В результате на все дела оставались только 3 дня. При этом много времени предстояло провести, заполняя различные бланки, составляя отчеты, описывая каждую отдельную атаку эскортных кораблей и подводных лодок, расшифровывая торопливо сделанные штурманские прокладки, подготавливая общее донесение. А кроме того, требовалось отчистить корабли, заправить их, пополнить припасы, погрузить глубинные бомбы. «Санфлауэру» требовалось отремонтировать форштевень, поврежденный при таране U-533. На других кораблях нужно было проверить гирокомпасы и отремонтировать асдики. Обязательно нужно было провести кое-какие тренировки, чтобы больше не повторять допущенных ошибок.

Если же говорить о «Дункане», то Греттону предстояли более серьезные хлопоты. Это был первый длинный переход корабля, и вся команда была встревожена его валкостью. Пришли к заключению, что лидер имеет слишком большой верхний вес.

Чтобы уменьшить этот вес, прежде всего, требовалось снять все лишнее. Описывая происходившее, Греттон говорит: «Когда корабль уходил, пирс был буквально завален железными рундуками, бухтами электрических кабелей, медными переговорными трубами, деревянными дельными вещами, словом, всем тем хламом, который копится в боцманских кладовках. Ни один нормальный унтер-офицер никогда ничего не выбрасывает. И эта груда ржавых блоков и всякой всячины была просто огромной».

Кроме всего этого движимого имущества, имелся иной груз, который также вне всякого сомнения влиял на остойчивость «Дункана». В мирное время он был флагманским кораблем флотилии эсминцев, и на нем ездила августейшая персона командира флотилии. Корабль командира всегда должен выглядеть щеголевато. Никакая сталь не должна осквернять своим гнусным видом высочайший взор, поэтому везде и всюду накладывались один слой краски за другим. Счистить ее после начала войны просто никто не додумался. И в результате общий вес краски, которую таскал на себе несчастный эсминец, наверняка вносил свой вклад в снизившуюся остойчивость.

Греттон был в этом убежден. В результате он отдал приказ отскрести палубы и надстройки. Вся команда, офицеры и матросы, день за днем молотками отбивала краску. Над гаванью Сент-Джонса стоял неумолчный грохот. Даже когда заканчивались дневные работы, этот сизифов труд не прекращался. Однако отскоблить всю краску — дело долгое. Уже было пора выходить навстречу SC-130, а краски еще оставалось очень много. Хотя вся команда радовалась, что «Дункан» станет немного остойчивее.

Первый корабль группы В-7 отошел от причала во второй половине дня 14 мая, за ним последовали остальные. Остался только «Санфлауэр», ремонт которого несколько затянулся. Однако и этот корвет прибыл на рандеву вовремя. Собрались все — «Дункан», «Тэй», «Видетт», «Сноуфлейк», «Лусстрайф», «Пинк» и «Ноферн Спрей». Остался в гавани только спасательный траулер «Ноферн Гем», его заменил канадский корвет «Китченер», который направлялся в Англию. Кроме него добавились спасательное судно «Замалек, укомплектованное моряками торгового флота и медицинским персоналом ВМФ, и еще один танкер «Бенте Маэск».

В это время года айсберги имеют дурную привычку караулить прямо у выхода из гавани Сент-Джонса. Однако корабли В-7 благополучно разминулись с ними и уже через час попали в привычный густой туман. К счастью, туман их не задержал, и утром 15 мая они встретили конвой из 39 торговых судов, не считая «Замалек».

Принять конвой у местного эскорта не так просто, как может показаться. К тому же требовалось обменяться бумагами с коммодором конвоя капитаном 1 ранга Дж. Форсайтом. Однако все это было сделано.

Греттон писал: «Особенно важно было не терять времени ни сейчас, ни в течение перехода. Ведь через 2 дня после нашего прибытия я должен был обвенчаться в церкви св. Марии на Кадоган-сквер с девушкой из Вспомогательной службы ВМФ. Она обещала ждать меня в 11.00 со всеми необходимыми свидетелями. Это нельзя было пропустить. Я сообщил об этом коммодору и получил ответ, что он сам торопится на матч по гольфу, назначенный на тот же самый день, а потому сделает все, что только сможет».

