переделывать не стали, а вместо этого пустили сразу же вторую линию — по переделке
уже готовой продукции.
— В общем, да, — вздохнул Ларош. — Но несмотря на все эти бедствия, самолет начал
поступать в части. И поначалу встретил у летчиков весьма сильное неприятие. Поведение
этого бомбардировщика, скажем так, вызывало недоверие, особенно на взлете и малых
скоростях. Репутация у LеО-45 сложилась быстро: самолет опасный и ошибок не прощает.
Поэтому старались от него отделаться.
— И эта картинка знакомая, — заметил младший лейтенант.
Хопкинс кивнул:
— И в американских ВВС имелись такие самолеты — нелюбимые.
— Лямур, тужур, — фыркнул Ларош. — Бомбить-то надо было! В эскадрильи прибыл
ведущий-летчик испытатель SNCASE капитан Жак Лекарме. К тому времени из-за аварий
уже успели списать три самолета — возникли трудности с управлением на взлете. И тут
Лекарме показал, на что способен «Лиор». Его показательные полеты вызвали всеобщий
восторг, впечатлительные французы, — он улыбнулся, — просто рвались теперь на этот
самолет. И потом уже летчики нормально поднимали LеО-45, без аварий.
— Умно, — сказал Вася. — «Делай как я» — хороший метод обучения. А что во время
войны?
— Десятого мая известного вам сорокового года, — сказал Франсуа, — на вооружении
состояло свыше двухсот LеО-45. Из них только полсотни были боеспособны.
Одиннадцатого их бросили в бой. Они бомбили колонны немецких танков с малых высот
и несли большие потери от истребителей и зенитного огня.
— Напоминает Польшу, — вставил Вася.
— Мда, — вздохнул Ларош. — Шестнадцатого мая двадцать шесть LеО-45 удачно
разбомбили моторизированную дивизию. Бедные беззащитные немцы как раз
заправлялись, и тут на них посыпались французские бомбы. Но такие удачи больше не
повторялись. Летчики Люфтваффе быстро нашли «мертвую зону» LеО-45 и заходили за
шайбы оперения, затем уравнивали скорость и спокойненько открывали огонь. LеО-45
были к тому времени вооружены пушкой «Испано-Сюиза», но пушку эту приходилось
часто перезаряжать и надолго останавливать стрельбу. Всего в войсках было около
четырехсот LеО-45. Потеряно было в боях сто тридцать. Половину из оставшихся
перегнали в Северную Африку.
— Ну так война же скоро закончилась, — сказал Вася.
— Товарищ младший лейтенант, хочу напомнить, — возразил Франсуа, — что война
только началась. После подписания перемирия… Ладно, после поражения Франции… В
общем, правительству Виши разрешили продолжить вооружать эскадрильи LеО-45. Учли
опыт недавних боев: увеличили площадь концевых шайб, пушечную установку дополнили
двумя пулеметами. Стали учить экипажи бомбометанию с пикирования. И с апреля сорок
второго года — с любезного разрешения немцев — возобновили выпуск
бомбардировщиков.
— Какой-то самолет непатриотичный, — сказал Вася.
— А ты, Вася, не тактичный, — упрекнул его Хопкинс.
— Патриотичными могут быть люди, камрад Вася, — откликнулся Ларош. — А самолет
— он просто машина. И товарищ младший лейтенант, кстати, прав: LеО-45 воевал в
составе ВВС чуть ли не всех противоборствующих сторон. Между прочим, имелись LеО-
45 со знаками ВВС США: они перевозили грузы из портов Марокко на передовые
аэродромы в Тунисе и Алжире… А что еще любопытнее — он оставался в строю спустя
двадцать лет после окончания войны. Этот небесный долгожитель летал даже дольше, чем
«Девуатин» — до пятьдесят седьмого года.
© А. Мартьянов. 21.09. 2013.
89. «Камбала»
— Кто это так шикарно заходит на посадку? — Товарищ младший лейтенант Вася
прищурился. — Як-3, конечно, на последнем издыхании, но пока вполне боеспособный.
