Назначение на пост заместителя министра внутренних дел потребовало от Джунковского переезда в Петербург, где он и обосновывается в начале 1913 года. С этого времени и начинается его борьба «с темными силами».
В обширных воспоминаниях, написанных уже после обвала 1917 года, Джунковский немало места уделяет Распутину и своей борьбе с ним. «До назначения моего товарищем министра я никакого отношения до Распутина и его поведения не имел, но в душе у меня благодаря доходившим до меня слухам, которые, к сожалению, оказались хотя и преувеличенными, но верными, составилось о Распутине совершенно определенное мнение, и относительно него у меня составилась такая же определенная тактика моего поведения без всяких компромиссов, если бы он решил когда-нибудь явиться ко мне».
Итак, слухи сформировали образ, и хотя они оказались «преувеличенными», но почему-то «верными». Что происходило на самом деле в душе Джунковского, мы уже никогда не узнаем. Директор департамента полиции С. П. Белецкий свидетельствовал, что Джунковский с начала своей петербургской карьеры относился к Распутину «резко отрицательно». Никогда лично с Григорием Распутиным не встречавшись, ничего доподлинно о нем не зная, генерал уже был «готов к битве». Наверное, Софи Тютчева «просветила», она много лет была его задушевной подругой…
Можно уверенно говорить о том, что этот генерал Царской Свиты состоял в одной из масонских лож. Русская писательница и публицистка Нина Берберова, которой в эмиграции стали доступны закрытые архивы масонских лож, называет его в числе наиболее видных деятелей русских «вольных каменщиков».[49] Эту же точку зрения разделяют и многие другие. Данный факт полностью опровергает все заверения Джунковского о его «преданности Государю» и монархическому строю, которые он делал много раз. Подобный симбиоз «симпатий» просто был невозможен.
Неизвестно, получал ли Джунковский какие-либо «рекомендации» по тактике борьбы с «распутинской кликой» от своих «братьев», а проще говоря — с Царской властью, но не подлежит никакому сомнению, что его деятельность нанесла огромный вред престижу Монархии.
Стараниями генерала общественные деятели и столичная публика получили целый ворох «улик» и «фактов», которые при ближайшем рассмотрении оказались фальшивками. Свитский генерал действительно являлся не только, как бы теперь сказали, «промоутером» увлекательного распутинского детектива, но и одним из создателей его фабулы.
Прошли многие годы, прежде чем «шедевры Джунковского» начали вызывать сначала скептическое, а затем и критическое отношение. В период же его «бескомпромиссной борьбы» в атмосфере общественного психоза о критическом восприятии таких поделок речь вообще не возникала. Всё это воспринималось как непреложные истины. Остановимся на двух главных «документах», до сих пор остающихся «краеугольными камнями» «распутиниады».
Во-первых, это так называемые полицейские донесения о жизнедеятельности Распутина. Они охватывают несколько лет, и об их происхождении и характере речь пойдет дальше. Второй документ относился к частному эпизоду жизни Распутина, но его воздействие на современников и всю последующую историографию оказалось просто демоническим. Речь идет о случае в ресторане, произошедшем 26 марта 1915 года. На этом «эпохальном событии» пока и остановимся.
Вечером того дня в известный московский ресторан «Яр» прибыла небольшая компания, которая сняла отдельный кабинет, заказала ужин и через некоторое время отбыла восвояси. Об этом событии никто никогда бы не узнал, если бы не два обстоятельства. Первое — среди ужинавших в ресторане находился Григорий Распутин. Второе, ещё более важное — эту историю решил лично расследовать всесильный тогда шеф корпуса жандармов.
Теперь поясним один момент. В это время к Распутину были приставлены полицейские чины, которым вменялись в обязанность две функции: охранять подопечного и регулярно сообщать начальству о его встречах, поездках и вообще о его времяпрепровождении. Эта информация напрямую поступала к Джунковскому, и он её анализировал. По прошествии нескольких недель после того ужина у шефа жандармов при чтении этих сводок «вдруг возникло» желание разобраться в ресторанном событии.
