Некоторое время я сидела тихо, зная, что у меня в руках только половина решения, и не понимая, как обрести вторую. Утро было не просто прохладным, на небе, предвещая дождь, собирались облака. Невдалеке от берега по воде двигались длинноногие болотные птицы, охотившиеся на странных, скачущих насекомых. Я наблюдала за ними и чувствовала, как сын сжимает и разжимает ножки. «Мне хотелось бы, чтобы ты посмотрел на этих птичек, — сказала я ему. — Дома, в Семиводье, ты увидишь множество разных птах. Есть там одна, она называется крапивник. Очень маленькая и совершенно необыкновенная. Про нее говорится во многих сказаниях. А еще ты увидишь сову и ворона, и жаворонка, от песни которого хочется плакать. Ты увидишь огромных орлов, парящих над лесом, и лебедей, спускающихся к озеру, лишь бы нам вернуться домой». Я смотрела на топи и размышляла о хрупкости Ниав. Даже если мне удастся доставить ее сюда незамеченной, даже если она захочет пойти со мной, что потом? Я не знаю пути через эти топи. Может, на лодке? Но здесь ее нет, да и участков открытой воды не так уж много, и они слишком далеки друг от друга. К тому же, мы не сможем отправиться днем, нас сразу обнаружат и вернут назад. Даже сейчас я не понимала, как стража до сих пор меня не обнаружила. Патрули все также ходили туда-сюда по стене. Спустя некоторое время я вернулась обратно, прошла весь путь наверх и, задыхаясь, ввалилась в нашу комнату с гудящими ногами и головой, в которой до сих пор не промелькнуло ни единого решения. Я заперла дверь, спрятала ключ и вернула гобелен на место. Ниав спала и ни о чем не подозревала.

На следующее утро я снова спустилась вниз. Было еще очень рано. Над болотами струился холодный туман, тучи закрывали рассветное солнце. Местами сквозь туманную пелену виднелись чахлый кустарник и пучки болотной травы, и повсюду раздавались странные булькающие звуки: тихая песня, явно не принадлежавшая лягушкам.

Я села у валунов, поежилась и плотнее закуталась в шаль. Я должна разрешить эту головоломку. Мне удалось собрать большую часть ключей, но как я ни старалась, мне не удавалось сложить их вместе, придав всему хоть какой-то смысл. До сей поры меня вели Древние. Путь из замка существовал. И я уже знала, какое время дня будет для нас самым безопасным. Этим утром я ничего не видела уже в трех шагах от себя, кольца тумана скрывали все, кроме нескольких растений, как-то выживших в этих негостеприимных местах. В такое время преследовать нас будет невозможно. И все же, как мы сможем пуститься в подобное путешествие без проводника, который знал бы дорогу? Пытаться проделать этот путь самостоятельно — чистое безумие. В другое время я с радостью рискнула бы для сестры всем. Я могла бы просто схватить ее за руку и потащить через чавкающую трясину, полагаясь на счастливый случай и надеясь найти хоть какое-нибудь убежище еще до того, как за нами пошлют погоню. Но не теперь. Я могла рисковать своей жизнью или жизнью Ниав, но не сыном.

Странно, как изменился ход времени. Теперь дни бежали все быстрее, и, несмотря на слепую веру сестры в мою способность все исправить, нервы Ниав находились на пределе: она что-то бормотала себе под нос днем и внезапно просыпалась по ночам, дрожа и плача от какого-то кошмара, о котором отказывалась говорить. А потом Эйслинг получила послание. Мы ужинали жареным ягненком в розмариновом соусе, когда она огласила новости.

— У меня добрые вести, — весело произнесла она. — Я получила письмо от Эамона. Посыльный прибыл сегодня. Они уже выехали из Тары и добрались до Ноусса, там они встречаются с местными лордами. Потом они сделают еще одну остановку в Семиводье и будут здесь через четыре дня.

Ниав побелела. Это был удар. Я безуспешно искала подходящие слова для ответа.

— Ты очень соскучилась по Эамону, — это, по крайней мере, было правдой.

— Конечно, — смущенно улыбнулась Эйслинг. — Должна признаться, без него было трудновато. Люди у нас, конечно, знающие и надежные, но у брата очень специфический подход к некоторым вещам, так что мне приходилось пристально за всем следить. Кроме того, я очень беспокоюсь за брата. За несколько дней до отъезда он был… несколько не в себе. Надеюсь, поездка улучшила его настроение.

