Сахарница угрюмо молчала, зато за окном скорострельно отозвались огоньки ракетницы — как два изумруда и один рубин — гремучая смесь.

— Ну что, поверила? Так что ты, мамаша, головой подумай. Я же добрая, ты ж понимаешь… Меня свалишь, так сюда мальчики подтянутся.

Гостья забалаболила какой-то ужас, Марфа ее толком не слышала, стараясь дышать в одном ритме с Анечкиными хрипами и разглядывая почему-то валяющийся на полу бутерброд. Узкие огуречные дольки уже начали увядать — жалко. Овощи зимой куда дороже, даже если на рынке…

— Ну чего, готова?

— Да.

— Тогда давай работай, что ли…

В Сониных воспоминаниях сразу же замельтешили ковровые дорожки ЗАГСа, пахнущий кожаным портфелем салон лимузина и негнущийся лепесток фаты. На секунду промелькнула мысль: «Работаю вариант „Канны“, как и договаривались», — и унеслась дальше, затягивая Марфу в поток банальных девичьих воспоминаний.

— Дуська это.

— Кто? — Соня трясла головой не хуже больной болонки, но цепочку так и не отпустила.

— Дуська-Гадюка, Евдокия Озерная. Сейчас Жекой зовут.

— Так Дуська, Жека или Евдокия? — огрызнулась бывшая невеста, громко подумав о том, что прозвище Гадюка неизвестной заразе очень даже подходит.

— Это одно и то же. — Марфа сейчас смотрела, как на Аниной шее всплывает второе красное пятно — следом от передержанного горчичника. — Рядом с ней Ленка-Амеба, дальше Сенька-Стриж, Гуня, а пятую не знаю. Она вообще мирс… случайно оказалась.

— Ну хрен бы с ней, — отмахнулась Соня и резко повела рукой, вновь натягивая цепь. Марфа проследила за движением, понимая, что разорвать цепочку можно, но сложно, — Анечкина кожа слишком близко, вдруг зацепит? — Ты мне Дуську достаешь, а я тебе дочку возвращаю, поняла?

Марфа растерялась. Понятно было, что к Жеке-Гадюке у невесты свой счет имеется, и одним чаепитием с мятными пряничками разговор не обойдется. Но для приличия и очистки совести стоило бы…

— Где ж я тебе ее возьму?

— Это ты меня спрашиваешь, мамаша? Если бы я знала, сама бы давно…

— Мамочка, я писать хочу!

— Ничего, потерпишь. Давай шевели мозгами, не травмируй ребенка.

— А меня ты как нашла? — снова заосторожничала Марфа.

— Молча, блин. Не фиг было объявления в Интернете давать.

Про загадочный «Интернет» Марфа понимала плохо, знала, что это какое-то массовое издание, вроде очень-очень многотиражной газеты, в которой каждый может публиковать что угодно, но в глаза не видела. А вот мама Ира в свое время дождалась, пока Ростинька обучится им пользоваться и заодно научит ее. Но вот объявления… первый раз про них слышала, честное слово. Мама Ира ведь клялась, что только друзья друзей и знакомые знакомых к ней приходят, что ж это…

— Ты давай ищи свою Дуську, я тебе потом все расскажу если хочешь.

— Мама, я писать… очень-очень…

— Я найду! Ребенка освободи, я тебе что хочешь…

— Ну понеслась косая в гору, опять двадцать пять. Вот заладила, а?

Марфа сама цапнула спиртовую бутылку:

— Хочешь, давай вылью, только…

— Тьфу. Я ж тебе сказала — я не хочу, чтобы ты сейчас…

— Ну на меня камни перевесь, я не сбегу, вот чем хочешь поклянусь.

— А чем ты можешь?

— Камнями, — честно ответила Марфа. — На любом кольце.

Про последствия клятвы она тараторила быстро, понимая, как сейчас изнемогает Анечка. Но не соврала ни разу, ей даже в голову такое не пришло. А ведь клятва на кольцах — это все, последняя стадия Несоответствия. Ее вообще мирским приносить нельзя. Но тут-то речь шла об Анечке, будущей ведьме, наверняка перспективной и талантливой, как же может быть иначе. В общем, о доченьке.

Так что Марфа подождала, пока в ее сторону скользнет по столешнице колечко с изумрудом. Хоть и нерабочее, а для клятвы вполне подходящее. Сама его поймала, сама нанизала на обручальный палец. Сама же забормотала древнюю, еще времен Заповедей, речь, хоть и переведенную на современный русский, но все равно торжественно звучащую:

— Крестом и нулем…

Анечка больше не ныла, только дрожала и пританцовывала, вытягиваясь в струнку, слушая, как мать обещает довести начатое дело до конца, оставляя в залог свою способность благотворить и работать. То бишь — всю свою ведьмовскую суть.

