– Всё так… Добыли мы тех бобров в заливе у испанской миссии Сан-Франциско.

– Ты и берега тамошние на карту начертал… Вот и давай-ка над ней покумекаем, поразмышляем, – пригласил Баранов своего помощника к большому столу у окна, на котором лежал чертёж.

– Я мыслю так, – вновь заговорил Александр Андреевич. – Пойдёшь в Калифорнию опять на шхуне «Чириков», когда вся экспедиция готова будет. Шхуной командовать я положу опять же Бенземана Христофора Мартыныча. Сей мореход надёжный. Возьми с собой ещё Сысоя Слободчикова да Тимофея Тараканова. Они не раз к тем берегам хаживали и дело знают. Согласен ли?

– Согласен, и за всех готов поручиться.

– Ну и, знамо дело, будут с тобой алеуты-зверобои да наши промышленные люди разных ремёсел… Далее, – наклонился над картой Баранов, – чтобы не дразнить испанцев, следует тебе поискать место для поселения где-нибудь вот здесь, севернее форта Сан-Франциско, у залива Бодего.

Баранов ткнул пальцем в карту.

– А мы его, Александр Андреич, залив этот уже заливом Румянцева зовём. Поправь на карте-то. И доска тут вот, на мысе зарыта, что это «Земля российского владения».

– Сие мне ведомо, Иван Александрович.

– Я давно те места присмотрел. И реку там, что выше залива  в океан впадает, назвали мы рекой Славянкой.  Так что течёт теперь по земле калифорнийской русская река.

– А вы не поспешили?

– Нет, Александр Андреевич. Севернее испанской миссии Сан-Франциско и до самого, считай, устья реки Колумбии совсем нет испанских фортов.

– А ты напрасно так думаешь. Не забывай, что те земли  тамошних племён индейских.  Тебе с ними придётся дело иметь.

– А я уже имел. Приходилось.Только я тебе не сказывал до поры, а теперь, видно, время пришло о сем говорить.

– Ну и что те индейцы? Можно с ними договориться?

– А я уже, считай, договорился. Из тамошних вождей есть у меня добрый знакомец. Зовут Валенилла. Так он готов нам сколь угодно земли дать. Лишь бы мы его людей от испанцев защитили. Тех они не жалуют за жестокость их и обман. А к нам они дружелюбны.

– И вы уж будьте с ними поласковее. Дела с ними вершите полюбовно. Ничего у них без платы не берите, а кто сие сделает, то пусть наказан будет. Землю у них под нашу оседлость тоже надо купить и договор о сем составить. Не обижать тех детей природы, а жить с ними в дружбе и согласии надобно.

– Мы так всегда делали, да и впредь, конечно, будем. Всё согласно русским обычаям и по вере нашей православной… Обидно только, что поздно взялись за сие предприятие в Калифорнии. Жаль, что Резанов доехать до Петербурга не смог, а то бы всё это побережье уже давно стало под рукою России.

–  Я думал о том, Иван Александрович.  Даже письмо писал в столицу, но что поделаешь. Воля не наша… Приказа из Петербурга как не было, так и нет. Боятся, видно, там скандала с Мадридом.

– Но ведь и теперь может быть скандал.

– Беру на себя сей страх и риск, – твёрдо изрёк Баранов. – У нас просто другого выхода нет, как договариваться с испанцами самим.

– Да, видно, в Петербурге теперь не до нас. Там ныне вся Европа в огне войны горит, – согласился Кусков.

– Что касательно Резанова, то  я был весьма огорчён его кончиной в Красноярске. Он бы смог даже перед самим государем порадеть за нас… Да, вот, кстати, тебе ещё одно поручение.

– Слушаю, Александр Андреевич.

– Знает ли комендант форта Сан-Франциско и дочь его, которую, кажется, Кончитою звать, что жених её Резанов окончил дни свои в Красноярске?

–  С отцом её, доном Аргуэльо, с братом Луисом, который ныне вместо отца там комендантом, и с ней самой я разговор имел. Но она не верит,  всё ещё ждёт своего жениха. Ходит встречать всякое судно, приходящее в гавань, и целыми днями сидит на берегу. А ведь уже пять лет минуло, как Николай Петрович хлопотать поехал о разрешении на брак с нею у государя нашего.