Конвой состоял в основном из старых судов, которые имели угольные котлы. Коммодор изо всех сил старался заставить их не дымить, так как ничто иное не выдает конвой так явно, как огромная пелена дыма, извергаемая десятками труб. Ему это плохо удавалось, хотя командир В-7 пытался помочь, пустив в ход все мыслимые угрозы. Проблема заключалась в том, что многие кочегары были новичками. По мнению Греттона, проблемы с дымом, как и с сохранением строя, капитаны начинают решать лишь когда конвой подвергнется атаке.

Туман продержался весь день, и корабли испытывали большие затруднения, пытаясь сохранить место в ордере. Греттон страшно разозлился, когда один транспорт типа «Либерти» вместо того, чтобы держать предписанную скорость, оказался в 3 милях позади остальных. Наконец шкипер, которому надоело выслушивать выговоры с «Дункана», крикнул в мегафон: «Слушайте, кэптен, ни один из моих офицеров раньше не нес вахту, а я не могу торчать здесь постоянно».

Ночью туман не разошелся. Радар «Видетта» обнаружил большой айсберг прямо перед конвоем. Времени поворачивать не было. Да и вообще это стало бы форменным безумием, так как в тумане сигналы сирен слышались плохо. Поэтому Греттон приказал «Видетту» встать между айсбергом и конвоем, застопорить машины и всеми доступными средствами извещать торговые суда. «Видетт» включил один из прожекторов, включил все красные огни и сиреной постоянно передавал морзянкой букву «У», чтобы предупредить конвой, что этот курс ведет к опасности. Последовала изрядная нервотрепка, но все-таки конвой обошел айсберг, и не произошло ни одного столкновения.

В течение ночи одно из судов оторвалось от конвоя, и туман не позволил ему догнать SC-130. Но капитан не сообщил ничего ни коммодору, ни Греттону. Позднее они узнали, что судно вернулось на Ньюфаундленд.

На следующее утро туман рассеялся, и прибыл «Санфлауэр». Улучшение видимости позволило капитанам немного вздремнуть. Так как в гавани у них почти не было отдыха, все немного устали.

Греттон прокомментировал: «После двух успешных, но затяжных битв с волчьими стаями группа находилась в наилучшем состоянии. Каждый корабль знал, что будут делать остальные в тех или иных обстоятельствах. Мне приходилось передавать совсем немного приказов, так как корабли действовали самостоятельно и сообщали, что они делают. Они не ждали приказов».

Весь день 16 мая стояла хорошая погода, поэтому «Дункан», «Видетт» и «Санфлауэр» смогли провести дозаправку. Атак не было, и экипаж «Дункана», вооружившись молотками и складными ножами, принялся отскабливать оставшуюся краску.

Видимость была максимальной, небо — голубым, ярко светило солнце. После ужасной погоды во время перехода ONS-5 это было особенно приятно. Греттон, вспоминая удачные бои, пребывал в отличном состоянии духа. Однако здесь имелась и другая сторона. При неограниченной видимости конвой можно было заметить издалека. Командир подводной лодки должен был страдать сильнейшей близорукостью, чтобы пропустить его. Но пока все обстояло хорошо. После 8 месяцев огромных волн, штормовых ветров, арктического холода о плохом как-то не думается.

Утром 17 мая американский танкер сообщил, что имеет на борту серьезного больного. Однако на этот раз лейтенант Кэмпблел и капитан-лейтенант Морган не пожелали превращать капитанскую каюту в операционную. Когда Кэмпбелл с помощью мегафона обсудил с капитаном танкера симптомы и поставил предварительный диагноз, Греттон приказал спасательному судну «Замалек» забрать больного к себе на борт.

Уход «Дункана» от конвоя ONS-5 в самый критический момент продолжал мучить Греттона. Мучает даже до сих пор. 26 июня 1960 года он написал автору: