— Ну, а вы для чего имеетесь? — не сдержался Калягин.

— Вы не вправе нас упрекать. На вас вся бригада ополчилась. Они с вами много лет работали. Мы и поверили мненью целого коллектива. Что ж тут удивительного? Да только ошиблись.

— Мне эта ошибка десяти лет жизни стоила! Как их верну? — возмутился Калягин.

— А следователю пришлось поплатиться работой! Уволили. Да еще с позором!

— Мне от этого теплее не стало!

— Что я могу ответить? За чужие ошибки ответственности не несу. Ваша организация — не государственная. Артель — кооперативная. Вот получите документы, идите и говорите с ними о компенсации. Только вряд ли получится.

— Не они отправили меня в зону!

— И не я! Я вас вообще впервые вижу!

— Выходит, меня можно наказывать за преступленье, какого я не совершал. А виновных в беззаконии — нет?

— Следователь наказан. Уволен. Судья, который вынес приговор вам, давно умер! С кого спрашивать? Это если я за свои беды с вас спрошу! То же самое получится..

Но Калягин не отступил. Побывал в милиции, у председателя суда, написал жалобу в Верховный Суд. И через два месяца получил компенсацию. Конечно, не столько, сколько полагалось, много меньше, но все ж успокоился. И решил навестить бюро ритуальных услуг.

— В кладбищенской бригаде, говоришь, работал? — уставился на Николая директор. И, выслушав сбивчивый рассказ Калягина, потер лоб, припоминая: — Что-то когда-то слышал. И что теперь?

— Мужики меня на следствии и на суде забрызгали. Я по их вине десять лет потерял. Хочу компенсацию получить.

— С кого? — сдавил директор кулаки в гири.

— С мужиков! За лажу!

— Это дело твое! Сколько хочешь! — разжал руки, глаза потеряли свинцовый оттенок, снова ожили.

— Они работают? Все?

— А черт их знает? Я на погосте не бываю! Рановато мне покуда!

— Бригадиром, как и тогда, Борис Петрович?

— Нет! Там другой! Борис у нас давно не работает. Он вообще уехал из Красноярска, когда у него умерла мать. Из прежних, уж и не знаю, остался ли кто-нибудь или нет?

Калягин поехал на кладбище, уже ни на что не надеясь. За прошедшие годы оно так выросло, изменилось, что Николай не узнавал его. И решил обратиться к сторожу.

— Мужики? Они вон там, в левом крыле. На спуске могилы копают. Заказ большой получили. Сразу на пять могил. Слыхал? Дом сгорел. Вся семья на тот свет… А у тебя кого не стало? — спросил, сочувствуя заранее. — Как это самого себя? — попятился сторож к дому. Николай рассказал ему вкратце, что с ним произошло.

— Ну и не повезло тебе! — почесал в затылке задумчиво. И взялся проводить Николая к могильщикам. Ему было интересно увидеть, чем закончится эта встреча? А потому трусил впереди молча, не решаясь загадывать.

— Эй, мужики! К вам привел! — позвал сторож людей, копавших могилы.

Кто-то выскочил, навстречу Николаю пошел. Подойдя, подал руку:

— Не обессудь, отец! Сегодня заказ не возьму! Завтра! Подождет твой покойник. У меня сегодня — завал!

— Я не хоронить. Я сам в этой бригаде когда-то работал.

— Штат полный! Не возьму! — упредил бригадир.

— Сам не хочу! Скажи, кто из прежних у тебя остался? — злился Николай.

От бывшей бригады — лишь один Евгений. Но он, а это Калягин хорошо помнил, не поддержал бригаду, не давал показания на суде и со следователем не общался. Он был моложе всех.

— Евгений! — позвал его бригадир. И пожилой человек, кряхтя, держась за спину, вылез из начатой могилы. Оглядел Николая, не узнал. Но пошел навстречу.

— Женька! — протянул ему руку Калягин.

— Николка! Ты?..

…Они вместе, как когда-то, выкопали могилу и отошли поговорить.

— Кроме меня, сам видишь, никого не осталось. Все новые, молодые. Я самый старый у них. Прежние? Да что там? Бригада уж сколько раз обновлялась. Не держатся люди. Вот этим составом полгода вместе работаем.

— А где те? — перебил Николай.