— Выключено у нее, — плачущим голосом откликнулась Марфа.

Соня молчала, сидела на том же месте, не меняя позы. На неудобной гостевой табуретке примостилась Анечка — хрупала новым огурцом, куталась в надетую поверх пижамы материнскую кофту. Смотрела на гостью и раз за разом тянулась к высокой полулитровой кружке правильного чая. А Марфа курила одну сигарету за одной, поочередно вызывая в телефонной памяти одни и те же номера: Дуська, домашний Старого, Ленка-Амеба, Дорка-Кошатница. Маме Ире звонить не решалась, не хотела привлекать к ней внимания. Так и давила поочередно все четыре надписи. У Старого занято, у Ленки с Дуськой абонент вне зоны действия, уже, наверное, отключили перед собранием, сволочи, а рыжая Дорка трубку не берет. Небось разрядила телефон или дома его забыла. А ведь еще без пары минут двенадцать, собрание не началось. Если б знала, что так будет, обязательно бы поехала, прям вприпляску. И Анечку бы с собой. Вот если сегодня все закончится, то завтра же в Инкубатор…

Мысли о ведьмовском сейчас думались плохо, через силу. И это уже не говоря про то, как Марфа себя чувствовала, — полностью без своих сил, куда хуже чем голая или умершая. Словно всю себя ампутировала, включая запахи и мысли. Сидела, давила на клавиши, не понимая, зачем ей это надо. Знала только, что будет сейчас звать к телефону Дуську, а потом слезно умолять, чтобы приехала: одна не одна — это не Марфина печаль. Ее дело — устроить встречу, а уж что там на ней будет… Вот ведь правду Сонечка говорит, козлы и уроды. Испортили девочке свадьбу неведомо зачем, а теперь из-за них невинные ведьмовские дети страдают. Сама бы эту Дуську-Гадюку придушила бы, вот честное слово.

— Абонент выключен или находится…

Соня услышала, снова кивнула, мол, давай-давай, набирай дальше. Марфа снова надавила на кнопку, даже не посмотрев, чей именно номер сейчас вызывает. Главное, что Анечка сейчас травками отпивается, это в первую очередь нужно растущему организму. Сейчас чаек, потом ванна с травками, а потом, когда Дуськина визитерша уедет на свое рандеву, надо будет немедленно отправить Анечку в постель, чтобы отоспалась. А самой с утра позвонить в «Аэрофлот», заказать два билета до Ханты, без обратных. И Ирочку предупредить только. А то вдруг и у нее такое же, а?

Марфа не выдержала, прервала краткое бибиканье, набрала маму Иру. Там тоже абонент недоступен, хотя они каждый вечер перед сном хоть на полслова соединялись, если вместе не были. Может, и у нее…

Марфа нажала «отбой», потянулась к Анечке, чтобы плеснуть той в кружку еще кой-какие капельки, и вздрогнула от нежной трели — это мобильный аппарат ожил сам, не дожидаясь хоть чьих-нибудь ответов.

— Марфушенька?

Тьфу ты, Дорка-Кошатница, не Дуська. Но это тоже хорошо: они же сейчас триумвиратом ходят, козы: Дорка, Ленка и Дуська. Прям как гимназистки перезрелые.

— Алло, да.

— Марфушенька, ты извини, что я не стала брать трубку, у меня тут был очень опасный разворот на этом вашем гололеде. Ты представляешь, я сижу себе на собрании, оно уже почти началось, и тут этот дурак рассказывает Гунечке анекдот про пингвина, и я соображаю, что моя Брыкса… Сейчас, секунду, подожди, мне тут кто-то сигналит!

Идиотка. Кретинка клиническая. Чтобы тебя с твоими брыксами в лепешку бы расплющило…

— В общем, ты представляешь, я совсем забыла сказать Рахеле, что Брыкса…

— Подожди! Евдокия сейчас с тобой?

— Так я тебе же объясняю, ну меня слушать надо было, я же в дороге, мне надо выехать на проспект Мира, а я не могу понять, куда мне поворачивать в этой вашей Москве…

Сука шизанутая.

— Дорка, где Евдокия?

— Ну где она может быть, разумеется, на собрании, она же нормальная женщина. Это я тут как подорванная пытаюсь на него не опоздать, а мне еще обратно… В общем, ты мне объясни, если я рядом с твоим домом, то куда мне поворачивать, чтобы выехать в сторону Леночки, у меня там записная книжка и…