— Вы заступаетесь за него? — удивленно спросила королева. — Неужели его защитницей является Мария Сэйтон, та самая Мария, которая опровергала все хорошее, что говорил Роберт Сэррей о своем друге?

— Не говорите мне о Сэррее, ваше величество! — попросила Мария Сэйтон. — Ни в ком не пришлось мне так разочароваться, как в этом господине.

— Я уже слышала это от вас неоднократно, — заметила королева, — но потом вы каждый раз брали свои слова обратно.

— Потому что я раньше не замечала в нем полнейшего отсутствия какого бы то ни было чувства! Не требуйте от меня, ваше величество, дальнейших объяснений и последуйте совету вашего самого преданнейшего друга: не играйте сердцем лорда Лейстера!… Лучше ушлите его отсюда… Вспомните о несчастном Кастеляре!

При упоминании этого имени Мария Стюарт смертельно побледнела. Она молча протянула руку своей фрейлине и направилась в спальню.

Глава десятая

НЕМАЯ

Дэдлей вышел из апартаментов королевы и прошел через длинный коридор в отведенные для него комнаты; он не заметил, что одна из боковых дверей, примыкавших к коридору, тихонько открылась и чья-то фигура, робко озираясь вокруг, последовала за ним, чуть слышно ступая на кончиках пальцев. Придя в свои покои, Дэдлей отпустил ожидавшего его лакея и, сев в кресло, начал вспоминать события прожитого дня.

Покорить сердце Марии Стюарт оказалось не так легко, как он прежде предполагал, но тем заманчивее была для него эта победа. Ужасная шутка, которую позволила себе Мария Стюарт, произвела на него очень неприятное впечатление, но за ужином это впечатление рассеялось под влиянием любезности и остроумия королевы. Лейстер был принужден сознаться, что никогда не встречал более обворожительной женщины, чем шотландская королева. Но, несмотря на все ее чары, образ Филли не покидал Дэдлея, ему все время казалось, что прекрасная маска спрашивает: «Разве я не лучше королевы? Разве мои объятия недостаточно горячи? Ведь мне от тебя ничего не нужно, кроме любви!» «Да, она любит меня, — подумал Лейстер, — болезненная ревность заставила ее согласиться на ужасную шутку! Но насмешка надо мной Марии Стюарт так подействовала на бедного ребенка, что она лишилась чувств».

— Филли! — со вздохом произнес он, и в его глазах загорелась страсть.

Вдруг дверь тихонько отворилась, стройная девушка проскользнула в комнату и упала к ногам Дэдлея.

Не видя еще ее лица, граф Лейстер догадался, что перед ним Филли. Он быстро поднял ее и заметил, что слезы блестели на ее прекрасных глазах, а гибкое, стройное тело трепетало от волнения.

— Филли, это ты? — воскликнул Дэдлей. — Зачем же ты обманула меня? Но как ты прекрасна! Отчего ты дрожишь? Ты плачешь, Филли? Я не сержусь на тебя! Я знаю, что тебя принудили к этой грубой шутке. Скажи хоть одно ласковое слово, Филли!… Скажи, что ты сожалеешь о своем обмане, и я стану перед тобой на колени, как во время танцев в зале. Поверь, что я не по ошибке преклонился перед тобой, принимая тебя за королеву, я поклонялся твоей красоте!

Филли заплакала еще сильнее прежнего. Ее горячие слезы падали на руки Дэдлея, а волнение ее молодой груди и пламенный румянец без слов говорили о ее чувстве к Лейстеру.

У него кружилась голова от счастья и восторга, и он шепотом спросил девушку:

— Отчего ты ничего не говоришь, Филли? Клянусь тебе, что нисколько не сержусь на тебя!… Если бы ты даже вонзила кинжал в мое сердце, я не мог бы сердиться на тебя, а поцеловал бы твою руку. Скажи мне одно слово, Филли, одно-единственное слово! Скажи мне, что ты не ненавидишь меня, и я буду торжествовать над ошибкой королевы, которая, желая осмеять меня, доставила мне величайшее счастье.

Филли указала пальцем на свой рот, и Лейстер вдруг вспомнил о тех страданиях, которые претерпела несчастная девушка по его милости.

