С первых дней Великой Отечественной войны М.П. Девятаев проявил себя храбрым летчиком-истребителем, несколько раз был ранен. После одного из воздушных боёв под Тулой он совершил вынужденную посадку на поврежденном самолете и оказался в госпитале. Однако до конца не долечился и сбежал на фронт, в свой родной полк. В сентябре 1941 года получил в бою ранение в левую ногу и по решению военно-врачебной комиссии был определен в «тихоходную» санитарную авиацию. Только в мае 1944 года, после встречи с А.И. Покрышкиным, вновь стал истребителем, командиром звена 104-го гвардейского истребительного авиационного полка. К этому времени он имел на счету девять сбитых вражеских самолетов, четыре раза сбивали его самого. Вечером 13 июля 1944 года Девятаев вылетел в составе группы истребителей P-39 на задание. Отражая налёт вражеской авиации в районе Львова, был в очередной раз подбит и ранен в правую ногу. В последний момент он покинул горящий истребитель с парашютом и оказался в плену.

Он прошел несколько лагерей для военнопленных. Из лагеря под Кёнигсбергом пытался бежать, сделав с товарищами по плену подкоп, но по доносу предателя был схвачен и приговорен к смерти. В лагере «Заксенхаузен» Михаил Петрович выжил, благодаря парикмахеру из числа заключённых, который заменил его бирку смертника на бирку штрафника, а потом при помощи подпольщиков его перевели из штрафного барака в обычный. Но в конце октября 1944 года М. Девятаева в составе группы из 1,5 тысяч заключённых отправили работать на секретный полигон Пенемюнде, расположенный на острове Узедом. Там немцы испытывали свое секретное ракетное оружие,[359] что для всех узников концлагеря означало неминуемую смерть сразу после окончания работ. Выход был один — бежать. Но бежать с острова можно было только одним способом — угнать самолет с расположенного рядом с лагерем немецкого аэродрома. О том, как готовился и был осуществлен этот дерзкий, уникальный побег с тщательно охраняемой средствами ПВО и службой СС базы, написано немало. Побег оказался удачным не только благодаря удивительному стечению многих обстоятельств, но и выдержке, находчивости и самоотверженности М. Девятаева и десяти его товарищей.[360]

Известный журналист В. Песков, встречавшийся с М.П. Девятаевым, в 1985 году писал в очерке «Побег», опубликованном в «Советской России»: «Экипаж тяжелого двухмоторного бомбардировщика,[361] с которым до этого Михаил Девятаев встречался лишь в воздухе, состоял из шести человек. Беглецам предстояло поднять его силами одного изможденного узника. «Главное: запустить, вырулить и взлететь… Случай помог проследить операции запуска. Однажды мы расчищали снег у капонира, где стоял такой же, как «наш», «хейнкель». С вала я видел в кабине пилота. И он заметил мое любопытство. С усмешкою на лице — смотри, мол, русский зевака, как легко настоящие люди справляются с этой машиной, — пилот демонстративно стал показывать запуск». Заговорщики стали теперь обсуждать детальный план захвата машины. Заучено было: кто ликвидирует вахтмана, кто расчехляет моторы, кто снимет струбцинки с закрылков… «Степень риска все понимали: может поднять тревогу охрана; может неожиданно кто-нибудь появиться у самолета; машина окажется без горючего; не запустим моторы; могут, быстро хватившись, загородить полосу взлета; могут вслед послать истребителей; могут возникнуть и непредвиденные осложнения. Сам я мысленно думал: шансы — один из ста. Но отступать мы уже не могли».

И они не отступили. Фашисты послали в погоню истребитель, но немецкий летчик не смог обнаружить беглецов. Девятаев летел, ориентируясь по солнцу. После того как самолет был обстрелян нашими зенитками, пришлось совершить посадку на брюхо южнее населённого пункта Голлин, в расположении артиллерийской части 61-й армии.

