– Господин, идет слух, что мой любимый сын погиб.
Задрожало и сердце царя. Весьма обеспокоенный он крикнул:
– Не горюй, прекрасная. Мы приложим все усилия к поиску царевича.
Искать царевича было послано множество людей, но они потеряли надежду его найти.
Через некоторое время царь издалека увидел возвращающихся двух [старших] царевичей. И сказал:
– Возвращаются не все царевичи. Горе мне! Наверное, я утратил своего сына!
Тогда царица, поверженная горем, словно верблюдица с проколотым сердцем, испустила отчаянный вопль:
Те, весьма опечаленные, с полными слез глазами, с пересохшими нёбом, губами, ртом и зубами, не могли вымолвить ни слова.
Тогда два царевича подробно рассказали о том, что случилось. Услышав рассказ, царь и царица лишились чувств. Как только очнулись, они, жалобно рыдая, отправились на место [гибели сына]… Увидев его голые кости и разбросанные повсюду волосы, царь и царица упали в обморок, словно [сухие] деревья, поваленные ветром. Когда слуги и министры увидели это, они принялись охлаждать тела царя и царицы водой и мазью из малабарского сандала… После долгого времени придя в себя, царь встал и завопил жалобным голосом:
Царица же, очнувшись, с растрепанными волосами, стала бить кулаками себя по груди, валяться по земле, как рыба, выброшенная на берег, и горестно стенать, словно потерявшая детеныша буйволица или верблюдица:
После того, как царь и царица произнесли жалобным голосом много разных причитаний, они, снявши с себя все украшения и сопровождаемые большой толпой народа, воздали почести праху своего сына и /114/ отнесли мощи царевича на это место.
Ананда, если ты думаешь, что некто чужой был тогда юным царевичем, по имени Махасаттва, то не думай так. Почему же? Именно я был в то время царевичем Махасаттвой. Ананда, даже в те времена, когда я еще не был свободен полностью от страстной привязанности, неприязни и заблуждения, я помогал всем существам [спасаться] от адских и прочих страданий. Тем более сейчас, когда свободен от всех пороков и пробужден совершенно, я готов целые кальпы пребывать в адах ради каждого существа и освободить всех от сансары. Множеством разных подвигов, на которые весьма трудно решиться сердцу существа, я помогал всем.
– К Пробужденью высшему стремясь,
я многие Эпохи жертвовал собой;
когда бы я царем или царевичем ни стал,
другим я свое тело отдавал.
Помню вот царя из прошлых жизней;
его звали Махаратхой.
У него был щедрый сын -
прекрасный Махасаттва.
Он имел двух старших братьев -
Махапранаду и Махадеву.
Придя все вместе в лес густой,
они увидели измученную голодом тигрицу.
Тот благородный человек, охваченный состраданием, [подумал]:
«Тигрица эта голодом и жаждой измучена, поэтому
может съесть своих детенышей.
Отдам ей свое тело.»
И вот Махасаттва – сын Махаратхи, видя
голодную тигрицу и желая
спасти ее детенышей, движимый состраданием,
спрыгнул с кручи около нее…
Затряслась земля со всеми горами,
вспорхнули, улетели стаи разных птиц,
страх охватил зверей,
и погрузился этот мир во мрак.
Старшие братья -
Махапранада и Махадева /115/
искали и не находили Махасаттвы
в том красивом и большом лесу.
Со страдающим, болящим сердцем
они бродили по лесу почти в беспамятстве,
с покрытыми слезами лицами
искали в дебрях брата младшего.
И вот когда Махапранада
и Махадева – юные царевичи
пришли в то место, где лежала
ослабшая тигрица
с детенышами, то увидели,
что пасть тигрицы окровавлена,
а на земле -
несколько костей и пучков волос.
Узрели два царевича
на земле и кровь, поскольку
на нее упало несколько
капель крови [их брата].
Потеряв сознание, они
на землю повалились,
и их тела [лежали долго], испачканные грязью,
без памяти, без чувств…
[Нашедшие] их слуги
жалобно заплакали, подавленные горем,
их обрызгали водой, и те, очнувшись наконец,
к небу руки подняли, рыдая…
Как только [Махасаттва] упал [с обрыва],
его родная мать – главная царица,
пребывавшая счастливо во дворце
с пятьюстами женщин,
[почувствовала] во всем теле острую
боль, как будто от иголок,
и из ее грудей изверглось
смешанное с кровью молоко.
С сердцем, переполненным печалью и пронзенным
стрелой боли от утраты сына,
она приблизилась к царю,
измученная горем и унынием,
жалобно рыдая,
и сказала Махаратхе:
«О царь, людской владыка, выслушай меня!
Мое тело жжет огонь печали
и из моих грудей изверглось
смешанное с кровью молоко;
меня как будто колют [сотнями] иголок,
и сердце разрывается…
Похоже, это знак, что не увижу больше
я своих любимых сыновей.
Помоги мне пережить – будь добр -
расставанье с ними!
Сегодня во сне я нашла
трех голубиных птенцов.
Одного из них,
что для меня /116/
был особо мил,
похитил сокол.
Этот сон пронзил
печалью мое сердце,
и весьма болит моя душа;
скоро я умру…
Милосердный, помоги мне пережить
расставанье с сыновьями!»