— О, Боже, — воскликнул он, содрогаясь от ужаса. — Как я мог позабыть об этом? Но тем дороже ты для меня, — прибавил он, привлекая к себе молодую девушку. — Твои глаза говорят, твоя улыбка обворожительна. Филли, хочешь быть моей? Я предпочту твое сердце всем королевам в мире. Что может быть выше любви прекрасной, чистой женщины? До сих пор я не знал настоящей любви, так как принимал холодный отблеск за настоящее солнце. Ты для меня будешь храмом, я буду молиться на тебя, ты вернешь мне веру в добродетель! Когда мою душу будет соблазнять тщеславие, ты спасешь меня от соблазна, как уже спасла раз мою жизнь. Как добрый гений, ты появилась сегодня передо мной и не допустила, чтобы я принес в жертву ненасытному честолюбию собственное сердце. Несмотря на весь свой блеск, Мария Стюарт — ничто в сравнении с тобой! Своим обманом — заменив себя тобой — она отдала тебе целиком мою любовь, и никогда я не выпущу тебя из своих рук.

Филли отрицательно покачала головой, горькая улыбка скользнула по ее губам, и по этой улыбке и грустному выражению глаз можно было судить, как глубоко страдает молодая девушка от того, что не может ничего ответить Лейстеру.

— Ты не хочешь любить меня? — продолжал он. — Ты, может быть, боишься, что я изменю тебе, изменю той, которая по моей милости даже лишена возможности упрекнуть меня в чем-нибудь? Или ты думаешь, что моими устами говорят благодарность, участие, сострадание, но не любовь? Филли, я сам перестал бы верить в себя, если бы мог назвать то чувство, которое питаю к тебе, каким-нибудь другим именем, а не настоящей глубокой любовью! Я знаю, ты могла бы возразить мне, что я пылал страстью к Фаншон, что мое сердце усиленно билось в присутствии Елизаветы, что я опускался перед тобой на колени с нежной мольбой, думая, что танцую с Марией Стюарт. Все это, может быть, и правда, но уверяю тебя, что ни к кому из них я не ощущал такого блаженного благоговейного чувства, какое испытываю, обнимая тебя, мою бедную Филли. Все эти герцогини и королевы возбуждали желание нравиться, — на первом плане у меня всегда было честолюбие. Но теперь этого нет и в помине. Для меня не будет большего счастья, как сознание, что я любим тобой! Как я буду гордиться твоей любовью! Никогда еще я не видел так ясно, что гнался за каким-то призраком, не находя настоящего пути к счастью; теперь же я нашел его. Я в своем тщеславии тешил себя несбыточными мечтами, строил воздушные замки и пропускал настоящую жизнь. Теперь мое неспокойное сердце найдет наконец приют, и его даст мне любовь женщины, не желающей ничего, кроме моего счастья, рисковавшей своей жизнью для моего спасения. Перед целым светом я признаю тебя королевой своей души и никогда не расстанусь с тобой.

Филли освободилась из объятий Дэдлея и со страхом смотрела на него.

— Ты, может быть, боишься, что на меня обрушится гнев Елизаветы, когда она узнает, что я увез тебя вместо того, чтобы домогаться руки Марии Стюарт? — спросил он. — Или, может быть, ты думаешь, что королева шотландская обидится, что ею пренебрегли? Что касается Елизаветы, то я очень радуюсь, представляя себе, как она огорчится, когда Мария Стюарт пошлет ей ироническое послание с уведомлением, что мой выбор пал на тебя. Это будет для нее достойной наградой за ее интригу. С королевой шотландской мне очень легко разойтись, нисколько не обидев ее, я даже могу уехать отсюда под тем предлогом, что оскорблен видимым предпочтением, которое Мария Стюарт оказывает лорду Дарнлею, не стесняясь моим присутствием.

Филли утвердительно кивнула головой.

— Ты тоже заметила, что королева отдает предпочтение Дарнлею? — спросил Лейстер. — Ты думаешь, что это — не кокетство красивой женщины, а заранее обдуманный план?

Филли снова утвердительно кивнула головой. По ее лицу было видно, что она могла бы сказать еще очень многое и с нетерпением ждет дальнейших вопросов.