- К-кароче, - заявил он за всех, - мы б-будем д-драться. За Лес.

К-кто не сдохнет - ост-таётся жить с вами.

Псы и их подруги показали оружие - ножи, кастеты, цепи, пару нунтяку, а Заика - револьвер.

Рысь наморщился на Заику, Заика на Рыся, и Рысь велел им выбросить всю наркоту, включая сокровенные заначки; Бездомные порычали, но послушались.

От семейства Собачьих явился ещё взбудораженный своей решимостью чёрный Пудель, стыривший у хозяина охотничий дробовик и патронташ - этот всё трогал себя за сердце, где нагрудный карман с фотографией хозяйских детей-близняшек, от которых он ушёл, едва не плача. Сломав два зуба, перегрызла цепочку и прискакала в Лес красавица Пума - любимица жены какого-то генерального директора; она прихватила с собой карманный «браунинг» госпожи, пару коллекционных кинжалов и ятаган.

Белый Олень оглядывал пришедших, расспрашивал - и принимал. Никто не пойдёт в осаждённый Лес ради встряски нервов или забавы, зная, что войти туда - ещё кое-как, а выйти - совсем никак. Сейчас годилась любая помощь - и сухое молоко Эвы, и ятаган Пумы.

Но организационная суета понемногу стихала - Оленю доложили, что конвой со зверятами благополучно прошёл периметр и добрался до Буреломной Пущи, что Медведи отступили с малыми потерями, что в лагере принца удалось взять немного оружия, да ещё три ствола принесли Рыся с Росомахой, что человечьего подростка с фотографиями проводили до безопасной дороги в город.

Оговорив все дела, Олень велел Рысю разбудить себя через два часа - а при необходимости и немедленно - и лёг (точней, упал) на койку.

Сон, добрый сон простёрся над Лесом, разлился тягучей зевотной дрёмой, отяжелил веки, объял усталой истомой тела, наполнил мысли неудержимым желанием спать, спать, спать…

Приоткрыв рот, постанывая, спал Олень - и во сне бежал по выгоревшему, сожжённому Лесу на далёкие крики Лани, терявшиеся в едкой гари, и ноги вязли в пепле, будто в болоте.

Волчок и Эва долго шептались, но сон поборол в них кофейную бодрость, повалил рядом - они только успели найти в темноте руки друг друга и поплыли вместе по медленным волнам серебряного лунного моря.

Гиена, взваливший на себя многотрудные обязанности военного советника, занял за столом опустевшее место Оленя и совещался с командирами боевых отрядов - надо было уточнить в деталях план Белого, а без звериного знания

Леса тут не обойтись. Говорили и Волки, и Медведи, и Туры, добавил кое-что и Рысь; с вниманием выслушали Вука, чей род волей-неволей уже не первый век был замешан в людских войнах; пару слов по теме проронил Татцельврум - дед оказался куда головастей, чем можно подумать на первый взгляд. Гиена подвёл в уме итог - лесное войско пёстрое, рьяное и необстрелянное, но другого нет и потому первое - не терять связи, чтоб не рассыпаться на действующие вразнобой кучки. Кротам - вести тоннели под лагерь с новых направлений.

Куницы зашли в тыл противника и ждут сигнала? Отлично, а для завязки боя создадим группу из Бродячих и Пуделя - этим взять дымовые шашки и «коктейль Молотова». Пусть принцева сволота боится и шаг ступить из лагеря. Не давать им ни минуты покоя!

- Наши патрули все на связи? - осведомился под конец Гиена, и Дятел кивнул - ему хватало провода, чтоб разнести по Лесу несколько полевых телефонов, переделанных из детских игрушечных. - Собирать их донесения каждую четверть часа. Приготовить снаряжение, подхарчиться и - спать. В три часа выходим.

Заснул он сразу, сунув под голову сумку с бинтами; он не видел, как улыбнулась ему глазами Росомаха, неслышным шагом проходя мимо, не слышал, как Пума булькает оливковым маслом на клинок ятагана, чтоб тише выходил из ножен, и как Рыся щёлкает трофейным «узи». Вскоре легли и они - один Татцельврум, прикрыв перепонками глаза, остался бодрствовать у коптилки, да бессонный Дятел переговаривался с постами охранения.

Гиене снилось, что он снова стоит в Лесу, окружённый деревьями, а они смотрят на него. Ох, как смотрят! Он был рад попятиться, а некуда - сзади те же деревья.