На это я не нашлась, что ответить, и промолчала. Зато слова Ниав прозвучали, словно топот беззаботного гуляки по тропе, полной капканов:

— Четыре дня! Не может быть! Этого слишком мало! Четырех дней не хватит, чтобы…

— Не волнуйся, Ниав, — прервала я сестру, хмуро глядя в ее выразительные голубые глаза, где ясно читались горе и обвинение в предательстве. — Все будет в порядке. — Я повернулась к Эйслинг. — Ниав плохо себя чувствует. Думаю, нам лучше пораньше лечь спать. Ей нужно отдохнуть.

Маленькое, веснушчатое лицо Эйслинг выглядело озабоченным. Она внимательно всмотрелась в Ниав, взвешивая слова сестры и ее вид.

— Ты должна рассказать мне, Лиадан, — осторожно произнесла она. — Если что-то не так, я должна об этом знать. Может быть, мне удастся как-то помочь. Эамон точно захочет оказать помощь.

В последнем я сильно сомневалась.

— Спасибо Эйслинг. Тебе не о чем волноваться.

Четыре дня. Богиня, помоги мне, только четыре дня. Ночь я провела без сна, сравнивая равно невозможные планы побега, ни один из которых мне не нравился. Как только небо начало сереть, я вскочила, радуясь, что снова на ногах, обула тяжелые ботинки и теплое платье с плотным плащом. Мне не терпелось выйти на улицу, прочь от каменных стен, которые, казалось, поймали меня и мою проблему. Неразрешимая головоломка в неоткрываемой коробке.

Еще до рассвета я выскользнула через потайную дверь, вниз по спиральной лестнице и наружу на склон над болотом. Здесь я и стояла, глядя на север. Желудок у меня крутило от переживаний, сердце ныло от беспокойства, и я готова была заплакать от ужаса при мысли о том, что мне все же придется попытаться сделать. Похоже, что единственная возможность — взять руку сестры в свою и ступить в трясину, уповая на одну только веру.

Чья-то рука плотно зажала мне рот, другая сжала грудь. Голос за моей спиной очень тихо произнес:

— Это просто предупреждение, чтобы ты не шумела. Стража наверху не может нас видеть, но может услышать. Веди себя тихо. Хорошо?

Рука с груди исчезла. Тонко разрисованная ладонь с моего рта тоже. Мне не надо было смотреть на них, чтобы определить, кто говорит. Крашеный подтвердил свою славу, пробравшись сквозь защиту Шии Ду легко, словно тень.

— Что, на этот раз по голове бить не будут? — не оборачиваясь, шепотом спросила я. Сердце, как безумное, билось в моей груди.

— Сядь. — Слова, пусть и сказанные вполголоса, звучали как приказ. — Мы в слепом пятне, но оно не бесконечно. Незачем выходить за него и привлекать внимание.

Я села, и Бран переместился так, чтобы я могла его видеть, усевшись на камни в трех шагах от меня. На нем была старенькая туника и штаны непонятного оттенка. Подошвы его мягких сапог покрывала черная грязь. Лицо бледное, глаза смотрят очень серьезно. Он был прекрасен. Бран молча разглядывал меня, а я смотрела на него в ответ и чувствовала, что краснею. Он слегка нахмурился.

— Что ты здесь делаешь? — спросила я, в голове у меня кружились тысячи возможных ответов.

Он долго не отвечал, а когда, наконец, заговорил, слова звучали осторожно.

— Странно, — сказал он. — Я был уверен, что у меня готов ответ на все, что ты можешь мне сказать. Но все слова куда-то улетучились, теперь, когда ты сидишь рядом.

— Тебе опасно находиться здесь одному, без оружия, — дрожащим голосом произнесла я. Он смотрел на меня с выражением, которого я не надеялась больше увидеть. — Зачем ты пришел? За твою голову здесь назначена награда, и ты это знаешь.

— Тебя это беспокоит? — в его голосе звучало искреннее удивление.

— Ты решил изменить наши отношения, не я. — Я крепко сцепила руки, чтобы не поддаться желанию протянуть их к нему. — Если ты считаешь, что мне наплевать на твою безопасность, значит, ты не слишком-то хорошо меня знаешь. А теперь ответь на мой вопрос.