— Мне вот уже пятый год зудит баба моя, мол, уходи ты с этой проклятой работы! Всякий раз боюсь за тебя, каким вернешься? С цветами или в цветах? А я ей в ответ, что в другом месте столько не заработаю. А жить как? Дети растут! А с ними и расходы! То сыну радиоцентр, то дочке джинсовый костюм! Да и жене отказывать ни в чем неохота. Она вон телевизор недавно купила — на всю стенку величиной. Полугодовую зарплату вломила в него. Я чуть не офонарел. Зато теперь все домашние кайфуют. Довольны. А я вкалываю. Мне не до жиру.

— Моя не легче отмочила. Я копил себе на колеса. А тут возвращаюсь домой, баба меня с порога огорошила. Мол, купила импортный холодильник, в каком лед не образуется, и моющий пылесос! Все мои сбережения уложила в это дело. Я чуть не взвыл! Но не воротишь сделанного. Поругался на нее, на той жопе и сел, — сознался Виктор.

— Это еще что? Вот когда мы были на Кавказе! Во, где обдиралы! Они с водителей вместе со шкурой снимут. Там инспекторов ГАИ больше, чем во всей России рыжих тараканов. Откуда они возникают, не знаю! Едешь по перевалу! Справа — отвесные горы, слева — пропасть, над головой скала зависла под сотню тонн. Под ней чихнуть страшно. Ну, оторвется от плеч скалы эдакая головенка? Едешь, дух перехватив. И на тебе, на самом поганом месте — гаишник с протянутой рукой. И говорит, раз едешь в солнечную Грузию — золоти руку. Что? Денег нет? А зачем с пустыми карманами к нам собрался? Ну, показывай, чем отблагодаришь меня? Не нашел ничего из харчей, забрал рубашки, а у Витьки даже свитер отнял. Во, гад!

— Знаешь, мы недолго были в этой Грузии, но нам показалось, что прошла вечность. Когда ехали уже обратно по перевалу, знаешь, какую песню пели:

А я в Россию, домой хочу.

Я так давно не слышал маму…

Колька долго не мог успокоиться от смеха… Через три дня, разгрузившись в Тюмени, все решили дождаться Макарыча в гостинице. Но Леонид не усидел. Пошел поискать заказчика и вскоре вернулся с лысым, бородатым мужиком, крепким и коренастым, на кривых, толстых ногах.

— Вот, предлагает доставить

в

Москву его мраморные плиты для отделки офиса. Предоплату дает — половину. Окончательный расчет — на месте. Как, мужики? Беремся? — спросил Леонид.

— А грузить кто будет? Плиты — не мешки и не ящики. К концу погрузки пупок развяжется! — за говорил Виктор.

— Грузить — не ваша забота. Мы сами погрузим и уложим. Ваше дело — довезти в целости! Если какая плита по вашей вине расколется или треснет, оплачивать убытки будете вы!

— Чего? А ну! Пшел вон! И чтоб духу твоего тут не было! — вскипел Леонид и вытолкал заказчика в двери, не пожелав продолжить с ним разговор.

— Сиди и не рыпайся! Жди Макарыча! Он приедет, тогда и подыщем груз! — успокаивал Виктор водителя.

Николай вышел из номера подышать, покурить, оглядеться. И тут приметил на лавке троих мужиков. Они спорили меж собой или ругались, невозможно было понять. Говорили на незнакомом языке. Калягин отвернулся от них. Смотрел на дорогу, по какой бесконечным потоком шли машины.

«Скоро Макарыч должен появиться!» — подумал Николай и почувствовал, как его взяли за локоть.

— Послушай, друг! Это твоя фура? — обратился к Николаю один из троих, сидевших неподалеку.

— А что тебе? — повернулся Калягин.

— Понимаешь! Выручать нас надо. Привезли мандарины из самой Грузии. Думали, продадим здесь, у нефтяников. У них много денег. Оказалось, им уже полгода зарплату не дают. Не только на мандарины, на хлеб нет денег. А у нас мандарины пропадают. Их надо скорее увезти отсюда в Москву! Где быстро продать можно.

— Сколько у тебя мандаринов?

— Еще одну такую фуру нужно!®Но где взять? Хотя бы половину увезти скорее, пока не испортились.

— Сколько платишь до Москвы?

— А как ты хочешь?

— Погрузка и разгрузка твои или наши?

— Лучше ваши!

Николай повел мужика в номер, чтобы там договориться окончательно.

Пока спорили о цене, к гостинице подрулила фура Макарыча.