– Я напишу письмо её отцу. Вот и будет у тебя повод посетить испанскую миссию. Ну да ладно, давай о главном… На судно, как я уже тебе говорил, возьми с собой, сколь надо, мастеровых людей: плотников, кузнецов, дровосеков и прочих, кого сам захочешь. Да инструменту поболе… Пилы, топоры, полосовое железо, гвозди…Всё, что потребуется на стройке. Да и туземцев одаривать надо.

– Я так понял, Александр Андреич, что мы там садимся надолго. Так что, выходит, мне и жену мою, Екатерину Прохоровну, надобно с собой брать?

– Бери непременно. Она помогать тебе будет в твоих отношениях с тамошними туземцами,  дела для неё там найдутся. Вот хотя бы учить детей туземских языку нашему и грамоте.

– Да и то надо думать: как же мне без неё-то. Никак без супруги нельзя.

– Алеутов возьми с байдарками. Пусть  там зверя бьют. О главном промысле забывать не след. Да и на стройке крепости они помогут.

– Зверя там нынче мало. Испанцы сами бобров морских повыбивали. Они  промыслу нашему завсегда препятствия чинят.

– А ты об этом сперва и не думай. Пока форт не построишь. Найдёшь место для нашей оседлости,  пусть люди твои лес валят да строить хотя бы стены начнут. Ты же сам поедешь на переговоры с испанцами о закупке товаров для нас. Закупишь пшеницы, ячменя, бобов, кукурузы, сала, солонины, соли и всего, что сам решишь. На  это я тебе дам полную роспись и деньги. Всё погрузишь в Сан-Франциско на «Чирикова» и тут же отправишь Бенземана сюда. Сие предприятие, всех людей,  судно вручаю под твоё начало, Иван Александрович.

Кусков встал с кресла и поклонился Баранову.

– Сочту за честь великую сию миссию исполнить,  Александр Андреевич. Не посрамим земли русской.

– Иного ответа я от тебя и не ждал, Иван Александрович. Начинай дело. С Богом!

В новоархангельской церкви Михаила Архангела служба уже заканчивалась, и молившиеся в ней прихожане стали подходить ко кресту. Среди них отец Никодим давно заметил правителя Баранова, а когда тот подошёл для лобзания креста, изрёк:

– Рад видеть тебя, Александр Андреевич, в храме сем не только по праздникам.

– Благодарствую и спаси, Господи, тебя, отец Никодим. Пришёл же я не только помолиться, но и поговорить с тобой по делу весьма важному.

– Поговорим… Отчего не поговорить. Вот сейчас службу закончу, тогда  побеседуем, Александр Андреевич.

Баранов отошёл в сторону,  дождался, пока последний из прихожан не поцеловал крест, и когда отец Никодим подошёл к нему, то заговорил первым.

– Прости меня, отец Никодим, за тот наш разговор. Признаю, что был  неправ. Так что каюсь я, батюшка, прости…

…Неприятную историю с посельщиками Баранов завершил уже после набега колошей. Он побеседовал с каждым из арестованных и сменил гнев на милость: признав, что жизнь  этих людей действительно тяжела, Александр Андреевич выплатил им жалование, отдал старые долги денежными марками компании. Тяжёлые работы на сплаве, на верфи и на разных стройках не отменишь, а новых людей ждать было неоткуда и Баранов приравнял посельщиков в получении съестных припасов ко всем другим  работным людям. И лишь старшого артели Василия Панкова он сослал на Озерский редут, что находился в двенадцати милях от Ново-Архангельска и где тоже было много работы: промысел рыбы, выделка кож, рубка и сплав леса в крепость. Единственной  отрадой, для живущих там работных людей, были горячие ключи с целебной водой, купаться в которых  и лечиться от недугов приезжали  жители и самого Ново-Архангельска.

– Господь простит, Александр Андреевич. Я же на тебя зла не держу  и радуюсь, что с заговорщиками ты поступил мудро… Но жалеть я тебя  жалею. Уж больно служба здесь трудна. Одно только не забывай: Господу нашему Иисусу Христу нести свой крест и страшные муки принимать было во сто крат тяжелее.

– Я понимаю, батюшка. Потому  службу свою несу, не жалуясь. Ради неё, службы нашей, пришёл я сейчас и к тебе, отец Никодим.

– Ну что же… Давай посидим да потолкуем, Александр Андреевич, коли так, – и отец Никодим показал Баранову на лавку у стены под иконами. – Слушаю тебя.