– И ты бы поехал?

– Поехал бы. Это же круто! Родька мне обещал оттуда какой-нибудь сувенир привезти.

– Сам бы вернулся.

– Это само собой, конечно. Привез бы он оттуда пулемет… – Павел мечтательно закрыл глаза, – Ух я бы…

– И что бы ты с ним делал, с пулеметом-то, – Ира вернула его с небес на землю.

Чайник на плите фыркнул. Он тоже не понимал всей прелести обладания пулеметом.

– Пулемет, Ирка, в наше непростое время вещь крайне нужная. Я бы сказал – необходимая! Вот, например, идешь ты в ЖЭК…

Темный профиль недосторенного двухэтажного дома вырисовывался на фоне более светлого неба. Зажатый между широкой сточной канавой и старым зданием школы, он казался пустым и безжизненным. В его очертаниях, присмотревшись внимательнее, можно было разглядеть балки, поддерживающие потолок, битые кирпичи, какие-то бочки в глубине двора, мелкий сор… Заброшенное здание было похоже на объеденную рыбами тушу кита, выброшенную на сушу – торчали остатки скелета, вывалившиеся кишки… И надо заметить, что запах, витавший вокруг здания, мало отличался от запаха, который источала бы туша морского гиганта, гниющая на солнце. Но основным доказательством того, что здание «жило», было короткое жало пулемета, торчавшее из отверстия в щербатой стене второго этажа. Человек за пулеметом лежал неподвижно, рассматривая пустырь, находящийся через дорогу, с помощью прибора ночного видения. Второй боец, вооруженный винтовкой, через окно просматривал перекресток, лежащий южнее.

– Поскорее бы приехали… – сказал по-русски парень с винтовкой.

– Зак, – пулеметчик вопросительно посмотрел на товарища, – ты, похоже, забыл, что я ни хрена не понимаю, что ты говоришь.

– Я говорю – скорее бы приехали. Солнце поднимется – мы тут сваримся… Да и воняет тут, как будто кто-то сдох!

– Это точно. Может быть и сдох…

Солдат с винтовокой был русским и прозвище Зак было сокращением от фамилии Захаров. Фамилия оказалась довольно заковыристой для английского языка и звучала как Заккароф с ударением на первое «а» и быстро сократилось до короткого Зак, против чего он абсолютно не возражал.

В эти предрассветные часы было холодно, наверное не больше пяти градусов, но адреналин ожидания заставлял забыть о холоде и острой каменной крошке, мусоре и пыли, устилавшей голый бетонный пол.

– Слышь, Зак… А вчера был хороший день.

– Согласен. Хороший…

Фраза про «хороший день» стала у парней их взвода ритуальной с первого же дня пребывания в Ираке.

– Фары! – шепотом произнес Зак, наблюдая за перекрестком, и поднял винтовку, положив большой палец на селектор. Пулеметчик напрягся, уперев приклад в плечо.

Свет от фар метнулся влево и растворился в темноте.

– «Дельта-лидер», ответьте «42-Дельта»…

– На приеме, «Дельта-лидер», – отозвался старший группы.

– Грузовик. Проследовал в восточном направлении, – с некоторой досадой в голосе отрапортовал Родион и продолжил всматриваться в темноту.

Предыдущие два месяца парни подыхали со скуки на одном из объектов, который был выделен их подразделению для работы. Ха! Работа… Сидеть с пулеметом в обнимку несколько часов на крыше какого-то старого трехэтажного дома, выбранного в качестве опорной точки? Таращиться в глухие заборы по ту сторону дороги и провожать дулом редкие легковушки? А потом с другим пулеметом, тоже в обнимку, в турели «Хаммера», стоящего у ворот того же дома? Это работа? Единственное развлечение – поездки за провиантом и банный день на основной базе… Ну, или если вдруг начальству приспичит прокатиться по подведомственной территории и выслушать не отличающиеся разнообразием жалобы местного населения, да раздать дюжину футбольных мячиков и десяток-другой шоколадных плиток вечно чумазой, орущей иракской ребятне… «Миста, миста, гив ми чоколад, миста!»

Через неделю им уже все осточертело. Когда они только прибыли в Ирак, происходящее в стране воспринималось невероятно остро, из всех щелей пер адреналин и жутко хотелось повоевать. Но со временем, по причине ежедневной рутины, чувства притупились. День за днем происходило одно и то же. «День иракского сурка»… Ну разве что однажды Вильямсон, возвращаясь из патруля, умудрился на своем «Хаммере» съехать с небольшого моста в канал. Канал был неглубок, но жутко вонюч, так как «проходил по канализационному ведомству». Инцидент вспоминали долго и со смехом. Мост, естественно, тут же был торжественно наречен «Вильямсон Бридж»… Потом еще кто-то «удачно» снес бампером столб, оборвав провода и лишив десяток домов электричества на пару дней.

Вездесущий песок. Всепроникающая пыль. Отупляющая духота. Если днем. Ночью тот же песок с пылью плюс холод и зеленый мир в окуляре ПНВ[5]… Вот и весь их мир. И война.

Война напоминала о себе на брифингах, которые регулярно устраивались на основной базе, ФОБ[6], получившей название «Рустамия» по наименованию района, где была расположена.