— Э-э, да что теперь вспоминать? Борис схоронил мать. Говорили, после того, как тебя забрали, они ругались часто! Мать пилила его. А потом приболела и не перенесла пневмонии. Померла. Где-то через полгода Валентина сбила машина. Он тут и кончился. Прямо на месте. А Федор, если помнишь, художником был, в петлю влез. Никто не знает от чего? Ни на кого не жаловался. Записки при нем не нашли никакой. Не пил. Один жил, как сыч. С чего удавился, для всех загадкой осталось. Дмитрий на другую работу ушел. Сторожевать взялся. Здесь уже сил не хватало. А и там не повезло. Воры убили. Прирезали средь ночи. И с другими не легше. Только прежний сторож, ты его помнишь? Лукича? Так вот этому повезло! Бабу себе нашел. И уехал к ней в деревню — насовсем. Поныне живой. Радуется, что вовремя погост оставил. Только двое нас… Ну, и Борис! Если живой, где-то бедует.

— Мародеров при Борисе поймали?

— Нет. Он уже уехал к тому времени.

— Никому не пишет? — спросил Николай.

— А кто мы ему? Да и он… Расстались без

жалости. Всяк свою судьбу ищет.

Николай понял, что судьба никого не обошла своим вниманием. Ведь именно Евгений и Лукич, только эти двое, не поверили никому. И в процессе не позорили его — Калягина. Вот и живы…

— Николай! Тебе хоть есть на что жить? —

спохватился Евгений.

— Не сдохну. В зоне выжил, в дурдоме не откинулся. А уж на воле — устою. Не беспокойся…

— Позвонить Павлу или нет? — И все же, набрав знакомый номер, услышал голос Арпик, спросил хрипло:

— Не узнаешь? Говорят, даже имя мое забыла!

— Ну нет, Николай! Меня, как всегда, оболгали! А ты где? Откуда звонишь? Из города? Неподалеку от меня? Чего ж не зайдешь? Нет, не обременишь. Уже закрылся занавес, и я на пенсии. Второй год. Времени у меня много. Так что могу уделить внимание тебе. Кстати, и о Павле расскажу. Он вчера улетел во Владивосток. Там его судно на ремонте стоит.

— Странная ты баба! То гонишь, стыдясь меня! То зовешь! Где ты истинная, а где в маске? — усмехнулся Николай.

— Теперь мне, пенсионерке, все равно, кем ты работаешь!

— А если нигде? Не будешь звать?

— Безработные сегодня не новость!

— Я не просто безработный! Я из дурдома две недели назад вышел. Десять лет там отбарабанил! — скорчил трубке идиотскую рожу. И представил, как Арпик испугается, бросит трубку. Но вместо этого услышал:

— Для меня это не новость. Я знаю обо всем. Твоя сестра Ольга звонила Павлику и рассказала все. Как видишь, мы в курсе твоих дел. Ты уже ничем не удивишь и не испугаешь.

— Вот так?! Ну, а на мой визит сколько времени отведешь?

— Не дури и не паясничай! Если хочешь, приходи, поговорим!

— А если и впрямь приду?

— Ставлю кофе варить. Понял? Жду!

Николай не сразу решился позвонить в двери.

Потоптался у порога. Послушал. Не доносятся ли посторонние голоса из квартиры? Но за дверью было тихо. И он нажал кнопку звонка.

— Входи! Открыто! — услышал из комнаты. Вошел. И глазам не поверил… Низкорослая, седая, изможденная старушка, включив свет, смотрела на него.

— Арпик! От тебя одни глаза остались! — сдавило сердце болью.

— О чем ты, Николай! Иль забыл, сколько мне лет и сколько пережито? Жизнь с тобою была не медовой. Вот и состарилась прежде времени. А и ты! Глянь на себя! Одни морщины и седины… Будто из могилы в самоволку убежал! Смотреть больно!

— Ладно меня по костям разбирать. Тебе дай волю, всех изговняешь!

— Грубияном ты был, таким и остался! Да ладно! Проходи! — провела в комнату, пропахшую нафталином. — …Павлик теперь работает старпомом. На большом судне. Торговое оно. Хочет перебраться с семьей во Владивосток. Там он скоро получит квартиру. В самом центре. Считает, что так лучше и удобнее. Оно и верно. Туда они заходят под разгрузку и погрузку. Где два дня, а порой — неделю стоят. С семьей эти дни побудет. Всякий раз не налетаешься в Красноярск. Дорого. Да и времени в обрез. Сам знаешь, сколько уходит сил на дорогу…

— Что случилось с ним в рейсе?

— Не с ним! Судно обледенело. Обычная ситуация в море. Такое уже не раз…