И шли по трупам. Из донесений «стукачей» можно было составить картину массового вредительства. Самолеты доходили до окончательной приемки с таким количеством дефектов, что казалось, будто на заводе действует огромный отряд диверсантов. Лишь секретные акты расследований катастроф содержат имена безвестных летчиков, которые бились на «пешках». Говорят, когда погибшему Петлякову был установлен памятник на Арском кладбище в Казани, имели место случаи расстрела его из табельного оружия подгулявшими и доведенными до отчаяния летчиками. Они, не скрывая, говорили, что путь от заводского аэродрома до фронта выслан разбившимися самолетами.

Но в чем была вина Петлякова? Его «пешка» требовала еще серьезных доводок, но «план товарища Сталина» был важнее. Каждая катастрофа или авария выявляла все новые дефекты, которые пытались наспех устранить. Так и шли по трупам. Считалось, что война все спишет».[231]

В.М. Петляков был одним из самых талантливых авиаконструкторов того времени, но он все время оставался в тени своего учителя, и не удостоен даже звания Героя. 12 января 1942 года В.М. Петляков погиб. Самолет, на котором он летел в Москву, загорелся и разбился у деревни Мамешево, неподалеку от Сергача. По поводу его гибели ходило немало слухов и домыслов. Говорили даже, что катастрофа не была несчастным случаем и что ее специально подстроили. Хотя каких либо данных в подтверждение этой версии не имеется. В числе других версий — отказ одного из двигателей.[232]

Л. Селяков, считая ее несостоятельной, писал об обстоятельствах авиакатастрофы следующее: «Владимир Михайлович был срочно вызван в Москву и он должен был с А.М. Изаксоном срочно вылетать. Директор завода Ю.Н.Карпов отказал ему в транспортном самолете Ли-2 и Владимир Михайлович решил воспользоваться улетающими на фронт самолетами Пе-2. Он разместился в задней кабине стрелка-радиста, прямо на полу, на нижней стрелковой установке, а стрелок, практически, сел на него верхом. В результате нижняя сфера самолета оказалась без защиты, так и полетели… Самолет, на котором летел Владимир Михайлович, попал в снежный заряд большой интенсивности. Летчик потерял ориентировку по высоте полета и столкнулся с холмом в районе Арзамаса. Много всяких кривотолков было по поводу причин катастрофы. Было предположение, что в полете возник пожар. Надо прямо сказать, что самолет Пе-2 был насыщен большим количеством электрических дистанционных систем управления… Это был первый в Союзе самолет, на котором так широко была внедрена электрика. И это было правильно. Но некоторое недоверие к новому, к электрике, всегда приводило к мысли, чуть что, так пожар. Так было и здесь… На любом управляемом 2-х моторном самолете отказ одного двигателя в полете не может привести к катастрофе. Возмущение, вызванное отказом двигателя, легко парируется действиями пилота. Отклонение органов управления, потребное для парирования этого возмущения, мало и практически не затрудняет пилота…».[233]

Место Петлякова занял В.М. Мясищев, который до этого работал в его отделе начальником бригады крыла. Вскоре Мясищева назначили главным конструктором завода, на котором выпускались Пе-2 и он многое сделал для усовершенствования и массового выпуска этих машин для фронта. Занимался Владимир Михайлович и созданием своей машины — высотного бомбардировщика ДВБ-102, вобравшего в себя все самое передовое, что было на то время в мировой авиации. С использованием новейших технологий были сконструированы герметические кабины экипажа, трехколесные шасси с носовой опорой. Самолет отличала высокая степень электроавтоматики, стрелково-пушечное оборонительное вооружение было дистанционно управляемым, заливка топлива производилась непосредственно в кессонную часть крыла.

В.М. Мясищев на несколько месяцев опередил конструкторов американской фирмы «Боинг», создавшей бомбардировщик Боинг В-29 «Суперфортресс» (B-29 Superfortress — «Сверхкрепость»). Первый полет самолета ДВБ-102 был совершен 17 февраля 1942 года, а «летающая крепость» В-29 поднялась в небо только 21 сентября. После завершения государственных испытаний ДВБ-102 был оценен достаточно высоко, В.М. Мясищева наградили орденом Суворова II степени. Однако поставить на серийное производство этот самолет в годы войны так и не удалось.

Герой Советского Союза (1937) генерал армии Дмитрий Григорьевич Павлов (1897–1941) — участник 1-й мировой войны, был дважды ранен, находился в плену. В Красной Армии с 1919 г. Командир взвода, эскадрона, помощник командира кавалерийского полка. Командир 10-го и 75-го кавалерийских полков, 6-го механизированного полка и 4-й мехбригады. Участвовал в боевых действиях на КВЖД в 1929 г., в 1936–1937 гг. — был главным советником по танковым войскам и командовал танковой бригадой в Испании. После возвращения — назначен начальником Автобронетанкового управления РККА. В 1939–1940 гг. участвовал в советско-финляндской войне. С июня 1940 г. — командующий войсками Белорусского (с июля 1940 г. — Западного) Особого военного округа. В 1941 г. присвоено звание генерала армии. С началом Великой Отечественной войны — командующий войсками Западного фронта. Арестован 4 июля 1941 г. 22 июля осужден ВК ВС к расстрелу. Приговор приведен в исполнение в тот же день. Посмертно реабилитирован.

Самым крупным «контрреволюционным» делом в начальный период войны был закрытый судебный процесс Военной коллегии Верховного суда СССР над командующим Западным Особым военным округом Героем Советского Союза генералом армии Д. Г. Павловым и его подчиненными — генерал-майорами В. Е. Климовских (начальник штаба), А. Т. Григорьевым (начальник войск связи) и А. А. Коробковым (командующий 4-й армией).

Об этом деле в последнее время написано достаточно много.[234] Поэтому отметим лишь некоторые его особенности.

Прежде всего — это предрешенность вопроса о применении высшей меры. Вождю необходимо было возложить на других ответственность за неподготовленность страны и армии к войне. Сталин даже не принял вызванного в Москву генерала. А Молотов, у которого Павлов побывал, был холоден и не подал руки.

Отсюда проистекала вторая особенность — произвольность выбора виновных. Другими словами — в спешке вместе с Павловым взяли тех, кто оказался рядом. Вряд ли кто будет сегодня оспаривать правоту слов начальника штаба 4-й армии Л. Сандалова о том, что генерал Коробков попал под жернова лишь потому, что его армия, несмотря на громадные потери, продолжала существовать и не потеряла связи с штабом фронта: «К концу июня 1941 года был предназначен по разверстке для предания суду от Западного фронта один командарм, а налицо был только командарм 4-й армии. Командующие 3-й и 10-й армиями[235] находились в эти дни неизвестно где, и с ними связи не было. Это и определило судьбу Коробкова»

Для выполнения «разверстки» 2 июля в штаб Западного фронта прибыл известный специалист по этой части главный армейский идеолог Л. 3. Мехлис. А 6 июля он уже телеграфировал вождю о проделанной работе:

«МОСКВА, КРЕМЛЬ, СТАЛИНУ

Военный Совет установил преступную деятельность рада должностных лиц, в результате чего Западный фронт потерпел тяжелое поражение. Военный Совет решил:

1) Арестовать быв. начштаба фронта Климовских, быв. заместителя командующего ВВС фронта Тодорского[236] и начальника артиллерии фронта Клич.

2) Предать суду военного трибуна командующего 4-й армией Коробкова, командира 9-й авиадивизии Черных, командира 42-й с.д. Лазарейко,[237] командира танкового корпуса Оборина.