Несмотря на то, что с Алеком всё обошлось, когда на следующий день мои родители везли меня в школу на встречу с директором, у меня было чувство, будто я еду на похороны. День св. Валентина, а любовью что-то и не пахнет. Собственно, в то утро меня удостоили только одним-единственным словом. Когда я вышел из своей комнаты, отец глянул на меня и произнёс:
— Переоденься.
Оказывается, на мне были мои «плохие» шмотки — надел их автоматически, не думая. Я молча переоделся в обычные брюки и рубашку, все пуговицы на которой были в полном комплекте.
Когда мы прибыли на место, там ожидало ещё одно испытание: нам пришлось сидеть в приёмной на виду у всех проходящих мимо, пока, наконец, по прошествии десяти минут после начала первого урока директор Диллер не позвал нас в кабинет. Вернее, он позвал не всех. Сначала к нему отправились только родители, меня же он отправил в дальний конец коридора, к Грину. Разделяй и властвуй — я учил это на уроках обществоведения.
Я шёл к Грину не один, а под эскортом. Я узнал её — это была девчонка из шахматной команды. Та самая, что подзуживала меня преподать Алеку урок.
— Пусть говорят, что хотят, — обратилась она ко мне, — а я считаю — трюк был крутой.
У меня возникло дикое желание наорать на неё и оттаскать за крысиные хвостики. Вместо этого я спросил:
— А если бы он умер?
Она помотала головой.
— От аллергии не умирают. У меня аллергия на кошек, но я, как видишь, жива.
— А ты попробуй как-нибудь проглотить кошку, — посоветовал я, — вот и увидим, останешься ли жива.
Мистер Грин расхаживал по коридору около своего кабинета — ждал меня. Я шёл к этому человеку, словно на эшафот, и как бы я ни твердил себе, что ни в чём не виноват, избавиться от чувства обречённости было невозможно.
— Доброе утро, Джаред, — сказал завуч, завидев меня. — Полагаю, ты знаешь, зачем ты здесь?
В его голосе не звучало ни высокомерия, ни злорадства — мистер Грин был сама серьёзность, и это наводило ещё больший страх.
— Как Алек? — спросил я.
— Он сегодня остался дома. Будем надеяться, к пятнице поправится.
Я вздохнул с глубочайшим облегчением.
— Разумеется, — добавил мистер Грин, — его родители собираются выдвинуть против того, кто это сделал, официальное обвинение.
И тут я единственный раз за всё время взглянул Грину прямо в лицо. И сказал одну только чистую правду:
— Мистер Грин, я этого не делал.
И мистер Грин ответил:
— Я знаю, что ты этого не делал, Джаред. — Он распахнул дверь в свой кабинет — оказалось, в нём полно народу. Знакомые всё лица. Теневой клуб в полном составе.
Я ступил внутрь, спрашивая себя, не играют ли в данный момент какую-то странную шутку со мной самим. Судя по выражению лиц собравшихся в кабинете — нет. Мои бывшие соратники выглядели такими же испуганными и встревоженными, как и я. Даррен, Джейсон, О_о — словом, здесь были все, даже Шерил.
— Они заявились в мой кабинет вчера, сразу же после уроков, — объяснил мистер Грин, — и О_о предъявила мне вот это. — Он вытащил из ящика стола медицинскую карточку, которую О_о накануне показывала мне, ту самую, с запиской на обороте: «Мы на вашей стороне».
— Я рассказал мистеру Грину, почему ты ходишь в этой кепке, — сказал Даррен, — и вообще почему ты стал так одеваться. Ну, что ты вроде как под прикрытием.
— А я рассказал слово в слово, о чём мы говорили на том собрании, — добавил Джейсон.
— Сперва я им не поверил, — произнёс Грин.
— Да, — подтвердил Рэндал, — он думал, что это Теневой клуб решил так отмазаться.
— И что заставило вас изменить своё мнение? — спросил я.
— Я заставил, — раздался голос, которого я вовсе не ожидал услышать. Лишь сейчас я заметил, что на «электрическом стуле» кто-то сидит. Не только не член Теневого клуба, но скорее совсем наоборот. Это был Остин Пэйс.
— Почему бы остальным не отправиться на занятия? — предложил мистер Грин.
Теневой клуб покинул кабинет, оставив меня наедине с Остином и завучем.
