Деревня большая. Полторы сотни душ, четыре десятка домов. Некоторые недавно здесь поселились, другие могут своих родичей перечислять до десятого колена. Народ всякий – из Бритунии, из той же Гипербореи, есть из Немедии и из каких-то стран, и названия-то которых не выговоришь, не то чтобы запомнить.

Мы – свободное поселение. То есть лорда, владеющего нашей землей, у нас нет. Да и посмотрел бы я на того, кто рискнул бы объявить себя нашим хозяином!

Со всеми спорами разбирается староста да деревенский совет. Те, кто оставил свою страну и захотел поселиться в деревне, идут к ним, и старики решают, принимать новых людей или нет. Последние, кого пустили в Райту – бритунийское семейство, сбежавшее в начале лета от своего барона. Говорят, зверь был, а не человек.

Живут у нас и оборотни. Две семьи, вон их общий дом стоит на гребне пригорка. Одно название, что оборотни. Превращается только молодежь, старшие же всегда выглядят людьми. Сейчас в их семействе двое мальчишек, им по десять зим. Так вот, эти сорванцы все время носятся волчатами по горам. Хоть все наперебой твердят, что они запросто могут угодить в капкан или свалиться в трещину.

Здешние оборотни всегда были в мире с людьми. Даже когда три года назад в Бритунии объявился Бешеный Вожак и начал проповедовать, что, мол, люди погрязли в беззаконии и надо их всех перебить. Оборотни рассказывают, у них где-то раз в сотню лет рождается Бешеный, вся Стая его слушает и не может не идти за ним. Этот Бешеный сумел поднять против людей оборотней в Бритунии и у нас, в Пограничье.

Что тогда творилось! Нам-то хорошо, мы от столицы далеко, в наш медвежий угол мало кто по своей воле полезет. Стая Одержимых всю страну переполошила, а тогдашнего короля, Дамалла, прикончила в собственном дворце. Потом нашлись люди и оборотни, решившие, что всем этим безобразиям надо положить конец. Сначала они охотились за отдельными шайками, а потом выследили, где находилось убежище Бешеного и его стаи, пришли туда вместе с гномами и перебили всех, кто там был.

Я не знаю точно, где произошла эта битва. Говорят, неподалеку от нас, в каком-то брошенном храме в горах. В Райту все известия добираются с опозданием на месяц, а то и на два. Все потому, что через нашу деревню не пролегает никаких дорог, и торговцы к нам редко заглядывают. А вот если подняться вверх, через перевал, потом спуститься вниз, в холмы, и пройти лиг пять лесом, то попадешь в деревню Хезер. Она стоит на Гиперборейском тракте. Мы туда раза четыре в год ходим – на ярмарки да новости послушать. Хезер раза в три больше нашей Райты, а тамошний староста настолько обнахалился, что величает Хезер не иначе, как «почти городом». Тоже мне, город. Деревня и есть, только большая и шумная.

Ближайшая ярмарка начнется через десять дней. Она считается осенней, но в этом году, видно, придется переименовать ее в Зимнюю. Если снегопад не прекратится, то придется нам сани раньше срока вытаскивать. А лошади-то еще на верхних пастбищах! Хоть и снег идет, но трава за лето выросла высокая, они еще долго могут там оставаться. Наши лошади не такие, как в Хезере или у приезжих. Они маленькие, на вид невзрачные, мохнатые и очень выносливые. И скачут по горам не хуже, чем горные козы.

Снежинки все падают и падают. Тихо вокруг. Деревня внизу лежит, люди ходят, собаки бегают, а ничьих голосов не слышно. Дымки сизые из труб поднимаются, тают, смешиваются с туманом. Райту с умом ставили – сверху ее прикрывают отвесные скалы, с них почти никому целым спуститься не удавалось, а вверх по склону тоже просто так не пройдешь. Летом на нем мокрая липкая глина – ее нарочно поливают, чтобы гуще была. А зимой скат замерзает. Настоящая горка.

На этой горке мальчишки катаются. Мне отсюда видно двоих и собаку, что за ними носится. Хотя какую собаку? Это ж самый настоящий волчонок. Вот из ближайшего дома выглянула женщина, что-то неслышно крикнула, мальчишки убежали, а волчонок юркнул под ворота. Влетело, значит.

Мне, наверное, тоже попадет, когда домой приду. Мол, бездельничаешь целыми днями, вместо того, чтобы отцу помогать. Ну да, бездельничаю. Сижу себе на скале над деревней и глазею по сторонам. Зря говорят, что Пограничье – унылая страна, а Граскааль – просто большая груда камней. Здесь родиться надо и жить, чтобы понять, насколько тут красиво…

– Эйв! Эйви-инд!

Ну так и знал! Нигде не дадут покою. Эйвинд – это я, а глотку дерет моя сестренка Лив. В семье нас четверо, я – старший. Только это смех один, а не старшинство. Три девчонки, одна другой младше и вреднее. Не могу с ними жить в одном доме – целый день хихикают, шепчутся и секретничают! Кого угодно доведут до того, что прыгнешь в Гремячую вниз головой и будешь считать, что легко отделался. А ведь их еще замуж отдавать надо! Кто ж таких змей подколодных в дом возьмет? Я их Гадючками зову – всех трех разом. Мол, подрастете – станете настоящими гадюками.

– Эйви-инд!

Голосок у Лив – мертвого из гроба поднимет. Стоит внизу, под скалой, голову задрала и вопит, как резаная. Не иначе, Гадючки какую-то новую пакость задумали и собираются на мне ее испробовать. А не отзовусь – так ведь и будет стоять целый день да голосить. У Лив терпения хватит.

– Эйв! Я знаю, что ты там! Тебя отец зовет! Ну слезай! – Лив аж скачет на месте. Вроде бы не врет. С нашим отцом шутки плохи – что для меня, что для Гадючек. Слезаю я нарочно не торопясь – пусть помучается. Ее же любопытство так и распирает – что я на скале делал? А ничего! На горы смотрел, вот и все.

– Отец сказал, чтобы ты к нему сразу пришел, – трещит как сорока Лив, когда я спускаюсь на тропинку. – А еще он сказал, что ты лоботряс и…

– А я сказал, что сейчас кое-кому косицы подрежу, – если эта девчонка сейчас же не замолчит, я суну ее головой в ближайший сугроб. Лив на миг примолкла, соображая, стоит ли продолжать дразнить мрачного старшего брата. Решила, что лучше не рисковать, и дальше пошла молча, сердито надув губы и не смотря в мою сторону. Да пожалуйста. Другой на моем месте давно бы затолкал Гадючек в один большой мешок, завязал покрепче и выкинул в реку. А я ни одну из сестер и пальцем никогда не тронул! Даже за косички прежде не дергал, хоть и грозил не раз. Сестренки, как-никак…

Наш дом стоит в отдалении от всех, возле небольшой речной заводи. Это потому, что мой отец держит кузницу. Ремесло и кузня передаются с времен прадеда, обосновавшегося в Райте, когда она была еще невеликим хутором на три двора. Произошло это очень давно, почти сто лет назад, и мы по праву считаемся старожилами.

Прадеда звали так же, как и меня. Я его совсем не помню, а жаль. Как рассказывает отец, прадед поклялся не умирать, пока не увидит первого правнука. Он дожил до моего рождения и умер спустя полгода.

Эйвинд – асирское имя. Прадед был родом из Асгарда, далекой полуночной страны, и хотел, чтобы память о нем сохранилась в ком-нибудь из потомков. Его клан почти полностью перебили в стычке с соседним племенем. Прадед был ранен, долго прятался в горах, а потом ушел на полдень, решив перевалить через Граскааль и попробовать обосноваться по другую сторону гор. Он добрался до Пограничья, ему понравилась эта земля и он остался здесь навсегда.

С той давней поры асирская кровь в нашем роду почти перевелась. Прадед взял в жены женщину откуда-то с восхода, чуть ли из Турана – по семейному преданию, купил у проезжего торговца рабами. Их дети женились и выходили замуж за местных жителей, за выходцев из Бритунии и Немедии, так что внуки и правнуки совсем не напоминают пращура.

Кроме меня. Как утверждают, я – вылитый прадед. Это, конечно, хорошая примета, но меня совсем не радует. Надоело каждый раз ударяться головой о притолоки, пролезать в двери боком и даже на родного отца смотреть сверху вниз. Я его выше почти на голову. Кроме того, ко мне с рождения намертво прилипли прозвища «рыжий» и «оглобля». Кому смешно, а мне не слишком. Пока терплю, но уже в зубах навязло.

Лив убежала, когда мы вошли во двор. Понеслась, наверное, остальным Гадючкам ябедничать. У-у, племя ядовитое… И отчего только они уродились такими зловредными?