Михаил Петрович вспоминал об обстоятельствах этого невероятного побега: «Когда мне оставалось два «дня жизни»,[362] мы смогли осуществить свой план — в обеденный перерыв убили конвоира, забрали его винтовку, с большими трудностями, но запустили двигатели. Я разделся по пояс, чтобы никто не видел полосатой одежды, загнал ребят в фюзеляж и попытался взлететь. Самолет почему-то не поднимался, взлететь не удалось, в конце полосы, когда я развернул самолет обратно, мы едва не свалились в море. Зенитчики побежали к нам, солдаты, офицеры отовсюду. Наверное, думали, что один из их летчиков сошел с ума, тем более, что сидит голым.

… меня осенило, что самолет не взлетает из-за того, что триммеры на посадочном положении. «Ребята, — говорю — давите здесь!» Навалились, все-таки три человека, пересилили. И только так, почти чудом, взлетели…

Смотрим, наши солдаты. А прямо по полету в лесу полянка была. Я чудом посадил самолет, прямо воткнул его, аж шасси обломилось… Скоро начали подбегать наши солдаты: «Фрицы, сдавайтесь!» Мы выпрыгнули из самолета, наши, как увидели полосатых, одни кости, никакого оружия, нас сразу стали качать, понесли на руках. Видят, мы голодные, привели в столовую. Там кур варили, мы и набросились. Врач у меня курицу отбирала, я бы объелся, голодный — и вдруг курицу жирную, сразу нельзя, можно даже умереть. Я тогда весил меньше 39 килограмм…».[363]

Во многих публикациях последних лет утверждалось, что М. Девятаев и другие участники героического побега были репрессированы и до 1953 года находились в концлагерях ГУЛАГа. В других статьях и очерках, в том числе и в официальном некрологе, говорилось, что Девятаев был осужден военным трибуналом, утверждалось также, что он и другие беглецы были направлены в штрафные роты, что М. Девятаев 14 месяцев отсидел в лагере и т. п..[364] На самом деле он содержался лишь в фильтрационном лагере НКВД. Особисты, естественно, не поверили, что узники Узедома сами смогли угнать самолёт. Их подвергли долгой и унизительной проверке. Но до суда дело не дошло. В рассказе М. Девятаева нет и намека на это: «… тогда, в 45 году, когда у меня все расспросили,[365] отправили на сборный пункт. Потом нас пешком повели из Германии через Польшу и Белоруссию в Псковскую область, на станцию Невель. Привели к озеру. Вокруг озера лес. Ворота, над ними написано «Добро пожаловать», а кругом колючая проволока. Говорят: «Ройте себе землянки». Мы сделали землянки, сена накосили, на сене спали. В октябре уже стало холодно. Домой не отпускают, и переписываться нельзя. Там, в Невеле, содержались бывшие пленные и вывезенные в Германию советские женщины…Потом все-таки меня в декабре отпустили… Мне еще повезло, не посадили. Все-таки не все дураки, хотя дураков у нас много».[366]

В лагере Девятаев пробыл в общей сложности около 10 месяцев. Но на этом его мытарства не закончились. Клеймо военнопленного в те годы ассоциировалось с предательством, и отношение к Михаилу Петровичу было соответствующим. Долгое время он не мог устроиться на работу. Потом все же взяли в речной порт, работал грузчиком, дежурным по вокзалу. А капитаном катера стал только в 1949-м.

Поворот в его судьбе связан с именами С.П. Королева, заведующего отделом газеты «Советская Татария» Я. Б. Винецкого и собственного корреспондента «Литературной газеты» Б. М. Гизатуллина. Благодаря этим людям в марте 1957 года вышла статья о подвиге Девятаева, а в августе он стал Героем Советского Союза. Позже М.П. Девятаеву довелось встретиться и с бывшими врагами, в том числе с отставным немецким генералом, бароном Штейнгофом, который подарил ему громадную хрустальную вазу с надписью: «Самому храброму человеку на земле».[367]