Монгольские друзья собрали еще 2 миллиона тугриков на вооружение, оснащение и содержание личного состава танковой бригады «Революционная Монголия» и авиаэскадрильи «Монгольский арат». Из Москвы в Улан-Батор была передана телеграмма:

Газета «Унзн» писала 24 мая 1944 года, что Совет Министров и ЦК МНРП призвали всех трудящихся принять личное участие в продолжающемся сборе средств в фонд Красной Армии.

И снова наши побратимы откликнулись на призыв партии и правительства, по всей стране прокатилась волна митингов и собраний, начался сбор средств в фонд Красной Армии.

Бригада отдыхала, пополнялась боевой техникой, и вот приказ: передислоцироваться на другой участок фронта. Танки погрузили на железнодорожные платформы, автомобили пошли своим ходом, и 2 июля «Революционная Монголия» сосредоточилась неподалеку от Дубно.

Здесь гитлеровцы отошли на заранее подготовленные оборонительные рубежи, которые именовали линией принца Евгения. Им удалось задержать продвижение бригады. «Женькина линия», как окрестили гвардейцы этот фашистский рубеж, и в самом деле была укреплена основательно.

Наконец в 50 километрах южнее обозначился успех. И сразу туда по приказу командующего 1-м Украинским фронтом И. С. Конева был переброшен 11-й гвардейский танковый корпус. Танкисты бок о бок со стрелковыми соединениями вошли в прорыв и развивали наступление. «Революционная Монголия» шла на Раву-Русскую.

У хаты остановилась тридцатьчетверка, танкисты откинули люк, выбрались на броню. Не успели спрыгнуть на землю, как выскочила вся семья от мала до велика: хозяин, Михаил Петрович Нишк, его отец дед Петро, жена, дети.

Младший сержант Осипов устало улыбнулся:

— Нам бы водички, только обязательно мокрой да холодной.

Женщина и проворная девочка метнулись в дом, вернулись с корчажками молока. Запрокинув голову, Осипов пил ледяное молоко, белые капли стекали на загоревшую шею. Старик завел с танкистами неторопливый разговор.

— Как же теперь с землицей будет, сынки?

— А как было, так и будет. Государство поможет обзавестись хозяйством.

Старик недоверчиво смотрел на рослого Осипова. Механик-водитель подтвердил, добавив:

— Наш Гриша зря языком молоть не приучен, сам много лет был председателем колхоза на Урале.

— Верно, был, — кивнул Осипов. — Наш колхоз известный. «Страна Советов». Может, слыхали, папаша?

— Где нам… Три года под немцем. А германец все забрал: корову, лошадь…

— Ничего, дедок, будет у тебя еще хозяйство…

Бригада преследовала отступавшего врага.

Форсировать водную преграду — дело многотрудное. «Нужно послать боевого, смелого командира. Подойдет для этого, пожалуй, капитан Иванов», — думал комбриг. Александр Петрович Иванов прекрасно проявил себя еще в летних боях 1942 года, затем на Курской дуге, под Харьковом и Киевом, при взятии Бердичева и в рейде на Черновцы.

Рослый, широкоплечий капитан стоял перед комбригом. Гусаковский смотрел на него и думал, что не ошибся в выборе. Еще юношей шофер-ремонтник из Ленинграда по путевке райкома комсомола поступил в танковое училище. В мае 1941 года получил назначение под Броды, командовал учебной ротой. Там встретил войну.

Комбриг объяснил Иванову задачу, обнял его за плечи:

— От вас, капитан, зависит многое.

— Приказ выполню, товарищ полковник!

— Хорошо. Вслед за вами пойдет передовой отряд, поддержит в случае необходимости. Даем роту танков, роту автоматчиков-десантников, истребительно-противотанковую батарею, саперную роту, зенитно-пулеметный взвод, отделение разведчиков.

— А кто поведет?

— Майор Карабанов.

