Сидевший в кресле Николай неопределенно передернул широкими плечами:

— Слаба, ясное дело. Но дышит ровно. Над легкими чисто. Давление без стимуляторов держит… Боря бушует. Медленно, дескать, спасаем, — добавил он с легкой досадой.

— Ну это его нормальное состояние, — отмахнулся заведующий.

Борис Николаевич Шницкий, самая харизматичная личность среди врачей города, был известным далеко за его пределами травматологом. Великолепный диагност и ортопед-практик, снискавший любовь и уважение многих пациентов, в общении с коллегами и подчиненными часто проявлял себя человеком жестким и раздражительным.

— Да, подходим к самому интересному, — продолжил Эндяшев. — Санька. Чем ты Драгунковых обидел?

Александр, расслабленно откинувшийся на спинку дивана, встрепенулся от неожиданного вопроса:

— Обидел? Я, кроме дочери, никого из них в глаза не видел. Она изо дня в день, пока ее мамочка у нас лежала, большими списками медикаментов возмущалась. Да и еще пару раз звонили, родственниками представлялись, требовали сообщить диагноз и прогноз для жизни. Я вежливо отвечал, что по телефону мы подобных справок не даем. А что, жалоба?

— Ну жалобой в классическом смысле это назвать сложно. Вчера утром под дверью отделения объявилось трое мордоворотов. Все слегка подшофе, на понтах. В общем, как конкретным пацанам и полагается. Сначала они о тебе спрашивали, фамилию называли, интересовались, работает ли. А когда узнали, что отсутствуешь, меня потребовали. Вот самый рослый из них мне коряво и объяснил, что он имеет честь быть внуком Драгунковой. От матери узнал, что любимую бабушку здесь плохо лечат, хамят постоянно, деньги на ненужные лекарства сбивают. Поэтому он и его верные друзья решили восстановить справедливость и разобраться с оборзевшим лечащим врачом, то бишь с тобой. Я ребятам вежливо объяснил, что у старушки, благодаря, в первую очередь, твоим стараниям, острый период миновал, и что она накануне переведена для дальнейшего лечения в травматологическое отделение. Ты же в данное время откомандирован на курсы. — Заведующий откашлялся, слегка утомленный длинным монологом. — Но внучок уперто допытывался, что за курсы такие и где находятся. Я честно ответил, что лекции проходят в соседней больнице, но по доброте душевной ребят предупредил, что там полон зал докторов. В общем, ушли пацаны ни с чем. Так что с тебя бутылка за отмазку, — закончил Исаак Данилович, улыбаясь. — Уж больно отмороженными они выглядели. На таких лучше не нарываться.

— Хорошо. Будем с вами дежурить, шоколадом угощу, — отшутился Александр.

Хотя смешно ему не было.

Дневная смена прошла по-будничному серо. Александр сегодня был дежурным реаниматологом. Дождавшись ухода коллег, он совершил беглый обход четырех пребывающих в стенах реанимационного отделения пациентов и, уединившись в ординаторской, решил часок вздремнуть. «Послеполуденный сон» был его выработавшейся с детсадовского возраста и, как неоднократно доказывала жизнь, очень полезной привычкой, от которой он по возможности старался не отказываться.

Дежурство — вещь непредсказуемая, сценарий начисто отсутствует. Поэтому регулярные решения Александра проводить послеобеденные затишья в объятиях Морфея с лихвой окупались приливами вечерней бодрости. А ведь именно сумерки, как известно всем опытным дежурантам, таят в себе опасность неприятных сюрпризов, требующих зачастую всенощного бдения.

Он, не раздеваясь, добросовестно улегся на широкий кожаный диван и прикрыл глаза, готовясь отдаться наплыву дремоты. Но сегодня планам на отдых не суждено было реализоваться. Вошедшая санитарка разрушила их известием, что его спрашивают трое молодых людей.

Не спеша потянувшись, Александр поднялся с удобного ложа. Он не был ни удивлен, ни взволнован. Их повторный визит вовсе не явился для него неожиданностью. Неприятные разговоры с недоброжелательно, порой агрессивно настроенными родственниками пациентов были для него не в новинку. «Очередные несколько минут хамства. Перетерпим…» Но волны утихшей с утра досады уже разыгрывались с новой силой.

Вестибюль между кардиологическим и реанимационным отделениями был настолько мал, что троица плотных молодчиков заняла большую его часть. А когда в него вышел тоже отнюдь не мелкий Александр, свободного пространства стало хватать лишь для открывания отделенческих дверей. Так что разговору предстояло происходить в истинно интимной обстановке.

— Добрый день. — Банальное приветствие, нейтральный тон, прямой взгляд. Вежливой полуулыбки Александр добавлять не стал.

— Ты Темнов? — Круглолицый крепыш лет двадцати от роду агрессивно уставился на врача и, не дожидаясь ответа, церемонно объявил: — Драгунковы мы. Поговорить нужно.

— Говорите, коль нужно. — Александр слегка повел ладонями, предоставляя собеседнику право начать.

— Мне мать и тетка на твой беспредел жаловались. Хамишь постоянно, трубку бросаешь, к бабке не пропускаешь. Ты чего творишь-то? — Амбал, насупившись, ждал ответа. Он был чуть ниже ростом, но заметно обгонял по обхвату плеч собеседника. Наметанный нюх Темнова запаха алкогольных стимуляторов не улавливал. И, судя по неподвижному, но весьма осмысленному взгляду маленьких карих глаз, подшофе внучок не был.

— Я действую согласно моим служебным инструкциям, молодой человек. — Тыкать парню он пока не стал, чтобы преждевременно не создавать иллюзии коротконогих отношений. Выканье же могли воспринять как мягкотелость. — Посещение больных в реанимационном отделении запрещено. К тому же однажды я дочь к бабушке все же впустил. Давать справки по телефону мы не имеем права, особенно сообщать диагноз неизвестным людям.

Выдавая внучку тираду стандартных фраз, он присматривался к его свите. Правый задний — рослый толстяк с обтянутым ношеной кожанкой брюшком — неподвижно стоял, лениво облокотившись о стену. Пару раз он, словно вспомнив, что находится на разборках, одаривал Александра угрюмым взглядом, но в основном разглядывал носки своих замызганных ботинок. Левый задний — лилипут тройки — был к тому же еще и самым юным ее участником. Впрочем, держался подросток на уровне, вытянувшись во всю длину более чем скромного роста.

— Ты мне зубы не заговаривай! — Внучок не собирался легко отступаться. Заготовленный им сценарий явно предполагал шумную разборку с врачом, и столь скорое мини-сожаление, к тому же высказанное столь бесстрастным тоном, его не устраивало. — Списки длиннющие кто матери ежедневно сувал и в аптеки гонял? Она без мужика двоих ростит, а у бабки пенсия — кот наплакал. Мы хренову кучу денег за эти дни угрохали! И все без толку. Бабка, как лежала, так и лежит колодой.

— Медикаменты ее покупать никто не заставлял. Она вполне могла и отказаться. Но я честно с первого дня предупредил, что больничных запасов в отделении практически нет, а при отсутствии лечения бабушка может и не выжить. Писали ей лишь самое необходимое. Положительный эффект проведенной терапии состоит уже хотя бы в том, что гематома в мозгу у старушки перестала увеличиваться. Операция ей не понадобилась.

— Да. Но лежит и еле языком ворочает — это результат, по-твоему?! — Амбал все полнее входил в образ разъяренного борца за правду.

— Молодой человек, при черепно-мозговых травмах за несколько дней не выздоравливают. Тем более что организм бабушки ослаблен. Возраст, хронические болезни сердца, легких… На данный момент ее состояние вовсе не безнадежно. Разумеется, потребуется еще много времени и средств, чтобы…

— Средств, мать твою! Моя семья уже все средства исчерпала, а точнее, просрала. И все из-за тебя, мудака!

— Зато больная еще жива! — почти выкрикнул Александр, тут же пожалев о сказанном.

Но красная тряпка уже была брошена.

— «Еще», говоришь! Да ты знаешь, что бы с тобой было, если бы она умерла?! Ты меня за пацана держишь?! — Взбесившийся молодчик рывком расстегнул молнию на куртке и, распахнув ее полы, продемонстрировал кобуру с торчащей рукояткой пистолета и висевший в поясном чехле охотничий нож. — Смотри у меня, лекарь хренов. Упаси бог, с бабкой что-нибудь случится, ты рядом ляжешь.