Из самолета выбрался Франсуа Ларош. Весело махнул рукой Васе и приехавшему в гости
Гансу Шмульке.
— Видали? — осведомился он. — Все объекты уничтожены.
— Вы, кажется, тоже слегка повреждены, — заметил Шмульке. — Точнее, ваш самолет.
— «Слегка» — это не считается, мон ами, — заявил Ларош.
Танкист хмыкнул:
— Ну, на Яке-то, наверное, просто было всех победить.
— Вы не представляете себе, — сказал Франсуа, — насколько непросто. Всегда найдутся
какие-нибудь препятствия и зложелатели.
— Ладно тебе, Шмульке, — Вася обнял приятеля за плечи, — всем известно, что
французы — хорошие летчики. Только вот самолеты у них были плохие. Да и
правительство их подкачало, когда быстренько сдалось Гитлеру.
— Во Франции это называют «перемирием», — вставил Ларош, но заметно помрачнел.
— А как еще это называть? Позорной капитуляцией? — Вася пожал плечами.
— Будем говорить о самолетах, мон ами, и не будем говорить о политике, — предложил
Франсуа.
— А правда, — вмешался Шмульке, — я тоже что-то слыхал о том, что в тридцатые все
французские машины были плохими и, главное, некрасивыми.
Франсуа Ларош тяжело вздохнул:
— Во-первых, далеко не все французские самолеты были уродливы, как Квазимодо. Во-
вторых, далеко не все они были плохими. Вот, например, был у нас тяжелый
многоцелевой истребитель фирмы Liore et Olivier. Выглядел он, конечно, странно. Пилоты
его называли «камбалой».
— О! — возрадовался Вася. — А у поляков были самолеты «Карась» и «Сом»!
— Это, мой пылкий русский друг, были практически официальные названия польских
самолетов, — возразил Франсуа. — Причудливы пути славянской фантазии… А вот
«камбала» — не название, а прозвище, прозвище фамильярное, совершенно
неформальное, отчасти даже пренебрежительное.
— Что подтверждает мой тезис о том, что французские самолеты красотой не блистали,
— заключил младший лейтенант.
— И тем не менее «камбала» оказалась удачным самолетом. Летчики ее полюбили, —
сказал Ларош.
Ганс Шмульке засмеялся:
— Парадокс! И как же такое чудо возникло?
— Как и большинство подобных чудес, — с заказа, — отозвался Франсуа Ларош. — Был
у нас в тридцатые «Потез-631» — тяжелый многоцелевой истребитель. Время шло,
потребовалось заменить «Потез-631» на что-то более современное. Поэтому военные в
тридцать шестом году запросили новый самолет, и сразу несколько фирм предложили
свои варианты.
— Начнем сразу с победителя, — попросил Ганс Шмульке.
— Это же очевидно: «Лиор и Оливье», — вставил Вася.
— Именно, — кивнул Франсуа. — Самолет, который они спроектировали, выглядел,
мягко говоря, не вполне обычно. Короткий и узкий корпус, обшивка — дюраль и фанера,
крылья — только древесина. Двойные вертикальные хвостовые плавники, расположенные
ниже плоскости крыла. Оригинальное шасси: одно переднее колесо убиравшееся в
носовую нишу, и два задних колеса — их ниши помещались в нижней части хвостовых
шайб.
— Такое впечатление, будто конструкторы нарочно задались целью сделать «все
наоборот» и переоригинальничать любых своих предшественников, — высказался Вася.
Ларош пожал плечами:
— Кто знает. Если не экспериментировать, ничего не добьешься. Будут просто скучные
одинаковые самолеты, устаревающие еще до того, как их запустят в серию.
— И то верно, — пробормотал Ганс Шмульке. — А какой экипаж предусматривался для
этого танка?.. То есть, я хочу сказать — для этого самолета?
— Два человека (для дневных полетов) или три человека (соответственно, для ночных