Алексею Алексеевичу Карабанову, опытному, бесстрашному офицеру, Гусаковский сказал:

— Вам надлежит обогнать пехоту, возглавить левую колонну корпуса и двигаться вперед. В бой не ввязываться, узлы сопротивления обходить. Главное, упредить отступающего противника, не дать ему закрепиться на противоположном берегу. Захватить плацдарм и держать, пока не подойдут основные силы.

Пять тридцатьчетверок с десантом на броне устремились к реке. Десантники, бригадные разведчики и саперы обвешаны гранатами. Имущество: миноискатели, без которых не сыщешь фашистские «гостинцы», взрывчатка, детонаторы, мотки огнепроводного шнура — все аккуратно увязано. Танки обходят заслоны противника, в драку не ввязываются, хотя у гвардейцев руки чешутся. Но приказ строг, и танкисты лишь сообщают в бригаду координаты вражеских огневых точек, «для сведения».

Солнце садилось, показался обрывистый берег Буга. Капитан Иванов выслал разведчиков и, замаскировавшись, долго рассматривал в бинокль противоположный берег, сверяя наблюдения с картой. Вышли к Западному Бугу в районе Доброчина — к государственной границе Советского Союза.

Выше по течению деревня. По широкой приречной деревенской улице спокойно разгуливали гитлеровцы, проезжали автомобили. Ниже по течению виднелась другая деревня, утопавшая в садах; за зеленью не разглядишь, что творится на улицах, но ясно одно — противник спокоен.

Между деревушками в глубине Клусув — железнодорожная станция. Ее-то и нужно захватить.

Вернулись разведчики:

— Моста нет, товарищ капитан. Но брод нашли, хороший: тридцатьчетверка только животик замочит.

— Молодцы! Быстро к броду!.

Первым к воде спустился танк героя форсирования Днестра младшего лейтенанта Кравченко; тогда он шел первым, первым идет и сейчас. Брод мелок, «по животик», но невыгодно открыт, танки, как на ладони, а вражеские артиллеристы несут службу исправно.

Десантников как ветром сдуло; скатываются, укрываясь за машиной, но едва танк выползает на берег — пехота на броне, сейчас потребуется ее помощь. Вражеский берег значительно круче и выше восточного, но за рычагами управления опытный водитель; танк, грохоча, преодолевает песчаный барьер — и он на польской земле.

А она встречает неласково: танк с ходу врезается в болото. Кто мог предположить, что такой благополучный на вид берег может быть топким? Скорее назад, пока машина не увязла — лучшей мишени для немецких артиллеристов не сыскать. Куда идти? Времени на разведку нет. Но вот подоспела помощь.

«Помощь» в рваной куртке, дырявых портах, шляпенке с отодранными полями, худа, как Христос на распятии. Поляк замахал руками:

— Не можно, не можно, паны-туварищи! От туда, туда идите.

И показал костлявой рукой направление. Кравченко быстро определил маршрут. Танк круто взял вправо, а старик еще долго смотрел вслед удалявшимся тридцатьчетверкам. Польский крестьянин не подвел: указал кратчайший путь — впереди замаячили какие-то постройки.

— Перед нами Клусув! — крикнул Кравченко. — Быстрее вперед!

Пять тридцатьчетверок, набирая скорость, рванулись на Клусув и с ходу вступили в бой, а реку один за другим пересекали танки. Форсировав Западный Буг, бригада расширяла захваченный плацдарм.

Впервые «Революционная Монголия» вела боевые действия на чужой территории. Политработники, командиры, коммунисты разъясняли бойцам значение этого события, читали Манифест Национального комитета освобождения Польши, рассказывали о великой освободительной миссии Красной Армии, о братской помощи народу, стонавшему под фашистским ярмом.

В эти горячие в буквальном и переносном смысле летние дни все воины бригады стали пропагандистами, беседовали с населением, используя каждый удобный момент для душевного разговора с трудящимися Польши, разъясняли значение Манифеста, сущность проводимой Национальным комитетом земельной реформы, популяризировали состав комитета. И крестьяне на хуторах, рабочие в освобожденных от фашистов городах откликались на горячее, правдивое слово, помогали освободителям. А бои становились все более ожесточенными.