И, помолчав, добавил:

– Конечно же, заявление у нее никто не примет, потому что чушь полнейшая. Ей там, конечно же, объяснят, но ты ж понимаешь, теперь к тебе здесь такое повышенное внимание будет… жизни не дадут. Ну, а если не объяснят – иди знай, куда эта полоумная дойдет. Слышь, я серьезно говорю.

Через пять минут он ушел.

Оля, матерясь и плача от нервов, кинулась собирать вещи, коих за год в квартире накопилось очень много.

Немного успокоившись, она набрала Лизу.

И через полтора часа мы приехали с пакетами.

– Капец! – выдохнула Лизка, дослушав. – Да, мать, попала ты капитально… Слушай, а может, все обойдется, а? Ты ж столько времени в этой квартире, все ж нормально было, что ж теперь, из-за одного придурка переезжать? А соседи успокоятся, им не пофиг? Для хозяйки что-то придумаем… Можно подумать, ей в первый раз про тебя рассказывают.

– Для хозяйки-то придумаем, – внезапно всплакнула Оля, потом, быстро успокоившись, хлопнула себя ладошкой по плечу – а с этими что делать? Мне Сережа ясно сказал: съезжать быстро. Понятно, что ее заявление – идиотизм, но вы б ее видели… Иди знай, она их там на рога поставит, а они ж должны будут для галочки отреагировать. А если просто начнут ходить и меня шантажировать, что дело завели? Он же малоле-етка! – Оля снова заревела.

– Тихо, тихо! – вступила я. – Не хнычь, давай быстро собирайся. Конечно, хреново, что твои паспортные данные у хозяйки останутся по-любому…

– Останутся, – Оля вытерла глаза рукавом, – но то ладно, Сережа сказал, ничего страшного… главное, чтоб меня сейчас не приняли…

Через двадцать минут мы, в две ходки, снесли пакеты в такси.

А еще через час на Лизкиной кухне отпаивали Олю водкой.

Оля прожила у Лизки почти месяц и в итоге сняла квартиру совсем в другом районе. Часть клиентов она, понятное дело, потеряла.

Елена Николавна, приехав забирать ключи, долго сокрушалась, что от нее уходит такая приличная и положительная девочка. Видимо, на тот момент слухи до нее еще не дошли.

Ольку никто не искал.

Люди бывают – феерически странные.

Я иногда думаю: вот видела все.

Потом кто-то приходит, что-то говорит, и я понимаю: нет, не все.

Вот, думаете – это зря про военных анекдоты сочиняют? Ну там, «копать от забора и до обеда» или «одна идет не в ногу»…

Не зря.

Я не знаю, как там остальные военные, но тот, кто недавно пришел ко мне, – так он из анекдота. Поверьте на слово. Вот анекдоты – про него.

Началось с того, что позвонил мне Саша – мой редкий, но давнишний клиент. Спросил, не поднялись ли цены, и сказал, что он даст мой телефончик старому приятелю. Но только чтобы я не удивлялась – приятель странноват. Ибо полжизни прослужил, а это отпечаток наложило.

Но так-то человек нормальный, только неулыбчив. Прими, мол, Катя, хорошо, я же тебя советую.

Через час этот Солдат мне позвонил.

Он поздоровался, сказал, что меня ему отрекомендовал Саша (да, так и сказал – «отрекомендовал»), и спросил, в котором часу я готова его принять.

Я была готова.

И он пришел.

Высокий, прямой (они там линейку глотают?), худющий, строгий. Лет так пятидесяти с лишком.

Я не смогла поймать его волну. Вот не смогла. И как-то сразу почему-то. Я не пробилась.

Он рассчитался суммой, отдельно заготовленной в кармане, и прошел в комнату.

Он увидел ноутбук и спросил:

– А это зачем?

– Сижу в Интернете, – сухо сказала я.

– Дурь это все. Тратишь время впустую, – резюмировал он.

Я не нашла, что ответить. Интересно, куда мне его тратить не впустую? Благо времени много.

Четко, все четко. Рубашку снял, сложил, уложил. Брюки снял, сложил, уложил. Трусы снял, сложил… ну понятно, да?

Клянусь, от ванной до постели он шел, почти чеканя шаг.

– Ложись, – скомандовал он мне.

Я даже слегка испугалась. Но строевую не сдавала, и то ладно.

