По мнению некоторых современников американского президента, тот считал де Голля человеком крайне левых взглядов.
Сын Ф.Д. Рузвельта вспоминает:
«Отец и Гарри… стали расспрашивать премьер-министра (Черчилля. — М.М.) о де Голле.
— Де Голль, — вздохнул Черчилль, многозначительно подняв брови.
— Пусть ваш «трудный ребенок» приедет сюда, — сказал отец. С этих пор эта кличка укрепилась за де Голлем; в течение всей конференции (в Касабланке) его называли «трудным ребенком» премьер-министра. «Трудным ребенком» отца был Жиро.
Политический узел, завязавшийся в результате нашего вторжения в Северную Африку, мягко выражаясь, никого не радовал. Как бы ни трактовать создавшуюся сложную ситуацию, нельзя забывать, что наши политические маневры спасли жизнь многим американским солдатам. Это имело огромное значение и с военной, и с патриотической точки зрения. С другой стороны, теперь ясно (отец понимал это и тогда), что тут была допущена ошибка, и притом серьезная. В первый вечер подход отца к вопросу определялся, по-видимому, двумя соображениями. Во-первых, он стремился найти наилучший и самый быстрый выход из невозможно запутанного положения. Во-вторых, отец понимал, что государственный департамент уже связал себя определенной политикой, и, учитывая предстоящие дипломатические переговоры, нужно было сделать все возможное для спасения его престижа. Плохо, когда совершается ошибка; но отнюдь не лучше делать вид, будто никакой ошибки не произошло. Этой общеизвестной истиной и определялся подход отца к данному вопросу. Однако, когда ошибку совершают ваши подчиненные, которым в ближайшие годы придется изо дня в день вести сложные переговоры с вашими союзниками, являющимися одновременно вашими конкурентами, вы поможете только этим последним, если оставите подчиненных в затруднительном положении. Такова вторая, в равной мере общеизвестная истина, тоже определившая подход отца к вопросу, и здесь возникало противоречие.
Во всяком случае, в вечер первой встречи было совершенно очевидно, что отцу просто интересно услышать, что скажет Черчилль, и, таким образом, попытаться угадать, что он на самом деле думает.
— Де Голль зазнался, — сказал премьер-министр, — и отказывается приехать сюда. Категорически! — Казалось, что Черчиллю почему-то доставляет удовольствие рассказывать о своих затруднениях.
— Не могу заставить его выехать из Лондона, — продолжал премьер-министр бодрым тоном. — Он в бешенстве от тех методов, которые мы применили, чтобы взять под свой контроль Марокко, Алжир и
Французскую Западную Африку. Он воображает себя Жанной д’Арк. А теперь, когда «Айк» отдал здесь власть Жиро, конечно… — Черчилль горестно покачал головой.
Сперва мягко, потом тверже и, наконец, очень настойчиво отец потребовал, чтобы де Голль был вызван в Касабланку, потому что нельзя предоставить формирование временного правительства одному человеку, будь то де Голль или Жиро, и потому что для создания организации, которая будет управлять Францией до ее полного освобождения, потребуется сотрудничество обоих этих французских деятелей.
В этот вечер у меня создалось впечатление, что в какой-то особенно тяжелый момент в прошлом Черчилль и Антони Иден либо дали де Голлю прямое обещание, либо не возражали против его требования, чтобы решающее слово в деле возрождения Франции принадлежало ему. На протяжении всего разговора премьер-министр держался очень осторожно.
— Мой «трудный ребенок», — сказал он, — рассматривает официальное признание Жиро здесь как недружественный акт по отношению к его движению «Свободная Франция». — Голос Черчилля звучал торжественно. Мне снова показалось, что на самом деле его мало волновали выходки его «трудного ребенка». — Он хотел бы, — продолжал Черчилль, — чтобы ему одному было предоставлено решать, кто должен войти в состав какого бы то ни было временного правительства. Но, конечно, это не годится.
Отец предложил, чтобы Англия и Соединенные Штаты сделали де Голлю энергичное представление, указав ему, что он тотчас же лишится всякой поддержки, если не перестанет капризничать и не прибудет немедленно на конференцию. Черчилль кивнул головой…»
Двадцать второго января де Голль прибыл в Касабланку, где за завтраком состоялась его встреча с Жиро, на которой собеседники совершенно не понимали друг друга. После завтрака с Жиро де Голль на встрече в Черчиллем узнал о так называемом плане «урегулирования», согласно которому создается комитет, во главе которого станут Жиро, де Голль и Жорж. Де Голль выступил резко против означенного плана. Особенно его возмутило предложение включить в состав одного из руководящих органов новой структуры некоего Пейруто-на, который до недавнего времени занимал пост министра внутренних дел в правительстве Петена и не за страх, а за совесть боролся с французским Сопротивлением, налево и направо подписывая смертные приговоры.
Вслед за отказом де Голля от предложенного союзниками плана генерал встречался с Ф.Д. Рузвельтом.
«Чело его было покрыто мрачными тучами, — писал об этой встрече Элиот Рузвельт, — и он не проявлял особой любезности. Его беседа с отцом продолжалась с полчаса, причем отец был обаятелен, а де Голль держался весьма сдержанно. Вот образчик их диалога:
Отец: Я уверен, что мы сумеем помочь вашей великой стране вернуть свое место в мире.
Де Голль (нечленораздельное мычание).
Отец: И я заверяю вас в том, что моя страна сочтет для себя честью принять участие в этом деле.
Де Голль (мычание): Это очень любезно с вашей стороны.
Совершенно очевидно, что де Голль знал о задумках американского руководства вычленить из империи несколько составляющих, для чего уже предпринимали некие активные действия. В частности, буквально за несколько дней до этого состоялась встреча Рузвельта с султаном Французского Марокко, на которой американский президент оживленно беседовал с султаном о природных богатствах Французского Марокко и об огромных возможностях их освоения».
В противостоянии генералов Советский Союз хотя и занимал крайне осторожную позицию, но старался по возможности поддержать де Голля. О перипетиях подковерной борьбы на британской арене советское руководство знало от Богомолова, постоянно отчитывающегося перед Кремлем. И хотя посол СССР в Великобритании не любил де Голля и всегда давал ему оценки исключительно с классовых позиций, информацию он давал более или менее объективную.
Богомолов писал Молотову:
«В самой Франции возникла коллизия между голлистами, поддерживаемыми коммунистами и сторонниками генерала Жиро. Эта коллизия вовсе не говорила о том, что генерал де Голль больший демократ, чем генерал Жиро. Оба они достаточно антидемократичны и реакционны, но при прочих равных условиях де Голль был ближе к демократическим слоям фронта народного сопротивления во Франции, чем генерал Жиро».
* * *
В январе 1943 года де Голль активизирует свои связи с организациями Сопротивления во Франции. Очень скоро его главенство признали практически все группы, ведущие борьбу на территории метрополии, независимо от их политической ориентации. Стараясь использовать все средства в борьбе с режимом Виши, де Голль привлекает к работе представителей французских коммунистов, которые на время смирились с верховенством генерала.
Следует отметить, что ФКП долго колебалась, прежде чем пойти на прямой контакт с де Голлем. И только после высадки союзных войск в Северной Африке и оккупации немцами южной части Франции Коминтерн разработал под руководством М. Тореза и А. Марти новую тактику отношений со «Сражающейся Францией».
В новой коммунистической директиве говорилось:
«Коммунистическая партия должна согласовывать деятельность уже организованных национальных сил, установить и поддерживать непосредственный контакт с де Голлем и его сторонниками».
