Бывший сотрудник транспортной группы рассказывает: «Здоровые, полные сил заключенные почти всегда возвращались из Аньда трупами, а если не трупами, то в тяжелом состоянии, практически на грани смерти. По прибытии в Пинфань их ждало вскрытие заживо. Поэтому отправка в Аньда означала конец. Живым оттуда никто не возвращался».
Страшное событие, участниками которого стали сотрудники транспортной группы, произошло на полигоне Аньда зимой 1944 года.
Побег подопытных заключенных
По словам бывшего сотрудника транспортной группы, это случилось в феврале или марте, точно он не помнит. В тот день на специальном полигоне Аньда должны были проводиться эксперименты по применению бомб, начиненных бактериями чумы.
Из Панфаня спецмашиной доставили 40 подопытных. Все они были одеты в телогрейки, зимние шапки и зимнюю обувь. На поле людей привязали веревками к крестам, стоявшим на расстоянии тридцати метров один от другого. Кресты устанавливались просто: сгребался горкой снег, в нее ставился крест, после чего горка заливалась водой. В Аньда, где зимой температура даже днем никогда не была выше -25ш, вода замерзала очень быстро. Крест стоял прочно и выдерживал вес человеческого тела.
На полигоне был поднят метеорологический конус, указывающий направление ветра. Сотрудники отряда — человек двадцать — расположились с наветренной стороны в трех километрах от привязанных к крестам заключенных и наблюдали за ними в бинокли. Находиться с наветренной стороны было необходимо, иначе возникала опасность бактериального заражения. На всех подопытных были надеты железные каски и щиты, предохраняющие тело от осколков бомб. Каски и щиты должны были «обеспечить» подопытным смерть именно от заражения бактериями чумы.
Бомбы, созданные в «отряде 731», представляли собой шрапнельные снаряды. Тонкий металлический прут скручивали в виде шнека, разрезали на кусочки длиной в сантиметр, на которые наносили бактерии чумы. Благодаря винтообразным выступам на маленьком куске прута удерживалось большое количество бактерий. Этим и начинялся снаряд. Когда он взрывался, чумная шрапнель разлеталась во все стороны. Для снарядов использовался особый штамм бактерий чумы, обладавший вирулентностью в 60 раз большей, чем обычные чумные бактерии. Бомбы, созданные в отряде, напоминают шариковые бомбы, которые американцы применяли потом во Вьетнаме.
Итак, снаряды с взрывателями были размещены между рядами крестов, к которым привязали подопытных. Вот-вот должен был произойти взрыв.
Но тут случилось нечто совершенно неожиданное. Внезапно один из подопытных — китаец — с криком отделился от креста и бросился бежать. Ему, по-видимому, ценой невероятных усилий удалось развязать веревку, которой он был привязан. Быстро подбежав к соседнему кресту, он освободил еще одного подопытного. Эти двое в свою очередь немедленно бросились к ближайшим крестам и освободили еще двоих. Так их стало четверо, а затем и восьмеро. В считанные секунды подопытные сняли с себя щиты и каски и побежали в разные стороны.
Сотрудники отряда, наблюдая эту картину в бинокли, сначала не могли понять, что происходит. Но, прийдя в себя от изумления и видя, что освободившихся подопытных становится все больше, они осознали всю серьезность ситуации. Подопытные устроили побег. Такого на полигоне еще не случалось.
«Тревога! Держи их!» — в растерянности забегали сотрудники отряда, находившиеся в этот момент в трех километрах от заключенных. Некоторые бросились к палатке за оружием, кто-то кричал: «Нельзя дать им убежать! Если убегут, нам придется плохо!», другие же, подняв обе руки и обращаясь к заключенным, бессмысленно кричали: «Стойте!» Сотрудников отряда охватила паника.
В этой суматохе не растерялся только один человек — жандарм С., находившийся при отряде. С криком «Есть кто-нибудь из транспортной группы?» он сразу же бросился к спецмашине.
Увидев бегущего жандарма, сотрудник транспортной группы понял все раньше, чем услышал его крик. Он включил зажигание, и в тот момент, когда жандарм сел в кабину рядом с ним, машина взревела и устремилась за беглецами.
