На следующий день придворные перешептывались между собой, что счастье в эту ночь «не состоялось» и что новобрачная всю ночь после свадьбы провела одна в Летнем саду, не желая разделить ложе с нелюбимым мужем. Можно представить себе ярость императрицы, которой, конечно, тут же донесли о случившемся. Рассказывали, что она, призвав к себе Анну, теперь уже принцессу Брауншвейгскую, била ее по щекам, внушая, что уклоняться от выполнения супружеских обязанностей жена не смеет. Упрямство племянницы было сломлено…
Ровно через год у молодых супругов родился сын, названный в честь прадеда Иоанном, а двумя месяцами позже был издан манифест: «…в законные наследники после себя определяю внука своего, принца Иоанна». Так что царем в России после смерти императрицы Анны Иоанновны должен был стать немец — брауншвейгец по отцу, мекленбуржец по матери, — связанный с Романовыми только через свою бабушку, старшую сестру русской царицы…
Как только императрица скончалась, во дворец, где уже собрались все высшие сановники, прибыли родители младенца-царя — принц и принцесса Брауншвейгские. Бирон обратился к присутствующим с предложением выслушать волю покойной государыни. В зале воцарилось молчание. То, что все услышали, было для большинства придворных полной неожиданностью: согласно завещанию усопшей императрицы, преемником российского престола объявлялся принц Иоанн, а правителем государства до совершеннолетия нового царя — назначался Бирон, герцог Курляндский. То есть отныне он получал полную власть в управлении всеми государственными делами, как внутренними, так и внешними. Услышав это, все невольно повернули голову в сторону родителей младенца-императора. Не сказав ни слова и ничем не выдавая своего удивления, принц и принцесса тут же удалились из дворца — ведь они надеялись, что регентом будет назначен кто-либо из них. Царедворцы же немедленно присягнули на верность Иоанну и, подходя по очереди к сиявшему Бирону, поздравляли его с высоким назначением.
Сенат присвоил регенту титул Высочества и определил ему жалованье в полмиллиона рублей в год. Сумма немалая! Сам регент, со своей стороны, уже как правитель государства, назначил жалование родителям императора — 200 000 рублей в год, а цесаревне Елизавете, дочери Петра Великого, испытывавшей постоянную нужду в деньгах, 50 000 рублей. Этой милости она ему не забудет.
На следующий день малютку Иоанна с большим торжеством перевезли в Зимний дворец. Во главе шествия были гвардейцы и регент. Бирон шел гордо впереди кресла, на котором несли кормилицу с ребенком на руках.
Принцесса-мать вместе со своей любимой фрейлиной Юлией Менгден, немкой по происхождению, следовала за ними в парадной карете. Во дворце поздравляли регента, целуя его руку или полу мантии. Бирон весь светился от гордости, с трудом скрывая слезы радости. Ну а царственное дитя, которому неделю назад исполнилось всего лишь два месяца, заливалось плачем, демонстрируя свое явное неудовольствие всем происходящим и словно предчувствуя свою страшную судьбу.
Желая показать себя с наилучшей стороны, бывший фаворит восьмой государыни Дома Романовых начал свое правление с милостивых актов: отменил несколько смертных приговоров, издал манифест о строгом соблюдении законов и о справедливости правосудия, сократил налоги и ввел ограничения в отношении роскоши придворного быта. Он даже приказал выдавать часовым шубы зимой, чтобы в мороз они не «претерпевали» холода. Этими мерами правитель надеялся поднять свой авторитет в народе. А вот родителями младенца-императора регент обошелся сурово: пользуясь своей властью, он даже лишил принца Антона Ульриха чинов и посадил его под домашний арест якобы за участие в подготовке заговора против него. Ходили слухи, что он намеревался отправить Брауншвейгского принца вместе с женой в Германию, а ребенка с самого начала полностью подчинить своей воле. Так что двадцатишестилетний Антон Ульрих, чувствовавший себя обделенным, и Бирон, пришедший к власти по воле своей подруги-императрицы, сразу стали заклятыми врагами.