Есть основания предполагать, что в этот период Джунковский готовил досье с компроматом на друга Царской Семьи. С этой целью ещё 11 апреля 1915 года полиция совершила налёт на квартиру издателя и публициста А. Ф. Филиппова, входившего в число близких знакомых Григория Распутина. Эта акция была санкционирована командиром корпуса жандармов, получившего «неофициальную информацию» о том, что дома у названного лица имеется граммофонная грампластинка (!) с записью разговора Распутина о посещениях Царской Семьи. Полицейский рейд результатов не принёс, и вот тогда-то обескураженный Джунковский и решил разыграть «ресторанную карту».
Он потребовал от московского градоначальника (шефа полиции) А. А. Адрианова сделать ему подробное донесение. Тот прибыл в Петроград и предстал перед заместителем министра лично, так как, по словам Джунковского, ресторанную историю не решился «изложить письменно». Однако именно такое требование он и получил.
Прошло ещё некоторое время, но донесения не поступало. Тогда Джунковский послал в Москву «особое лицо с письмом, с тем чтобы градоначальник препроводил мне свой ответ с этим лицом». Подобное рвение просто восхитительно! В стране столько всего происходило, а глава жандармов обеспокоен лишь одним: получить подробности о поведении Распутина в ресторане через два месяца после события! Нераспорядительность подчиненных Джунковский объяснял тем, что все боялись «возбудить против себя неудовольствие этого проходимца и шарлатана».
В конце концов 27 мая шеф жандармов получил от московского градоначальника… рапорт пристава второго участка Сущевской части подполковника Семенова, содержащий описание события. Этот рапорт вопреки всем нормам делопроизводства не имел даты, но такие мелочи обеспокоенного товарища министра не смутили. Его интересовало лишь пикантное содержание.
«Его превосходительству Московскому градоначальнику. Рапорт. В ночь с 26 на 27 марта сего года в ресторан „Яр“ приехал Распутин в компании с Соедовым, Решетниковой и еще какой-то молодой женщиной и вызвали в ресторан Кугульского. Распутин приехал уже выпивши. Вся компания заняла отдельный кабинет, пригласили русский хор и заказали себе ужин. Распутин требовал, чтобы хор пел, заставлял плясать циничные танцы, сам плясал русскую, подсаживал к себе певиц и говорил с ними всякие двусмысленности, приглашал к себе на квартиру. Распутин позволял себе непочтительно упоминать имя Императрицы, говоря: „Воображаю, как на меня злилась бы, если бы увидела меня сейчас“. Затем, показывая на свой кафтан, хвастал певицам, говоря, что кафтан ему шила Сама Императрица. Распутин вообще вел себя крайне цинично с самого начала, как только пришли певицы, он… (далее в тексте зачеркнуто полторы строчки, что просто немыслимо в официальной бумаге. — А. Б.) говоря, что он всегда так знакомится с женщинами. За все платила бывшая с Распутиным молодая женщина, которую он заставлял платить и певицам. Распутин дал нескольким певицам записки, написанные им. В записках были различные изречения, например, „Люби бескорыстно“ и т. д. Вся компания пробыла в кабинете около двух часов и уехала. Распутин всем объявлял, кто он такой. Подполковник Семенов».
Итак, заместитель главы самого мощного ведомства России получил вышеозначенный текст, оформленный с грубейшими нарушениями делопроизводства. Однако это Джунковского не возмутило. Его захватило содержание. Против Распутина получена наконец-то «неопровержимая улика». Во-первых, теперь можно документально утверждать, что «Царев друг» ведет разгульный образ жизни. Во-вторых, что самое главное, позволяет себе непочтительно и даже пренебрежительно отзываться о Высочайших Особах.
«Мастера полицейского сыска» не удивило, что в своем рапорте, описывая происшедшее, Семенов обязан был сослаться на показания конкретных лиц, на основании которых и восстанавливалась картина. Ведь не сам же подполковник пировал в кабинете с Распутиным, ему ведь кто-то об этом рассказал. Кто?
