- Я тоже, Бел, - беззвучно шепнул Владыка Л'аэртэ.

Она слабо улыбнулась и ничего не сказала. А когда пришло время вставать, лишь успокаивающе сжала его руку и быстро отвернулась.

Третий Кордон они увидели издалека. Примерно после полудня, как и говорила Белка. Правда, сперва сослепу приняли его за низко опустившуюся тучу или за вереницу черных скал, выстроившихся вокруг дремлющего Лабиринта. Но потом сообразили, что к чему, и пораженно замерли.

Деревья здесь оказались так высоки, что виднелись за многие версты, поражая своей немыслимой мощью. Широкие кроны занимали чуть ли не по полнеба, листья в них были сочные, тяжелые. Но при этом настолько прочные и острые с краев, что ими можно было резать мокрые шкуры, не боясь сломать. Толстые стволы теснились настолько плотно, что между ними едва можно было вдвинуться; стояли ровными рядами, словно солдаты на военном смотре; перекрывая друг друга ровно на половину обхвата и надежно пресекая любые попытки проникнуть внутрь. Там же, где все-таки виднелся слабый просвет, зеленела густая поросль храмовника, тесно переплетались между собой лианы, грозно топорщились шипы и колючки... все было почти, как на Второй Границе, только еще более мрачное, суровое и опасное.

Здесь же, перед молчаливой черно-зеленой стеной из палисандров, на несколько десятков шагов протянулась широкая полоса земли, на которой не смело вырасти ни одно семечко, и на которую не смел безнаказанно ступить ни один зверь. На ней не росла трава, не мелькали проворные грызуны, не виднелось ни опавшего листика, ни лепестка, ни росинки. Как заградительная линия, красноречиво горящая: здесь - чужие владения, где не место непрошеным гостям, уходите... и это ощущение было настолько сильно, что Братья ошеломленно замерли.

Белка, велев им ждать, первой вышла из-за кустов и подошла к самой границе черной, абсолютно пустой земли, на комочках которой едва заметно поблескивали какие-то крохотные серебристые крапинки.

- Это споры борака, - негромко бросила она, не оборачиваясь. - Они очень легкие и почти не видны при солнечном свете. Когда мимо проходит какой-нибудь зверь, порывом ветра их поднимает в воздух. А потом они оседают на коже, волосах, одежде. Что-то, конечно, свалится обратно, что-то уже засохло, но их здесь миллионы. Хоть одна спора, да попадет на кожу и после этого сразу начнет расти. Чтобы набрать силу, бораку требуется теплая влажная среда, где полно питательных веществ и много воды... кровь для него - идеальный вариант, и он всегда рвется добраться до крупных жил. Порой может прорасти руку или ногу насквозь, и делает это так быстро, что всего за одну ночь может добраться до кости. Вырвать его трудно, вырезать ножом почти нереально, потому что отростки семечко пускает мгновенно и сразу во все стороны. Если успеешь сковырнуть или срезать кусок кожи под спорой - спасешься. Но если промедлить, то приходится рубить конечности у самого основания, потому что, когда отростки доходят до сердца, человек или зверь умирает в муках.

Лакр зябко передернул плечами.

- Здесь вся земля такая, - сообщила Гончая, присев на корточки и внимательно уставившись на что-то прямо перед собой. - Пропитана ими насквозь. Поэтому тут ничто не растет и никто не приживается: борак губит любую жизнь, которой только коснется.

- Как же тогда пройти? - тревожно переглянулись Братья и Перворожденные.

Белка в ответ поднялась и, вытянув губы трубочкой, просвистела замысловатую мелодию.

- На самом деле трудно будет только вам - мою кожу никакая спора не одолеет. Но чтобы вы не поднимали своими ножищами пыль и не рисковали понапрасну, я позвал помощников.

- Кого? - на всякий случай отступил на шаг назад Лакр, стараясь оказаться подальше от опасного места.

Гончая свистнула еще раз и быстро кивнула.

- Их.

В тот же миг зеленая стена перед ней зашевелилась, пропуская наружу странного вида зверьков. С крупную кошку, ровного серого окраса, с длинными полосатыми хвостами и умильными мордочками, на которых неуемным любопытством горели раскосые черные глаза... их выскочила из леса целая стая, особей тридцать или сорок - сразу не разобрать. Однако, внимательно изучив чужаков и коротко пискнув при виде Гончей, они вдруг спрыгнули на землю, а потом с жадность накинулись на споры, проворно подхватывая их цепкими лапками и, к изумлению людей, с видимым удовольствием пихая в рот.

