Анна Ивановна приехала в Россию с небольшой свитой, в марте 1724 г. на коронацию императрицы Екатерины Алексеевны и опять вернулась в Курляндию в конце августа. Но прошло еще шесть лет; много перемен произошло в России: скончались Петр Великий, Екатерина I, похоронили в Московском Архангельском соборе Петра II, и герцогиня Курляндская, помимо других наследников, провозглашена была императрицей Всероссийской.

15 февраля 1730 г. совершился торжественный въезд императрицы Анны Ивановны в Москву.

Прощаясь с героями и героинями нашего рассказа, забудем ли Василия Федоровича Деревнина, благодаря жжению которого мы познакомились с некоторыми особенностями характера благоверной старушки? К сожалению, сведения наши об окончательной судьбе копченого стряпчего крайне неудовлетворительны; 24 сентября 1724 г., т. е. два года спустя после объяснения Прасковьи со стряпчим-казначеем, государь, удосужившись прочесть экстракт его дела, приказал генеральному суду либо принять Деревнина под свой караул, либо отослать его в Юстиц-Коллегию. Надо думать, что в октябре того же года состоялось о нем какое-либо распоряжение, так как дело сдано было (24 октября) на хранение в Тайную канцелярию, в картонах которой оно находится и в настоящее время.

Получил ли Деревнин свободу, или отправлен для отвращения дальнейших проволочек (что случалось зачастую) в Сибирь «на государеву службу» — неизвестно[184].

В заключение нашего историко-биографического очерка выскажем уверенность, что личность блаженной памяти благовернейшей государыни царицы Параскевы Федоровны обрисовалась пред нашими читателями. До сих пор мы встречали эту женщину в наших печатных источниках, в списках лиц, участвовавших в той, либо другой процессии, либо читали два-три слова о внимании и расположении к ней Петра Великого. Затем она все-таки оставалась каким-то бесплотным, бесцветным существом, с именем которого мы не соединяли ни малейшего понятия: Прасковья представлялась нам такой же безличной тенью, какой до сих пор остаются в истории Петра большая часть его сподвижников и сподвижниц.

Мы убеждены, что для полной истории того времени, для ясного, отчетливого знакомства с обществом, с духом той эпохи, с обстановкой Петра, необходимо более или менее близкое знакомство не только с государственными деятелями, сподручниками, птенцами Петра, но и с теми, мужскими и женскими, знатными и незнатными персонами, которым выдалась заметная роль в общественной жизни, которые, наконец, могут служить типическими представителями и представительницами своего времени и тогдашнего общества.

Царица Прасковья — именно одна из таких личностей. В ней мы видим женщину допетровскую, с суевериями, предрассудками и ханжеством, и женщину петербургской преобразовательной эпохи, с умением применяться к обстоятельствам, к характерам влиятельных лиц, с известными уступками современному духу в обучении детей, в препровождении времени, в забавах, развлечениях; наконец, — и это всего важнее, — личность царицы Прасковьи интересна для нас уже потому, что она мать императрицы Анны Ивановны. История Анны — в связи с подробностями всей ее жизни (если мы дождемся такого труда) — ни в каком случае не обойдет царицу Параскеву Феодоровну.

Прислушайтесь к отзывам современников об Анне Ивановне. Анна, по свидетельству одного из них, «не имела блистательнаго разума, но имела сей здравый рассудок, который тщетной блистательности в разуме предпочтителен. С природы нраву грубаго… грубый природный обычай не смягчен был ни воспитанием, ни обычаями того века, ибо она родилась во время грубости России, а воспитана была и жила тогда, как многие строгости были оказуемы; и сие учинило, что она не щадила крови своих подданных и смертную мучительную казнь без содрогания подписывала… Не имела жадности к славе, и потому новых узаконений и учреждений мало вымышляла, но старалась старое учрежденное в порядке содержать… Не можно оправдать ее в любострастии, ибо подлинно, что бывший у нея гофмейстером Петр Михайлович Бестужев имел участие в ея милостях, а потом Бирон и явно любимцем ея был, но наконец при старости своих лет является, что она его более, яко нужнаго друга себе имела, нежели как любовника»[185].

Подобные отзывы об Анне Ивановне, рассказы о ее суеверии и проч., живо представляют нам сродство ее характера, привычек, даже взглядов на вещи с характером, достоинствами и недостатками ее матушки. Влияние царицы Прасковьи Федоровны не могло не отразиться на развитии ее дочери, императрицы Анны Ивановны.

Нам остается сказать несколько слов о портрете Прасковьи. Он помещен в издании г. Фридебурга: «Царственный дом Романовых», и, как видно из подписи, «компонован с портрета Московскаго Новоспасскаго монастыря». Мы не видели оригинала; по словам г. Фридебурга — оригинал рисован масляными красками и надпись его гласит так: «Царица Праскева Федоровна». Несмотря на надпись, мы, однако, сильно сомневаемся, чтоб это был портрет царицы. В сомнение повергает нас костюм Прасковьи: царица изображена, как в копии, так и на оригинале (по свидетельству г-на Фридебурга), с открытой грудью, декольте, в высоком корсаже, с выдавшимся лифом, с короткими рукавами, стянутыми брошками, в богатой меховой мантии, небрежно накинутой на левое плечо. Вообще костюм чисто иноземный, а известно, что царица не любила и не носила его даже до старости, а тем более не могла носить в молодые годы: она представлена красавицей лет 25-ти. Наружность Прасковьи Федоровны, если верить этому, быть может, мнимому, портрету, была весьма привлекательна; она изображена здесь стройной, статной, с высокой грудью, полным лицом и прекрасно очерченными бровями; волосы, зачесанные маленькими завитками на лбу, без пробору, густыми, роскошными косами ниспадают на плечи. В описаниях Новоспасского монастыря, изд. 1802, 1821 и 1843 гг., ничего не говорится о хранящихся в монастыре, портретах.

Эта догадка наша о портрете царицы Прасковьи, напечатанная в 1861 г., в первом издании книги «Царица Прасковья» — вполне оправдалась.

Портрет, изданный Г. К. Фридебургом, исполнен с фантастического изображения царицы. Подлинный портрет царицы Прасковьи найден нами лично в мае 1881° г. в Троицко-Сергиевой лавре, близ Москвы, в зале келий митрополита, в углу. Вполне точная копия с него, но в уменьшенном размере, снята для нас заботливостью архимандрита лавры, высокочтимого деятеля в области исторических исследований — архимандрита Леонида.

Художник Н. К. Брезе вполне искусно и старательно отпечатал этот портрет хромолитографически, и он приложен к настоящей книге.

Михаил Семевский

12 мая 1861 г. и 12 мая 1883 г.

Царица Прасковья — государыне Екатерине Алексеевне

1716 г. февраля 3-го. Из С-Петербурга

Государыня моя матушка и невестушка, царица Екатерина Алексеевна!

Здравствуй, свет мой, на множество лет. Доношу милости твоей: Государь царевич Петр Петрович и государыня царевна Анна Петровна, и государыня царевна Елисавета Петровна, слава Богу, в добром здоровья.

Пожалуй, государыня моя невестушка, прикажи нас уведомить писанием о вашем здравии, чего мы от сердца слышать желаем. Прошу вашей милости: содержи, свет мой, в своей милости мою дочку, какую я видела к ней твою милость, также слышу и заочную твою милость к ней.

А о себе доношу вашей милости: я с детьми своими до воли Божией живы.

«Присем остаюсь — сноха ваша Прасковья кланяюсь»[186].

Примечание. На обороте адрес: «Государыне моей невестушке царице Екатерине Алексеевне».