— Ты, Остин? — с недоумением спросил я. — Это ты проделал все эти штуки? Ты отравил еду Алека?
За него ответил мистер Грин:
— Нет. Но Остин поступил не намного лучше.
Мой бывший товарищ по команде прятал от меня глаза. Завучу пришлось подтолкнуть его к ответу:
— Расскажи ему всё, Остин.
Я присел на один из стульев помягче — из тех, что предназначались для детей, нуждающихся в добром участии, а не в наказании.
— Это я подкинул твою пуговицу во двор Алека.
— Что?!
— Да я вообще не думал, что её кто-нибудь найдёт! — заявил Остин, немедленно принимая защитную стойку.
— Но... где ты раздобыл мою пуговицу?
— Обед у меня помнишь? — сказал Остин. — Ты тогда её потерял.
— Это ещё не всё, — проговорил мистер Грин. — Продолжай, Остин.
Тот бросил на меня короткий взгляд и тут же уставился в пол.
— В ту ночь, когда это случилось, я услышал снаружи какой-то шум. Алек ведь живёт прямо напротив. Я выглянул в окно и увидел, как кто-то убегает по улице. Я не знаю, кто это, но знаю одно — это был не ты. Уж поверь мне — твою манеру бегать я не спутаю ни с чьей.
Он пытался добавить что-то ещё, но, похоже, это давалось ему с трудом. Он посмотрел на мистера Грина, потом на меня и в конце концов уставился на свои нервно сцепленные пальцы.
— Но даже если бы я и не видел, я бы всё равно знал, что это не ты, потому что убеждён — после случившегося со мной ты никогда бы не сделал ничего подобного.
Услышать подобное от Остина Пэйса — всё равно что получить досрочное освобождение из тюрьмы. И самое поразительное: единственным из всех людей в школе, кто знал меня достаточно хорошо, чтобы понять, что сердце у меня на месте, оказался мой старый соперник Остин Пэйс.
— Но зачем, Остин? — спросил я. — Если ты знал, что это не я, зачем ты подложил пуговицу?!
Тут он посмотрел на меня, и лицо его отразило целую гамму противоречивых эмоций. Тут были и осознание вины, и гнев, и досада.
— Потому что мне хотелось, чтобы это был ты.
Мистер Грин разрешил Остину уйти, а тот и рад был сбежать отсюда как можно быстрее. Затем мистер Грин уселся на краешек стола и промолвил:
— Мой долг извиниться перед тобой, Джаред. Извиниться за то, как я обращался с тобой, за то, что не верил тебе, за то, что подозревал в наихудшем. За всё это прошу: прости меня.
Признаюсь, я и помыслить не мог, что мистер Грин способен на такие слова. Видно, я тоже подспудно навесил на него ярлык человека, который ужом извернётся, но не попросит прощения, даже если и был в корне неправ. Наверно, мы оба судили друг о друге неверно, потому что от такой личности, как наш завуч, требуется немалое мужество, чтобы извиниться перед четырнадцатилетним пацаном.
— А как насчёт моих родителей?
— Директор Диллер известит их, что подозрения с тебя сняты. Он пока не знает подробностей, но мы сейчас отправимся в его кабинет и всё расскажем.
— Хорошо, — согласился я. — Может, вам не помешало бы попросить прощения и у моих родителей тоже?
Мистер Грин улыбнулся.
— Пожалуй, ты прав. Мой долг извиниться и перед ними.
Я чуть ли не в буквальном смысле ощутил, как гора свалилась у меня с плеч. В груди больше не теснило, и хотя ноги всё ещё ныли после вчерашней пробежки, мне хотелось подпрыгнуть до самого потолка. Я победил! Вот только... Кто-то другой, возможно, и удовлетворился бы достигнутым, но умение остановиться вовремя никогда не входило в число моих добродетелей.
— Есть одна проблемка, — сказал я. — Мы по-прежнему не знаем, кто виновник.
— Это больше не твоя забота, — ответил мистер Грин.
— Даже если и так, я не хочу бросать дело на полпути. Мне нужно выяснить, кто этот гад.
Завуч скрестил руки на груди. Теперь он смотрел на меня не как на предмет изучения — желательно с помощью вскрытия — а как на равного себе, как на человека, заслужившего его уважение. Вот уж никогда не думал, что меня будет волновать, уважает или не уважает меня мистер Грин...