– Будет тебе прием, – с моей стороны было несколько самоуверенно разбрасываться подобными обещаниями. Однако при упоминании Ямурлака я всегда начинаю чувствовать себя гончим псом, вставшим на теплый, сладко пахнущий след добычи. – Вон там солнечные часы, видишь? До полудня твой зверь дотянет?

Омса несколько мгновений что-то прикидывал и кивнул:

– Ага. Мы сейчас воды притащим и обольем его, а то этому гаденышу, видите ли, жарко…

– Тогда ждите.

Когда Омса вернется домой, он наверняка будет вовсю разглагольствовать перед моими ахающими родными о том, каких сияющих высот достиг их пребывающий при королевском дворе сынок. Ошибаетесь, барон Линген. Нету у меня ничего – ни чинов, ни высоких должностей. Только безудержное любопытство. Именно из-за него я сейчас пробегусь по северному крылу дворца, осторожно постучу в дверь Малой Оружейной и спрошу, нет ли у Его величества времени выслушать меня. И, конечно, нарвусь на задумчивый и не предвещающий ничего хорошего взгляд. Тогда я вспомню, что уже сколько раз обещал не злоупотреблять официальным обращением (я не забыл, просто словно что-то за язык тянет). Я буду долго извиняться, а потом расскажу, что во дворе дожидается аудиенции некий барон Омса из Лингена, о закрытой со всех сторон клетке с непонятным животным, а самое главное – о загадочно-притягательном слове «Ямурлак».

Спорю на что угодно – если у короля не окажется неотложных дел (а их наверняка не окажется…), то Омса попадет на обещанный мною прием задолго до полудня. И вовсе не потому, что король мается от скуки и с удовольствием ухватится за любую подвернувшуюся возможность слегка развеяться.

«…Трагическая и необъяснимая гибель поселений гномов, расположенных в горах Граскааль, примерно в тех краях, где сходятся границы Бритунии, Пограничного королевства и Гипербореи, заставила немногих из числа их уцелевших обитателей искать спасения на поверхности, в людских владениях, также изрядно пострадавших от вырвавшихся на поверхность подземных сил. Выжившие гномы устремились на полночь – в уцелевшие поселки своих сородичей в Гиперборее и Эйглофиате, а также на полдень – в Пограничье и Бритунию. Некоторых из них подобрали охотники, промышлявшие в это время в Граскаале, но большинство беглецов погибло, пытаясь в начале небывало холодной зимы преодолеть славящиеся своим коварством полуночные горы. Смерть гномов была вызвана не только внезапно налетевшими буранами и разрушением привычных дорог в горах, но и тем невыносимым для подгорного народа обстоятельством, что никто из них не мог дать точного определения обрушившемуся на потомков Вековечного Кователя бедствию. Как они утверждали, это не было проявлением возмущенной стихии или последствием их собственной неосторожности. Некоторые называли произошедшее „Дверью, распахнутой в Бездну“, видимо, имея в виду легенду, гласящую, что под владениями гномов расположен первозданный Хаос…»

Из «Синей или Незаконной Хроники» Аквилонского королевства

Я ошибся. Ледяной перевал не завалило, он просто исчез. Как будто его взяли и смахнули с земли. На миг я перестал соображать – в голову ударило, что меня наглухо заперло в этой треклятой долине. Я стоял, трясся и не мог понять, куда мне кинуться, чтобы выбраться на дорогу к дому. Потом успокоился, огляделся повнимательнее и приметил распадок между гор. Раньше его там не было, но какая разница? Я пройду по нему, даже если там грохочет непрекращающийся камнепад. Ведь теперь это единственный выход из ущелья.

Сюда я поднялся за пять дней. Шел не слишком торопясь – искал следы дрохо, охотился на козленка, лазал смотреть на брошенную шахту. Значит, обратный путь можно проделать дня за три. Вдобавок, теперь придется спускаться, а не карабкаться вверх. Но я устал и не смогу идти полный день. У меня почти не осталось еды. Пещерки с запасом сушняка наверняка завалило оползнями…

Короче, хоть ложись и помирай. Но я все равно пойду. Прадед сумел перейти через Граскааль из Асгарда раненым и с погоней на хвосте, а чем я хуже? Раз мне посчастливилось уцелеть при землетрясении, то обидно сдохнуть потому, что не хватило упрямства выжить.

Главное – подстрелить по дороге кого-нибудь. Козу, снежную куропатку, даже лисицу, пускай от ее мяса тухлятиной воняет. Будет еда – доберусь. Доползу, если потребуется.

После землетрясения что-то случилось с погодой. Дождь, поливший сразу после подземных толчков, так и не прекращался. Воздух стал непривычно теплым для невероятной высоты, куда я забрался. Выпавший прошлым днем снег таял, превращаясь в грязные ручейки, с шумом падавшие в скальные трещины. Я шлепал по смеси грязи, песка и битого камня к замеченному распадку. Если мне не удастся преодолеть его – тяжко будет. Искать новую, обходную дорогу у меня уже сил не хватит. Упаду и останусь лежать. Потом пойдет снег, засыплет меня, а ежели сойдет лавина, то и тела никто в жизни не найдет. Разве что через сотню-другую лет.

Под такие мрачные мысли я даже не заметил, как пересек долину и начал спускаться по распадку. По его дну бежала быстрая мутная речка, к счастью, мелкая. Над речкой плыл еле заметный пар – вода в ней была горячая.

Распадок, растянувшийся на две-три лиги, заметно снижался. В одном месте пришлось перебираться через преградивший дорогу оползень, потом – обходить груду ставших ноздреватыми огромных валунов со следами облизывавшего их яростного пламени.

Темнело, а я все брел и брел. Длинное узкое ущелье закончилось, перейдя в какую-то долину, загроможденную камнями. Я ее не знал, но, по моим расчетам, где-то неподалеку должен быть проход в Шепчущее ущелье. Искать его сейчас было бесполезно – в наступающей ночи только безумец будет носиться по горам, рискуя свернуть шею. Я забрался под скальный карниз, запретив себе думать, что он может обрушиться, пожевал оставшегося сырого мяса и, как ни странно, задремал.

Снились мне разрушающиеся горы, далекое зеленое зарево над вершинами Граскааля и злобно шипящая дрохо. Всю ночь напролет.

Почти с рассветом я проснулся. Было холодно, неудобно и очень хотелось есть. Одно хорошо – новых толчков ночью, похоже, не случилось, и дождь кончился. Шевелиться, а тем более куда-то идти вовсе не хотелось. Некоторое время я ругался сам с собой, твердя, что надо вставать и идти, а потом обнаружил, что уже бреду по долине.

Судя по солнцу, вчерашний распадок вывел меня на полночь от Шепчущего, однако не слишком далеко. Если смогу перевалить через гряду слева от меня – попаду в знакомые края. Надо только разыскать место пониже, чтобы перебраться…

Есть хочется – сил нет!

И, как назло, ничего живого вокруг. Конечно, все звери разбежались. Может, дрохо потому и не совались вниз, что предчувствовали землетрясение? Но тогда наши поселковые собаки тоже бы беспокоились. И оборотни наверняка бы предупредили, если в горах что-то должно было стрястись… Они хорошо чувствуют приближение опасности.

В середине дня я все-таки свалился. Лежал, ткнувшись мордой в талый снег и почти выл от отчаяния. Умирать не хотелось, но и сил идти дальше не осталось.

Где-то надо мной с тихим шорохом посыпались мелкие камешки. Затем что-то глухо цокнуло – костью о камень. И еще раз, и еще. Звук приближался, и я медленно поднял голову – посмотреть.

По склону между валунами осторожно пробиралась серая горная коза. Пепельная шубка тускло блестела на солнце, черные витые рожки отклонились назад, глаза опасливо косились по сторонам. Как и зачем она сюда забрела – не знаю. И знать не хочу. Главное – она здесь и на расстоянии выстрела. Если только я сумею незаметно снять со спины лук, набросить тетиву, а потом еще натянуть его и выстрелить. И, конечно, попасть.