Сантименты были ему явно ни к чему.

Люди как-то улыбаются. Хоть иногда.

Губы этого не сдвинулись ни на миллиметр. Ни разу за весь час. Вообще ни разу.

Он был строг, сух, тверд и собран. Во всем. Вообще во всем.

Все мои попытки хоть как-то пошутить натыкались на его упрямо сжатые губы и сухой недоуменный взгляд.

Очевидно, чувство юмора они сдают, когда приходят в армию.

Им его не возвращают до конца. А когда служба кончается, оно вроде как и ни к чему уже.

Но, честно говоря, он был довольно прост. Я отработала как надо.

Он встал и начал собираться.

И вот тут надобно сделать небольшое лирическое.

Дело в том, что четыре дня назад моя соседка Бабдаша, оседлав метлу, умотала осчастливливать своим отнюдь не тихим присутствием каких-то полузабытых родственников и, почти не спрашивая, подкинула мне своего кота.

Бабка называет его Мурчиком, а я, из уважения к мощи и желтым глазам, просто и уважительно – Котом.

Кот не доставляет мне особых проблем. Большую часть времени он где-то бродит, потом приходит, дрыхнет на подоконнике, свесив хвост над батареей, и изредка выходит пожрать.

Так вот, в тот самый момент, когда Солдат уже натягивал рубашку, в комнату вошел Кот – мохнатая худющая детина.

– Твой? – спросил меня Солдат и кивнул на Кота.

– Мой, – ответила я.

Мне не хотелось вдаваться в подробности.

– Сидеть! – скомандовал он коту.

«Обалдеть, чего это он?!» – явно ответил Кот и удивленно посмотрел на меня.

«Извини, он скоро уйдет», – пожав плечами, одними глазами ответила я коту.

Кот вздохнул.

Все только начиналось.

– Хороший зверь, – сказал Солдат. – А он что, он команд не понимает?

– Милый, это кот, а не собака, – тактично намекнула я.

– Все равно, – сухо отчеканил он. – Животное должно быть приручено.

…«и уметь ходить строевым…» – про себя закончила я.

– А чего он такой худой? – вдруг нахмурился он. – Не кормишь?

– Кормлю, – флегматично сказала я. – Гуляет. По окрестным девкам ходит.

– Он не кастрированный? – удивился Солдат.

– Да как-то руки не доходят, знаешь ли… Все работа, работа, – съязвила я.

Он начал мне надоедать, да и не буду ж я рассказывать, что обчекрыжить котика я предлагаю Бабдаше уже давно, а Бабдаша машет на меня руками и говорит, что не нужно лезть в природу.

Солдат на секунду задумался, завис и начал вдруг снимать рубашку.

– Мне нужна горячая вода, тряпка и нитки. Нож надо прокипятить. Кастрюльку дашь? – деловито спросил он.

– Не поняла, зачем?! – страшно затупила я.

А кто б не затупил?

– Кастрировать буду, – все так же деловито, как будто ничего такого, сказал он. – Ты подержишь, а я все сделаю.

Я не могу сказать, что у меня глаза на лоб полезли – нет, это будет совсем не то сравнение.

Скажем так: лба у меня не осталось вообще, одни глаза.

– То есть как кастрировать?! – сглотнула я. – Как это кастрировать?! Кота? Здесь? – я не верила ушам.

– Не бойся ты, это не сложно. Я видел, как это делается, – сказал он, как будто так и надо.

– Не надо никого кастрировать! – заверещала я. – Не трогай моего кота!

Меня порвало. Кот забился под кровать.

Да, у меня была истерика. Я почему-то испугалась.

Дальше был цирк. Он одевался на ходу, я, перепуганная, все же наступала…

Он ушел, а я достала виски.

Кот не выходил до вечера.

Лизуны – народ особый и, к слову, очень многочисленный. У них у всех есть общая черта. Лизуны – мужчины вдохновленные. Ну как же тут не быть по жизни вдохновленным, если ты – гурман. Ну, то есть всегда перед глазами эклерчики и сахарные кольца. Мммм, нямка, да.

Они, любители десертов, частенько поначалу чуть смущены, но в глазах у них ясно читается, что им не терпится добраться…

Лизуны безобидны. Всего-то надо им, чтоб открывался перед глазами хороший вид, и тогда уж они забывают обо всем на свете.