- Леммы - единственные, кто спокойно переносит эти споры - их желудки выделяют едкую слизь (которой они, кстати, весьма метко плюются), способную растворять оболочку семян и уничтожать ядро. Их тут довольно много, иначе борак уже наводнил бы собой весь Лес. Они собирают его на краям охранной полосы, когда ветер разносит семена в разные стороны. Но на самом Кордоне и здесь по приказу Хозяина им запрещено трогать борак. Только вот так - по зову... моему или ЕГО... и для них это, поверьте, большая удача.

Терг изумленно вскинул брови, когда странные зверьки целенаправленно двинулись к ним, тщательно выбирая крохотные зернышки. Причем, сделали это поразительно организованно, предварительно разбившись на пары и тщательно просматривая каждую пять земли на расстоянии в пять шагов друг от друга. Так, словно абсолютно точно поняли, зачем их позвали, и теперь вычищали целую полосу для безопасного продвижения смертных. Их изящные передние лапки с длинными паучьими пальцами без труда отыскивали крохотные споры, а пушистые хвосты служили своего рода опахалом, которым леммы работали с поразительной ловкостью, поднимая в воздух сухую пыль, а вместе с ней - и невероятно вкусные споры, служившие им отменным лакомством.

Белка неторопливо тогда поднялась.

- Стойте там. Придется немного подождать, чтобы они смогли выбрать все споры. Леммы - чуткие существа, так что не сомневайтесь - после них тут не останется ни одного семечка. А пока можете передохнуть, если хотите: меньше получаса никак не получится.

- Им что, нравится?! - оторопело повернулся к ней Брон.

- Точно. Настоящий деликатес, как для кого-то - обезьяньи мозги или вараньи яйца.

- Тут и вараны есть? - удивился Торос.

- Есть. Даже с крыльями.

- Кто такие вараны? - немедленно влез Лакр.

- Ящеры. Здоровые и мордатые... прямо как ты. А у некоторых еще крылышки встречаются... мы зовем их варочками. От "варана" и "бабочки", потому как крылья у них махровые и очень мягкие, вот только машут они ими довольно неуклюже - задницы слишком тяжелые, вот и предпочитают больше ползать, чем летать. Но уж если решат подняться в воздух... зрелище, я вам скажу, незабываемое. Только представьте себе разноцветных ящериц размерами с крупную собаку, с радужными крыльями, чешуйчатыми хвостами и раздвоенными змеиными языками!

Ланниец ошарашено сел.

- Да это ж Смерг! Бог плодородия и весеннего праздника жизни!

- Ну, насчет жизни и весны не знаю, - усмехнулась Гончая. - А вот про плодородие верно подмечено: там, где пролетят эти красавцы, земля потом оказывается так удобрена, что можно втыкать в нее сухую палку и ждать через месяц вкусных яблок.

- Мать моя... значит, не врут легенды?

- Не врут, - замедленно кивнула Белка, внимательно приглядывая за леммами. - Большая часть не врет. Хотя, конечно, преувеличивают сильно. Например, про Урантара.

- Ты его знал? - быстро покосился Ивер.

- Угу. Отличный был мужик. Только седой совсем с ранней юности. Говорят, раньше времени воду местную выпил, вот и побелел, как снег. Хорошо - не помер. А потом такую силу неожиданно обрел, что всего через год Волкодавом стал, а лет через десять лет - полноценным Вожаком, которого Дикие Псы на моей Заставе чуть ли не четверть века ставили над собой Воеводой.

- А... куда он делся после того, как Пределы притихли? - жадно спросил Лакр.

Белка странно хмыкнула.

- Никуда. До упора на Заставе жил, а потом, когда стукнуло за сотню, к эльфам подался. Там и внуков потом вырастил, да с Лесом им помог немало. Зверья тогда по округе еще много неприкаянного бродило. Особенно, полукровок, на которых власть Хозяина не распространяется. А когда умер... годиков еще через пятьдесят... эльфы ему специальный холм вырастили, где и похоронили с почестями, достойными короля. Думаю, он прожил хорошую жизнь. Полную. Сражался за то, во что верил, и увидел то, ради чего жил - еще при нем Серые Пределы стали свободными и мирными. Такими, какими мы всегда хотели.