— А при чем рысь? — проснулся Николай.

— Проспал? Значит, потерял! Ведь верно ведьма сказала, что не все воротить можно, — рассмеялся старик.

Бригада за прошедшее время сдружилась. Ни ссор, ни споров здесь не было никогда. Люди помогали друг другу во всем. И со стороны казалось, что они всю жизнь работали вместе.

Лишь иногда подначивали мужики бригадира за его слабость к женскому полу, но и то безобидно. Случалось, поругивали Никиту за сонливость. Тараса — за обжорство, Глеба — за медлительность, но дальше бригады эти разговоры никто не знал и не слышал.

— Ну, мужики заканчивают в поселке уже четвертый сруб собирать. К Новому году половину денег с заказчиков истребовать можем! Это, если на всех поделить, неплохо получится! — подсчитывал бригадир. И подогретый своими цифрами, торопился сам и поторапливал мужиков: — Эй! Тарас! Чаи дома гонять будем! Живей!

— Никитка! Опять дрыхнешь, кот ленивый! Ну, подскакивай! Расхрапелся на всю тайжищу! Тебе не с бабой в постели, а с медведицей в одной берлоге спать! Глядишь, до весны отоспишься малость!

Вон, уже лебеда из задницы выросла! Еще немного, в кочку превратишься. Сигай в тайгу, увалень!

— Глеб! Чего стоишь раком уже целый час? А ну! Шустрей стеши сучья! Чего мудохаешься, как баба?

И лишь к концу второго месяца позволили себе мужики выходной. Да и то лишь потому, что работ осталось только на неделю. А сегодня лил дождь. Холодный и промозглый. Люди, опустив пленку над столом, загородились от сырости и унылого, царапающего душу дождя.

В распадках меж сопок уже завывал холодный осенний ветер, напоминая людям, что тепло не вечно, а зимние холода скоро разгонят по домам теплую мужскую компанию.

Осень… Как ни отворачивайся от нее, она приходит в жизнь каждого, врываясь без спросу в природу и человечьи судьбы, срывая не только листья с деревьев, а и молодость с недавних парней, не жалея и тех, кто в прожитом не увидел весенней радости, ан уже и закат на пороге…

— Вот соберем дома, закончим их к весне, а по теплу снова сюда завалимся! Чего в поселке киснуть? Иль на завалинках с бабками брюзжать? Нет! Нам, мужикам, вольный воздух нужен! Тогда мы как боровики — всегда здоровы! В поселке — одни мухоморы! Вот я уламывал Веньку к нам в бригаду! Ну, бывшего директора школы. Помните, он в школе каким был? Марию Тарасовну — учительницу по географии — на «пугача» посадил? Во, отчебучил. И как сумел забить карбидом пробки и засобачить их под ножки стула ей! Ну и рванули они! — засмеялся Алексей.

— Я ж тогда в классе был. Училка башкой в потолок, стул вдребезги, стекла — в осколки, стол перевернуло, дыму, вони полный класс, как при газовой атаке. Мы еще пропердеться не успели, как Веньку из школы на две недели вышибли за хулиганство! Кто-то заложил его! — вспомнил Тарас.

— Он и сам нынче не тот. Раньше рогатку с пальцев не снимал. А теперь своих внуков из-под ремня не выпускает. Брешет им, что круглым отличником в школе был! Во трепач! Я им правду про их деда выложил. Всю, как есть!

— Зачем? — удивился Николай.

— Ни за чем, а за что? Он, гад ползучий, отказался с нами в тайгу пойти!

— Ну и что? Может, здоровья нет?

— Кабы так! А то знаешь, чего смолол? Дескать, положенье ему не позволяет! Общество неправильно поймет! Тьфу! Туды его мать! Какое там общество он напридумал? Я его по всем падежам просклонял! Ни одного не пропустил. А внукам, чтоб в обществе не было тошно, всю Венькину подноготную вывернул. Со зла, конечно! Чтоб знали, кем он был. Я еще уйти не успел, а ему меньшая внучка язык показала, а тот, какой в школу пошел, по плечо отмерил, когда Венька велел за уроки сесть. Уж эти за нас отплатят! А то ишь, загордился, гад!

— Это что? Я вот к Черепановой зашел! Мы с ней за одной партой семь лет сидели. А она, во зануда! Обиделась, что я с ней на «ты» заговорил! — вспомнил Никита свою одноклассницу.

— Ты что? Взаймы у нее взять хотел?

— Нет!

— Тогда с чего она?