Новостные видеосюжеты, поздравления с днем рождения и другими светлыми событиями, присвоения очередных званий… И сообщения о потерях. Имя… Звание… Подразделение… И как ЭТО случилось. Вот к этому привыкнуть было невозможно. Как и к кадрам, которые показывали не только им, бойцам 4-й бригады 10-й горной дивизии, но и всем, кто служил в Ираке, чтобы они не забывали, что они на ВОЙНЕ. Впрочем, кадры жестоких атак боевиков на патрули коалиционных войск и армейские конвои, репортажи с места боев правительственных войск с партизанами благодаря вездесущему Интернету уже давно были доступны всем, кого так или иначе интересовало происходящее на улицах Багдада и других иракских городов. Сюжеты не отличались разнообразием – улица, дорога, конвой… Взрыв. Бегущие люди, пыль, выстрелы, кровь, крики, снова взрывы, боевая техника на улицах… Различались настроения в подаче материала – в зависимости от авторства и реакций, появлявшихся в длинном шлейфе комментариев. Комментарии, как рыбы-прилипалы за акулами, неотступно следовали за видеороликами – от искренне патриотичных и печально-сочувствующих до параноидально-радостных.

Иногда диаметрально противоположные высказывания приводили к словесным баталиям не менее горячим, чем те, что с дьявольской регулярностью происходили на улицах Багдада, Фаллуджи и Мосула. Война напоминала о себе звуками перестрелки, когда далекой, когда близкой, гулкими взрывами, смоляными клубами пожаров, поднимающимися над городом, горячим воздухом, дрожащим не то от страха, не то от одуряющей дневной жары… Или танком, неожиданно выехавшим из угла.

Вскоре, после пары месяцев относительного безделья парням выпал шанс продемонстрировать, наконец, свою выучку. Это стало возможным благодаря двум обстоятельствам. Первое – их взвод сняли с объекта и перевели на основную базу. Их подразделению и еще трем взводам, прошедшим аналогичную ротацию, поручили охрану периметра ФОБ и оказание помощи патрулям в составе групп быстрого реагирования, если возникнет необходимость огневой поддержки. И второе – в течение последних трех недель, с периодичностью в два-три дня, ночью или ранним утром, территорию базы обстреливали из минометов боевики.

Стрелять прицельно по базе было невозможно. Военные сразу же отгородили территории всех баз высокой, в пять с лишним метров, стеной из тяжелых бетонных блоков. Можно было бы просто кинуть через забор гранату или две, но к забору еще нужно было подойти, не привлекая внимания солдат, неусыпно охраняющих периметр. А успеешь ли дернуть чеку и замахнуться? Охрана бдительная. У охраны пулеметы. Пятидесятый калибр, это, знаете, не шутка… Рвет на части в миг… Буквально. Одна нога здесь, другая там… А остальное вообще неизвестно где. Оставалось одно – палить навесным огнем из минометов, причем быстро, особо не целясь. Выпустят такие «стрелки» пару-тройку мин и деру, пока ГБР не примчалась… Промахи при такой стрельбе иногда были катастрофические, до трехсот метров, и от мин боевиков гибли свои же, то есть мирные иракцы. Что пуля, что мина – она же дура, не разбирает, куда летит… Но террористов это, откровенно признаться, волновало меньше всего. В общем, большое беспокойство было по этому поводу. Благодаря системе предупреждения, включающей в себя разнообразные датчики, в великом множестве размещенные на крышах зданий ФОБ, и анализирующую аппаратуру, минометные выстрелы и ракетные залпы выявлялись за пару секунд, а сирена на территории базы предупреждала персонал о возможных попаданиях секунд за пятнадцать-двадцать до первого взрыва. Это позволяло всем, кто оказался вне помещений, быстро скрыться в специальных бункерах. Это были простые, но эффективные конструкции, составленные из железобетонных блоков и плотно обложенных с внешних сторон мешками с песком. Но реальный риск потерь среди личного состава и уничтожения техники, равно как спасительный, но надоевший до чертиков, вой сирен, беготня и вынужденная игра в прятки, потребовали серьезной реакции со стороны командования, которая не замедлила себя ждать. В воздух был поднят беспилотник и запущены несколько стационарных аэростатов, на которых были установлены камеры слежения. Несколько дней и ночей наблюдения, изучение прилегающей к ФОБ местности и анализ деталей прошлых обстрелов позволили установить несколько участков на территории, окружающей базу, откуда, с большой уверенностью, могли вестись обстрелы. Правда предсказать, с какой именно точки будет вестись обстрел, было невозможно. Осложняло ситуацию и то, что боевики использовали простейшие минометы кустарного производства с таймерами, позволяющими выстрелить в сторону базы с замедлением от десяти до тридцати минут. Подобные таймеры, изготовленные из электронных часов и даже механических будильников, находили на местах установки минометов в ходе ответных рейдов. Но сами боевики пока оставались неуловимыми. Надежда на помощь местных жителей была довольно призрачной. Местное население, если и не поддерживало боевиков открыто, но и не препятствовало им, предпочитая не встревать. Кроме того, существовало опасение, что национальные силы правопорядка, спешно сформированные на фоне царящего в стране хаоса из бывших же саддамовских военных и полицейских, могли оказывать поддержку силам сопротивления, сводя на нет потуги сил коалиции.