Зато к дочери Петра Великого, красавице Елизавете, которая в то время вела «рассеянный» образ жизни, меняла одного любовника за другим, регент проявил особое почтение, почти угодливость. Кроме того, он поспешно возобновил переговоры с Голштинским двором о женитьбе принца Петера Ульриха, внука Петра Великого, на своей дочери Ядвиге, некрасивой и горбатой, но очень способной и умной от природы девушке. Брак был почти решенным делом, и Бирон был чрезмерно горд, что хотя бы косвенно, но все-таки породнится с Романовыми.
Но разразилась катастрофа…
Видевшие в лице регента угрозу своему положению, родители императора-младенца, неопытные в дворцовых интригах и чувствующие надвигающуюся опасность, обратились за помощью к Миниху и Остерману. Оба царедворца встали на сторону молодой брауншвейгской четы, так как видели в лице нового регента явного соперника. Эти государственные деятели хорошо понимали, что и они сами не могут считать себя в безопасности: как только в них не будет надобности, их просто уберут с политической арены. Поэтому, получив согласие от принцессы Анны Леопольдовны на арест регента, Миних вместе с графом Левенвольде, тайным советником бароном фон Менгденом, генералами фон Манштейном и фон Бисмарком и несколькими офицерами проникли глубокой ночью во дворец Бирона. Своему адъютанту Миних приказал пройти с гренадерами в спальню регента. Караульным офицерам было заявлено, что они действуют по приказу матери императора. Часовые, стоявшие у двери личных покоев четы Биронов, не оказали никакого сопротивления и позволили людям Миниха войти в спальню.
Посередине комнаты стояла большая кровать. Супруги, мирно возлежавшие на своей роскошной постели, спали так крепко, что не слышали шагов входивших. Генерал фон Манштейн подошел к кровати и, отдернув занавес, крикнул громким командным голосом: «Проснитесь!» Бирон, открыв глаза, сердито спросил: «Что? Что тебе здесь нужно?…»
Полуобнаженного регента, отчаянно защищавшегося от прикладов гвардейцев, за волосы стащили с пышной дворцовой постели и, накинув на него солдатский плащ, выволокли из дома.
Вот уж поистине гром среди ясного неба! Говорили потом, что два немца вырывали друг у друга русское государство, как кружку пива.
Весть о падении Бирона облетела город с молниеносной быстротой и вызвала всеобщее ликование. Площадь перед Зимним дворцом быстро заполнилась народом. По улицам с барабанным боем шли гвардейцы, к дворцу съезжались экипажи. В дворцовой церкви Анна Леопольдовна с супругом и столичной знатью отслужили благодарственный молебен. При пушечной стрельбе и колокольном звоне армия присягнула на верность матери императора-младенца, провозгласившей себя правительницей Российского государства. Ее супруг был объявлен генералиссимусом всех российских сухопутных и морских сил, граф Миних — первым министром. Звезда фаворита бывшей императрицы закатилась.
Бирона вместе с семьей увезли в Шлиссельбургскую крепость, арестованы были его ближайшие родственники и приближенные. Все имущество правителя конфисковали. Невиданное богатство было им собрано за годы служения российскому трону: туалетный стол из чистого золота, украшенный драгоценными камнями, роскошные сервизы, вазы… И на удивление толстая пачка неоплаченных счетов на сумму более чем 300 тысяч рублей. Богатый человек брал охотно, но платил редко. И ни у кого не находилось мужества требовать с него плату за приобретенные товары.
Итак, регент номинального императора Иоанна VI — девятого царя династии Романовых был арестован, а правительницей государства до совершеннолетия царя-младенца была объявлена его мать, принцесса Брауншвейгская. Бирон был отдан под суд и после долгого следствия приговорен к смертной казни, замененной ссылкой в Сибирь. Для его охраны туда направили гвардейского офицера, а для заботы о душе — лютеранского пастора. Даже личный врач Бирона сопровождал его. Миних, страстный инженер и архитектор, оказал своему земляку особое расположение, спроектировав для него специальный дом, предназначенный для суровых сибирских условий. В то время он и не мог предположить, что несколько позже сам вынужден будет жить в этом доме. Какое-то дьявольское предначертание…