— Привет, кенты! — грохнул так, что стекла в окнах дрогнули. — Как доперли? Все целы? Тихо было на дороге? Я ж базлал, что Колька везучий. Его, падлу, даже в зоне ни разу не тыздили! Со всеми сдышался!

— Макарыч! Вот, мужики просят помочь. Мандарины им надо отсюда в Москву увезти. Жалуются, мол, погниют.

Макарыч подошел к троим мужикам:

— Сколько мандаринов у вас?

— Вагонная отгрузка. Сорок тонн. Вот если бы вы двумя фурами взялись?

— Если заплатите сейчас, поможем!

— Теперь только за половину можем! Остальное отдадим в Москве!

— Нет! Так не пойдет. Не согласен!

— Пойми, друг! За вагон платили, за погрузку

и

разгрузку — тоже. Кушать надо! В Москве сдадим оптовикам, сразу рассчитаемся с тобой!

— Я тебе не друг. А кушать все хотим! Ищи потом вас в Москве! Мне больше делать нечего? Не берите их, кенты! — моргнул Макарыч Леньке. Тот согласно кивнул головой.

— Я свой паспорт в залог отдам! — просил один

из мужиков, не выпуская из своей руки рукав Макарычева пиджака.

— На кой хрен мне твой паспорт? Я им в гостинице рассчитаюсь иль мужиков накормлю? Засунь его себе в задницу! — протестовал Макарыч.

— Хотите, мандаринами возьмите! Вы их дороже продадите, чем мы — оптовикам!

— Не занимался я еще спекуляцией! Иди к чертям собачьим! Хочешь уехать вместе со своим гнильем? Гони наличку полностью. А нет, отваливай!

Через час уговоров, споров, торгов о цене мужики все же выложили полную сумму. И Макарыч, получив от них деньги, велел загружать машины, наняв в помощь нескольких бомжей, слонявшихся на товарной станции без дела.

— Ты, Николай, отойди! Погрузка — не твое дело. Есть помоложе и покрепче. Дай им на кусок хлеба заработать! И знай, нельзя кавказцам верить на слово. Помни это! Первые кидалы из них — это грузины. Редкостные брехуны. В слезах и в жалобах всю Россию утопят. Заплачут, как бабы. Такое им запросто. Знают русскую жалостливую натуру! Многие на том сочувствии попались. А добившись своего, тут же осмеют нашу простоту и доверчивость. Я на том уже горел не раз…

К вечеру обе загруженные фуры покинули Тюмень и вышли на московскую магистраль.

Макарыч взял Кольку в свою фуру.

— Ну как тебе житуха новая, колесная? — Положил в ладонь Калягина деньги и сказал: — В

Москве пару дней передохнем. Я там еще не всех баб измял. Хочешь со мной?

— Нет, Макарыч, староват я для таких подвигов. Да и по молодости не увлекался бабьем. Одну имел, — вздохнул Николай.

— Ну и мудак! Мужик должен быть как огурец! Всегда хрустящий, крепкий. И бабья должен иметь не меньше, чем семян в огурце. Они нашему брату силы дают, жизнь! Но, как бы ни были хороши, ни одну в душу впускать нельзя. Лишь для тела, для флирту, ради веселья, чтоб кровь не плесневела! — хохотал Макарыч во весь голос.

Машина шла по трассе на хорошей скорости. Следом за нею, не отставая, вел свою фуру Ленька.

Макарыч рассказывал Кольке, как он колесил все эти годы, где был, что видел и пережил, как ему

жилось. И вдруг, глянув вперед, умолк. Машина резко затормозила. Калягин глянул на дорогу и похолодел.

Дорогу их фуре перегородили вооруженные люди. Они стояли цепью по всей проезжей части и держали их машину под прицелом. Выкатывайтесь! — открыл дверцу хмурый, заросший до самых бровей мужик.

— Что будем делать? — дрогнуло все нутро у Николая.

— Потрехаем! Вы тут не дергайтесь. Я сам! — вышел из кабины.

Николай оставил дверцу приоткрытой, чтобы на всякий случай подстраховать Макарыча. Тот шел вразвалку, не спеша. Подойдя к цепи мужиков, спросил коротко:

— Где пахан?

— Тебе на что?

— Хорош будешь и с нами.

— Что везешь?

— Гони башли, старый козел! — заговорили рэкетиры, окружив Макарыча со всех сторон.

— Кто козел? — рявкнул Макарыч, как когда-то в бараке зоны, и легким, неприметным движением, словно играючи, закинул обозвавшего в сугроб головой на несколько метров, обронив вслед: — Не горячись, падла! Не то брехалку из жопы ломиком выковыривать станешь.