«Заключенные разбегались в разные стороны полигона… Когда я вспоминаю об этом, я поражаюсь тому, что ни один заключенный не думал только о собственном спасении. Каждый, кого отвязывали, бросался отвязывать другого. Все разбежались только после того, как был освобожден последний подопытный. Но тогда, мчась на машине, я не думал об этом. В голове было только одно — поскорее задержать их, и я изо всех сил нажимал на педаль газа», — вспоминает сотрудник транспортной группы.
Автомашина — орудие убийства
«Полигон не был огражден ничем, — продолжает рассказывать сотрудник транспортной группы. — Это было ровное, без единого деревца, заснеженное поле, простиравшееся более чем на десять километров. Как бы быстро ни бежали заключенные, они не могли соревноваться в скорости с машиной… Сначала мы, догнав бегущего, пытались его схватить, но некоторые оказывали сопротивление, и мы поняли, что задержать всех невозможно».
Тогда, догнав задыхающихся от бега по глубокому снегу заключенных, машина на полном ходу стала сбивать их.
«Т-а-к! Дави! Чтобы ни одного „бревна“ не осталось, дави!» — кричал сидевший рядом с водителем жандарм. Машина с бешеной скоростью гонялась за людьми.
Бампер машины содрогался от ударов. Вместе со снежной пылью над капотом взлетало что-то черное, потом раздавался глухой треск, будто переломилось сухое дерево, по которому проехала машина. Позади на снегу оставались раздавленные человеческие тела.
«Хорошо! Уже три штуки готовы… Давай вперед! Так мы скоро их всех передавим», — продолжал кричать жандарм, и «додж» с бешеным ревом летел вперед. Когда машина оказалась метрах в двадцати от группы заключенных, сквозь рев мотора прорвался душераздирающий крик. Это был крик отчаяния людей, которые лишь на мгновение обрели свободу.
Сотрудник транспортной группы вспоминает: «Некоторые заключенные, обессилев, падали в снег. На таких мы не обращали внимания и устремлялись за теми, кто еще бежал. В первую очередь нужно было сбить их. Из сорока человек не убежал ни один: большинство были раздавлены, а некоторые схвачены живыми и посажены в кузов. Бампер машины был весь в крови, к нему прилипли клочки одежды и куски кожи с волосами. Запах крови смешался с запахом бензина. Картина страшной бойни предстала перед нашими глазами. На это невозможно было смотреть, и я подумал — до чего же мы дошли…»
На окровавленном снегу здесь и там лежали раздавленные трупы. У некоторых еще дышавших людей вывалились наружу внутренности, у других была раздавлена нижняя половина тела, а верхняя судорожно извивалась. Жандармы и сотрудники транспортной группы хватали людей за ноги и бросали в кузов машины.
«Если бы мы дали возможность убежать хотя бы одному подопытному, говорит бывший служащий отряда, — стало бы известно о проводившихся в отряде секретных экспериментах. Более того, и Китай, и Советский Союз немедленно узнали бы о местоположении и численности отряда. Поэтому решение жандарма уничтожить всех бежавших заключенных было вполне оправданным… Ведь заключенные были не люди, а „бревна“ — существа, приговоренные к смертной казни и только ждавшие исполнения ее. Это нам постянно внушали в отряде, поэтому-то и возникла мысль уничтожить заключенных, пытавшихся бежать на полигоне Аньда».
Но есть и другое свидетельство.
«То, что все подопытные были приговоренными к смертной казни, — явная ложь, — говорит бывший сотрудник транспортной группы. — Многие из них не совершили ничего плохого. Переводчик Касуга рассказывал мне, например, что среди заключенных был юноша-литератор, который публиковал свои произведения в разных журналах. И вот однажды к нему явились японские жандармы, схватили его и привезли в отряд. Харбинское отделение спецслужбы немедленно отправляло в „отряд 731“ всякого по малейшему подозрению в „антияпонских настроениях“. Это факт, который не скроешь…»