Что вы уставились? Я всё сказал!

Нет, - шевелил листву ветер.

Ты охотился на людей, - шептала трава.

А вам-то что?

Ты убивал.

Я боец, но не каратель, - объяснял он. Поймут ли?… - Я детей не трогал и по женской части не марался. Всё же я человек, а не скот…

Да, человек, - промолвило раскидистое дерево, - но до скота тебе недалеко, если считаешь, что одних людей можно убивать, а других нет.

Я так не считаю… - пробовал возразить он.

Считаешь. В своей стране ты вёл себя как человек, но когда тебя звали поохотиться в чужие земли - охотно ехал, оставив имя Человека дома и прихватив только остаток совести. Скоро ты потеряешь его где-нибудь в аэропорту или забудешь в камере хранения, и на других людей будешь смотреть как на дичь - только потому, что они грязнее тебя или беднее твоих нанимателей. А человечью маску ты будешь одевать на родине, чтоб люди не пугались твоих клыков.

Хватит! - оборвал он шум деревьев. - Не вам меня учить!

Не нам… не нам… - затихал Лес и Гиене стало вдруг страшно - то, что говорило с ним, исчезло, но слова всё звучали в голове; он побежал, запнулся о корягу, но успел смягчить падение, выбросив руки - и ладони заскользили по закраине ямки со стоячей водой; из водяного зеркала к нему метнулась оскаленная морда в жёсткой шерсти и остановилась нос к носу - тут он понял, что видит себя, закричал, вскочил, сжал голову ладонями…

- Э, ты чего? - потрясла его за плечо Росомаха, когда он с криком проснулся и сел; он встрепенулся, сбрасывая с себя её ладонь:

- Отвянь! без тебя тошно…

- Лес мудрит над тобой, - покачала она головой, глядя печально и понимающе; куда девалась давешняя крутота?

- Чего это ты разлеглась тут - для тепла поближе? Ведь не холодно, сощурился он, а сердце всё не унималось, всё стучало изнутри в рёбра.

- Да так, - беззаботно тряхнув волосами, она поднялась и стала заправлять гриву под платок. - Скоро время, пора… Рыська, вставай, - она потормошила подругу.

С лёгкой росомахиной руки зашевелился весь лесной табор, спавший вповалку; Олень встал чуть раньше - они с Рысем проверяли оружие.

- Доктор! Бобёр! - вопль поднял Эву, и Волчок тоже вскинулся; бегом несли кого-то на носилках, а Бобёр, мгновение назад спавший, уронив голову на стол, уже спешил навстречу, заправляя дужки очков за уши.

Маленькая Выдра бессвязно бормотала, металась, задыхаясь, мордочка у неё странно розовела.

- Из реки напилась. А мать-Выдра… - Барсук безнадёжно махнул рукой.

Бобёр засопел - его родня и детишки тоже были на реке.

- Мы всех упредили насчёт водопоя… И водозаборный насос застопорили.

Что с ней?

- Давайте зонд, - буркнул Бобёр, - и раствор марганцовки. Эва, помоги - надо промыть желудок. Быстро ей метиленовую синьку - в вену, пятьдесят кубов. Многие пострадали?

- Да - их несут сюда.

- Бегите к Оленю, - вскинул глаза Бобёр. - Надо разрушить Бобровую Плотину.

- Да как же ?! - оторопел Барсук. - Строили-строили…

- В реке отрава, что-то цианистое. Выше плотины яд накапливается надо дать воде сойти, смыть всё это. Пить только из родников. Ну?!

От новости, принесённой Барсуком, Гиену замутило, и он невольно плюнул, словно во рту уже запахло горьким миндалем. Ну, принц…

- Й-ад? - Заика облизнул жёлтые зубы. - Живод-дё-ры, п-паскуды…

П-пашли, ребя!

Пришлось пересмотреть планы - часть народа Олень отправил на расширение стока в Плотине, а Росомаху с её девчатами бросил на поиски отравителей вверх по течению. Расставание отрядов было коротким и деловым хлопки по плечу, быстрые рукопожатия, проверка связи, затяжка ремней;

Росомаха - замоталась так, что одни глаза на лице - протолкалась к Гиене и серьёзно дала руку.

- Свидимся - сочтёмся.

- Договорились.

Винтом завертелся Волчок, зыркая то на медпункт, то на Оленя - его разрывало и драться, и не оставить Эву; равновесие страстей нарушил Заика: