Произвела, несомненно, но не на Царя, а на столичную публику, к которой она попала с подачи Джунковского уже вскоре после приема у Венценосца. Однако только этим подлогом дело не ограничивается. Ресторанная история, в том виде, как ее изобразил генерал и каковой она стала достоянием публики и газет, не просто тенденциозна, но и лжива.
Начнем с конца. Доклад состоялся 1 июня, а уже 9 июня Царь занес в дневник: «Вечером посидели с Григорием». Ясно, что разговор о «двух месяцах» отлучения Григория от Царского дома не имеет под собой никаких оснований. Теперь, что называется, углубимся в существо вопроса и поговорим более подробно о пресловутом ресторанном кутеже.
Вначале о действующих лицах «веселой компании». Их, помимо Распутина, как помним, было четверо: двое упомянутых журналистов и две женщины: Решетникова и некая молодая незнакомка, «платившая за всё», личность которой осведомителям Джунковского так установить и не удалось.
Никого из поименованных полиция почему-то не опросила. Никаких показаний ни от «певичек» из хора, «исполнявших циничные танцы», ни от официантов, ни от владельца заведения полиция не получила. Следы таких действий нигде в полицейских документах не отразились. А это уже, что называется, «полный нонсенс». Так русская полиция не работала, там было достаточно высоких профессионалов, но генерал Джунковский оказался не из числа таковых. Ему хватило и сплетен.
Теперь о Решетниковой. Звали ее Анисьей Ивановной, она была вдовой московского купца и ревностной христианкой. Именно в ее доме не раз останавливался Распутин, когда бывал проездом в Москве. Беспощадная молва зачисляла ее в разряд самых бесстыжих последователей «старца» и даже приписывала ей «половую разнузданность». А «развратнице» к моменту указанного события было без малого почти 80 лет! (Решетникова родилась в 1837 году.) Постановщики «распутиниады» врали без оглядки, без видимой правдоподобности.
Обосновывая свое желание донести до Монарха «правду», Джунковский писал:
«Все эти факты (! — А. Б.), собранные о Распутине, показались мне вполне достаточными, чтобы составить на основании них докладную записку и представить ее Государю».
Какие «факты»? Рапорт пристава? Но там ведь не содержалось ничего такого, что могло бы заставить обеспокоиться шефа жандармов. Была лишь обмолвка о том, что Распутин якобы «непочтительно упоминал имя Императрицы». Кто это слышал? Кто был свидетелем? О том ни слова.
«Докладная записка» Джунковского не сохранилась, но ничего подлинного она не могла содержать, так как такового материала в распоряжении шефа жандармов попросту не имелось. Были слухи, сплетни, предположения, но ведь этого мало для того, чтобы обращаться к Императору. Это для таких нервных деятелей, как Родзянко, для возбужденной публики — «пуля». Кто там будет разбирать, рассматривать, устанавливать: «факты» ведь…
Здесь уместно сделать еще одно отступление. Хотя «записка» Джунковского не найдена, но существует другой «умопомрачительный» документ, относящийся, очевидно, к началу 1914 года. Он носит название «Официальная справка о Распутине» и опубликован сравнительно недавно.[51] Публикаторы предположили, что авторство принадлежит директору департамента полиции С. П. Белецкому. Однако есть основания считать, что тут «руку приложил» именно В. Ф. Джунковский, так как некоторые тезисы «справки» текстуально совпадают с пассажами из его мемуаров. Приведем лишь два фрагмента ясно демонстрирующие, какой образ «лепили» Григорию Распутину люди, подобные Джунковскому.
«Многим (! — А. Б.) приходилось слышать, что в доме Распутина очень часто происходит какое-то сектантское моление (! — А. Б.), причем после пения и скакания (! — А. Б.) до неистовства участвующие идут попарно спать, иногда же бывает общая свалка…» Это о жизни в Покровском. Теперь о Петербурге. «В то время когда Распутин остается один, его довольно часто (! — А. Б.) можно встретить (! — А. Б.) пристающим на Невском проспекте к проституткам, откуда, взяв одну из них, он отправляется в бани или гостиницу».
И этот шизофренический, иначе и не назовешь, текст назывался официальной справкой. Хороши же были «официальные лица», составлявшие подобные «документы», а потом преподносившие их как «факты» в своих мемуарах!
Однако вернемся в 1915 год, когда генерал Джунковский, выражаясь метафорически, «скакал до упаду», раскручивая «распутиниаду». «Эпохальный доклад» у Царя Джунковский имел 1 июня. Однако и после этого деятельность по сбору компрометирующих сведений о Распутине не прекратилась. Донесения к нему под грифом «Совершенно секретно. Лично» шли от Мартынова и после указанного числа.
Еще 31 мая 1915 года шеф жандармов отправил «смышлёному полковнику» Мартынову телеграфный приказ: «подробно изложить» имевшую место 26 марта историю в ресторане «Яр» и «выяснить участие в этом кутеже всех лиц, окружавших Распутина».
Мартынов очень старался угодить. Высокий патрон в Петрограде оказал ему такое внимание, удостоил такой «чести»: лично составить и представить требуемую бумагу «государственной важности». 5 июня ответ был готов и на бланке начальника отделения по охранению общественной безопасности и порядка в Москве за подписью Мартынова был препровожден в Петроград.
Надо думать, шеф жандармов был удовлетворен, «факты» носили куда более «сочный» характер, чем раньше. Подобного рода документы под грифом «Совершенно секретно. Лично» составлялись в одном экземпляре, и это донесение сохранилось в архиве. Изложение событий построено на пересказе рапорта подполковника Семёнова, который был полностью воспроизведен ранее. Однако «вариант 2» даёт уже во многом новую трактовку, рисует куда более неприглядную картину.
В донесении содержались некоторые туманные данные только о роде деятельности Соедова и Кугульского. Последний, как утверждал жандармский офицер, «дал известную денежную сумму на устройство кутежа». А как же «молодая дама», платившая «за всё»? О ней больше речи не было, и, несмотря на «тщательную разработку», ее имя так и не установили. Это просто удивительно!
Теперь оказалось, что вся компания уже до прихода в ресторан «была навеселе» (надо думать, что и старуха Решетникова тоже). Потом был приглашен хор, исполнивший несколько песен, а затем протанцевал (весь хор!) матчиш и кекуок. Дальше — больше. Распутин, как утверждал Мартынов, «распоясался», начал откровенничать с певичками, затем отозвался с пренебрежением о Царице.
Теперь же внимание! Сейчас воспроизведу фрагмент, который потом будут репродуцировать множество раз как особо «смачный» эпизод всей «распутиниады». Это, безусловно, ярчайший образец грязного мастерства пиар-технологов начала XX века. Сразу отметим, что ни о чем подобном в первом донесении вообще не упоминалось.
«Далее поведение Распутина приняло совершенно безобразный характер какой-то половой психопатии: он будто бы обнажил свои половые органы и в таком виде продолжал вести беседу с певичками, раздавая некоторым из них собственноручные записки с надписями вроде „люби бескорыстно“, — прочие наставления в памяти получивших их не сохранились. На замечание заведующей хором о непристойности такого поведения в присутствии женщин Распутин возразил, что он всегда так держит себя перед женщинами, и продолжал сидеть в том же виде».
Сцена просто омерзительная! Правда, полковник предвосхитил описание эксгибиционистского акта стыдливым «будто бы», но в общем потоке деталей эта мелочь проходит мимо внимания читателя, а при многочисленных цитированиях обмолвка обычно вообще пропадает.
Отложим на время все документы и свидетельства и попробуем поразмышлять над описанным. Пьяный мужик в ресторане совершает гнусное непотребство, и кроме робкого «замечания заведующей хором», ни у кого никакой протестной реакции так и не возникло. Ни у спутников Распутина, ни у состава танцующих и поющих хористок, ни у официантов.