После этих слов
прекрасная царица
без чувств упала на пол,
потеряв сознание…
И все [женщины] гарема
зарыдали жалобными голосами.
Увидев, что царица
упала в обморок,
царь был совершенно
подавлен горем расставанья с сыном…
Министры же со свитой
отправились искать царевичей…
Когда те шли по городу, все жители
вышли из своих домов и стояли [у дверей]…
Плача, с лицами, мокрыми от слез,
[ищущие] спрашивали везде о Махасаттве:
«Жив он или мертв?
Где же он сейчас?
Увидим ли еще мы Махасаттву,
что так мил и радостен для взора каждого?»
Понемножку в том краю стал подниматься
неприятный слышать, страшный ветер горя –
бесшумный [поначалу], коварный бесконечно
[и наконец] бушующий ужасно…
Царь Махаратха, опечаленный и плачущий, поднялся
и стал обрызгивать водой
свою любимую супругу,
упавшую [без чувств] на пол.
Ее обрызгивал он до тех пор,
пока она очнулась и, весьма
обеспокоенная, задала вопрос:
«Живы сыновья мои или мертвы?»
Царь Махаратха молвил
своей супруге главной:
«Министры и сопровождающие
отправились искать царевичей.
Не беспокойся так
и не горюй всё время.»
Так царицу главную утешив,
царь Махаратха,
вышел из дворца
в сопровождении министров –
опечаленный и плачущий,
обеспокоенный весьма, ослабший.
За ним бежали сотни многие людей,
плачущих, облившихся слезами, /117/
когда, отправившись царевичей искать,
он покидал прекрасный город;
увидев, что его покинул царь,
они за ним последовали неотступно.
Как только город позади остался,
царь Махаратха начал во все стороны глядеть
своими беспокойными глазами,
чтобы увидеть сыновей любимых.
Увидел он, что приближается
некий человек с побритой головой,
испачканными кровью
конечностями, грязным телом и лицом, от слез промокшим.
Сердце Махаратхи
пронизала скорбь жестокая,
слезы брызнули из глаз, и он, подняв
руки к небу, разразился плачем.
Тогда другой министр,
издалека пришедший быстро,
подошел к царю
Махаратхе и сказал:
«Людской владыка, не горюй.
Живы сыновья милые твои.
Скоро ты увидишь и
сына своего любимого.»
Но царь успел пройти совсем немного,
как приблизился второй министр -
тот грязный весь, с испачканной одеждой
и заплаканным лицом; он сообщил:
«Великий царь, двух сыновей твоих
мучает огонь печали: одного
сына твоего, о царь, прекрасного уж нет.
Махасаттву унесло непостоянство.
Увидев, что [голодная] тигрица хочет съесть
своих детенышей, недавно приведенных,
царевич Махасаттва, состраданием великим
охваченный и устремившийся
к Пробуждению, изрек такое пожелание:
«Спасу я всех существ!
Пусть я достигну в будущем глубокого,
великого, желанного мне Пробуждения!»
И спрыгнул с кручи Махасаттва,
а голодная тигрица поднялась
и мгновенно съела мясо его тела -
оставила лишь несколько костей.»
Услышав эти страшные слова,
царь Махаратха в обморок упал,
потеряв сознание, охваченный
страшным пламенем душевных мук. /118/
Свита и министры, жалобно рыдая и скорбя,
обрызгали его водой… [Потом]
третий министр, подняв к небу руки
и горько плача, сообщил царю:
«Я сегодня видел двух царевичей.
Они лежали без сознания
в том большом лесу.
Мы воду брызгали на них,
пока те не очнулись.
Горя от жара, оглянулись они по сторонам,
встали на мгновение, затем опять на землю повалились
и стали жалобно рыдать;
они все время поднимали к небу руки
и прославляли младшего брата своего.»
Содрогнулась от печали душа царя
и помутился ум от горя о погибшем сыне;
весьма страдая и рыдая,
царь предался мрачным мыслям:
«Вот один из сыновей моих - любимый, милый Махасаттва
похищен демоном непостоянства…
Испепелить кончает пламя горя жизнь
и двух других сынов моих…
Отправлюсь быстро к ним, чтобы скорей увидеть
своих прелестных сыновей;
в столицу привезу их самой быстрой колесницей
и спешно во дворец введу.
Пламя горя разрывает сердце
матери, родившей их;
двух сыновей увидев, успокоится она
и не лишится жизни.»
Царь на слоне, в сопровождении министров,
отправился на встречу с сыновьями…
[Но вскоре] их увидел, идущих по дороге; они рыдали жалобно,
выкрикивая имя брата…
Царь со своими сыновьями,
горько плача, возвратился
домой и быстро, быстро
привел к царице двух ее детей.
Я, Татхагата Шакьямуни,
был прежде Махасаттвой -
прекрасным царским сыном Махаратхи,
доставившим тигрице радость. /119/
Великий царь, владыка Шуддходана
Махаратхой был тогда, а Майя
была супругой главной этого царя.
Махапранадой был Майтрея,
а царевичем Махадевой -
Манджушри Кумарабхута.
Махапраджапати
[38] была тигрицей,
а ее детенышами – пять монахов
[39].