— Ну как же? Директор пекарни! Тоже из высшего общества!

— Да! Нынче всякое говно в господа полезло. Мало, чтоб его на «вы» да с отчеством, требует господином величать. А постой возле дома пять минут, увидишь, как тот господин выскочит за угол и, коль нет поблизости лопухов, пальцем задницу вытирает. И об сарай! Вот оно, их происхожденье! Будто не помним и не знаем их!

— А при чем тут должности? Ну, я ветврачом работал! А прижало, стал крутиться, чтоб семью прокормить! — возмутился Глеб.

— Моя баба тоже институт закончила! Финансист! Теперь на птичнике вкалывает! Там заработки. Жалеет, что столько лет потеряно, мол, раньше надо было одуматься! — говорил Никита.

— А черт с ними! Нам терять нечего! Дай Бог весны дождаться! — говорил Алексей.

Но… Уже через две недели, вернувшись домой, узнали мужики об инфляции. Живя в тайге, не слышали, что происходит в Сероглазке и во всей России. Резкий скачок цен, полное обесценивание денег. И самое страшное, что больно ударило по каждому, вместо того, чтобы заработать, все они остались должны за питание…

Алексей, услышав о том, запил по-черному. Клял правительство, безмозглых политиков и не знал, как, какими глазами смотреть теперь на сельчан, с которыми работал в тайге.

Доводить дома никто не хотел. Не соглашались с расценками, боясь завтрашнего дня и нового витка инфляции.

А цены росли с каждым днем. За ними уже никто не успевал. Быстро опустели полки и прилавки магазинов. Люди запасались впрок всем, чем только можно. Мыло, спички, соль, сахар — мешками и ящиками.

— Ольга! Всего не напасешь! Ты словно к войне готовишься! — говорил Николай. И напоминал сестре о возрасте.

— Не о себе, Коля, пекусь! Детву жаль! Без порток ходить станут. Обовшивеют! Гляди! В магазине никакой крупы не стало. Все разобрали! На единой картохе сидеть будем. Сами ладно. Свычные. Малых жалко! — плакала сестра.

От страха и неизвестности перед днем завтрашним затихла Сероглазка. Люди боялись выходить из домов. Ходить в гости к соседям не решались, совестно было объедать. Даже родные друг друга не навещали. Накладно стало. Старались всяк свою семью вытянуть. Уж не до родни. О дружбе забыли.

— Как же там мои — в Красноярске? — беспокоился Николай о сыне, внуках. — Успели переехать или нет? Голодают? — сжималось сердце болью и поделился с Ольгой.

— Навести, не томи душу. Возьми сала, меду и масла. Это свое. Отвези гостинцев. Лишним не станет. Нынче харчи в копеечку влетают. Так что желанным гостем будешь! — собрала в дорогу.

Николай обещал не задерживаться в городе дольше чем на неделю. И уехал утренним автобусом, удивившись высокой цене билета.

— Раньше я за такие деньги в Москву мог слетать, пробыть там неделю и вернуться на самолете! — сетовал человек.

— Это когда было?

— Совсем недавно!

— Папаша! Деньги надо в оборот пускать, а не держать в кубышке! — посмеялись попутчики.

И Николай, отвернувшись к окну, думал об одном: «Как жить? И, главное, зачем?..»

— Нет! Не переехали, не успели. Цены на квартиры поднялись так, что Павлик забыл о переезде семьи. Не по карману ему! Да и о чем говорить, если его жене пришлось устраиваться на работу! Она теперь в коммерческом магазине. Павлик привозит товары, она их продает. Поначалу трудности были с транспортом. Теперь вроде наладилось у них. Грузовыми самолетами доставляют! — рассказывала Арпик, опорожняя сумки Николая.

— Грибы! Сколько лет я их не видела! Целую вечность! — открыла пакет Арпик. И долго вдыхала, наслаждаясь запахом.

— Мед передай! Таежный! — указал на трехлитровую банку Николай.

— Ого! По нынешним временам это королевский подарок!

— Вот сало! Может, будут есть?

— Теперь все едят, Коля. Даже то, что недавно и не нюхали. Нынче подчистую. Не успеваешь на стол поставить, — то ли пожаловалась, то ли похвалила внуков Арпик.

— Вот огурцы, помидоры соленые! А это —

щучья икра! Может, пригодится?

— Ничего себе! Я ее не отдам! Сберегу до приезда Павлика. Надо и его чем-то побаловать! — поставила банку в холодильник.