принимать меры предосторожности в этот раз не имело смысла — дверь была приоткрыта, и в сантиметровой щели четко просматривался часто моргающий глаз с густо накрашенным веком.

— Повтора желаете? — Врач не скрывал злобного ехидства. — Могу обеспечить.

Он нарочито резко толкнул дверь, но глаз вовремя подал влево, и массивная деревянная конструкция вхолостую прорезала пустоту коридора.

— Пройдемте со мной.

Они пересекли небольшой вестибюль, отделявший приемный блок от комнаты оформления пациентов. Темнов без стука распахнул перед настороженно глядящей на него спутницей одностворчатую коричневую дверь:

— Прошу вас.

Сидящая за столом медсестра вопросительно взглянула на вошедших:

— Будете оформлять ребенка в стационар?

— Не совсем. — Александр едва сдержал ухмылку. — Не могли бы вы помочь Татьяне в присмотре за больными. А то там и ребенок, и матери что-то нездоровится. Очень прошу. Всего пять минут, пока я не освобожусь.

Он плотно прикрыл за выпорхнувшей медсестрой дверь и мягко предложил женщине:

— Присаживайтесь.

Притихшая говорунья осторожно опустилась на краешек стула. Темнов обошел стол и сел на место регистраторши.

— Вы мне ничего не хотите сообщить? — галантно уступил он собеседнице право первого хода.

Но, сбитая с толку, тетушка не использовала предоставленный ей шанс. С осторожной растерянностью она медленно покачала головой.