Мужчина присел подле кротовьей норы и что-то зашептал. Тут же из-под земли вылез ее хозяин. Поблескивая в лунном свете черной шубкой, он несколько раз чихнул. У Малка трижды чуть ли ни вырвалось - будь здоров. Но как оказалось - крот отнюдь не болел, а всего-навсего так изъяснялся.
- Как твое плечо? - спросил зверька учитель, внимательно оглядывая крохотную лапку. И столько в этом пролегло заботы, что парень сызнова устыдился тех слов о ведьмаке, кои выливались из его уст.
Малыш опять зачихал.
- Хорошо. Ты мне вот, что скажи - не осталось ли у тебя с осени мака-самосея?
Ничего не ответив, крот скрылся в норе. Прошло несколько минут и юноше даже стало казаться, что зверек боле не покажется. Но уверенный вид наставника дал понять, что малыш обязательно вернется. Пустельга бесшумно скользила над головами. Лес представал колыбелью тишины. Разве что ветер и редкое уханье совы иногда тревожили окружающий покой. Малк и не замечал, что ночной лес может быть таким безопасным. Раньше ему мыслилось, что после заката в чащобе оживают все нечистики да пляшут вокруг колдовского костра.
Из норки сызнова выглянула махонькая черная головка. Малыш выбрался наружу, с трудом таща битком набитый мешочек в рост с собой.
- Благодарствую, - ведьмак забрал мак и спрятал его в своей сумке. - И впредь держись подальше от лисиц.
Крот чихнул и нырнул под землю. А учитель с учеником пошли дальше. Малк боле не пытался угадать, куда они направляются, и молча присматривал за пустельгой. Юноша в очередной раз отметил, что лес намного боле, чем он ранее полагал. И только диву давался, как Гурка легко здесь умел ориентироваться. Ах! Гурка! Отец! Малк совсем про них запамятовал. Ему до сих пор было неизвестно - вернулись ли они. Мать, небось, с ума сходит. Сын мельника умоляюще поглядел на учителя.
- Нельзя сейчас пуститься в обратный путь - еще не все сделано. Терпи. Только так можно от нечистика избавиться. Чтобы ни случилось - ты все равно им сейчас ничем не поможешь, - растолковал ведьмак, так и не повернув головы.
Парень обреченно продолжил путь - почему-то других слов от ведьмака он и не ждал. Однако понимал, что тот прав. Но как приказать сердцу не волноваться? Хоть бы, единая весточка донеслась из деревни. Как Малк ни старался, но надоедливый рой страшных догадок не отставал, каждая из них то и дело пыталась цапнуть посильнее. Сосны постепенно сменяли дубы. Где-то вдалеке из самых дебрей зажурчало чье-то пение. Показалось? Юноша прислушался, но вопреки ожиданиям голос не принадлежал воображению. С каждым шагом пение становилось все яснее. Еще через полверсты уже различались слова:
- Бренной поступью ты по судьбе шагал,
Наконец, тебе я помогу.
Ты устал, мне это ведомо, устал -
Слушай песнь чудесную мою...
Чарующий женский голос успокаивал, вытесняя из сердца все страхи и переживания.
- Ты слышишь это? - но завороженный Малк уже каким-то шестым чувством понял, что ведьмака рядом не стало. Однако мысль эта была настолько жалкой в сравнении с наслаждением от звучащего голоса и желанием увидеть ту, которая пела, что вскоре совсем погасла. Зря юноша поверил этой колдовской нечисти, ну, да шут с ним, хорошо хоть ночное зрение не отобрал. Парень с все большим удовольствием вслушивался в дивные звуки. Невидимым шлейфом ониnbsp;- Как же мне звать тебя?
проникали в каждый орган, в каждую клеточку, связывая всю человеческую сущность безмятежностью, помогая забыть о суете:
- Сквозь раскрытые в ночной тени слова
Я тебе дарую дивный свет,
Что спасет тебя, и будто тетива,
Неги сладкой выпустит ответ.
Звуки ласкали, нежили и притягивали к себе. Уже через пару мгновений Малк осознал, что ничего в его жизни нет прекраснее этого пения. Единственное чего юноша желал еще боле - увидеть его хозяйку. Малк продолжал следовать на музыкальный зов:
- Ты лишь только слушай то, что я пою.
Сердцем пни проклятую любовь,
Что точила душеньку твою.
Место для другой уже готовь...
Слух и мозг молили в унисон - еще, еще, только не смолкай. Где-то на самом дне памяти что-то шевельнулось и одурманенное необычными звуками вяло попыталось предостеречь, напоминая о старых преданиях. Но влияние божественного пения усилилось, заставив и этот ничтожный внутренний голосок замолчать. Песня баюкала, освобождая сердце и душу от всех тревог:
- Ведь она уже касается тебя
Ласково щекочет твою плоть...
Образ Лады, батьки, матери, родного дома постепенно стирались, превращаясь в мираж.
- Именно о ней слова трубят
Не прогнать ее, не отколоть...
Взгляд искал только одного - певунью. И она показалась. Малк ахнул. Совершенное лицо, будто отлитое самим Сварогом24 в небесной кузнице, обрамляли густые русые волосы, ниспадавшие до тонких стоп. Девица была совсем нагая, но прекрасные шелковые локоны обтекали хрупкое тело не хуже обычной одежды. Алые припухшие, словно от страстных поцелуев, губы чуть изогнулись в лукавой улыбке - и чащобу залил звон от сотен колокольчиков - лесная богиня засмеялась. Оторваться от столь дивной красоты не представлялось возможным.
- Кто ты? - раздался чей-то противный голос.
- Пойдем со мной, - тогда и узнаешь, - сызнова зазвучали колокольчики. Малк с удивлением заметил, что ответ предназначается ему. Неужели это его голос столь отвратителен?
Дева скрылась за широченным стволом. Нет, только не это! Куда же она? Юноша хотел теперь всегда видеть свою лесную красавицу! Он бросился следом, но обойдя дерево, к ужасу там ее не обнаружил.
- Где ты? - страх боле никогда не увидеть лесную прелестницу возобладал и даже стал угрожать безумием.
- Постой, вернись! - истеричные ноты сами вылились из горла.
Смех послышался позади - в противоположной стороне той, где скрылась лесная дева. Словно опутанное невидимой паутиной молодецкое тело, не дожидаясь приказа мозга, развернулось. Богиня стояла, прислонившись к дереву и, о нет, молчала! По шелковым волосам соскальзывали лунные лучи. А на устах играла зазывная плутоватая усмешка. Малк глядел и не мог наглядеться - он бы вечно наслаждался этой неземной красотой.
- Что ж ты не идешь? - улыбка девы стала шире, а глаза хитрее.
Нутро стремилось приблизиться к богине, но ноги не двигались с места, будто кто-то облачил их в стальные сапоги. И тут, о чудо, лесная чаровница обнажила по-детски хрупкое плечо, а в следующий миг растаяла в соседних зарослях. Ступни вновь приобрели былую легкость - и Малк нырнул следом. Насколько же глупо и бессмысленно ползла жизнь до этой встречи! Вот она, истинная любовь! Все остальное - ненужный сор, не стоящий и золотистого волоска лесной девы. В кустах прелестницы не оказалось. Смех зазвучал откуда-то слева. Малк обернулся - богиня стояла так близко, что ее цветочное дыхание щекотало шею. Дева опустила взгляд, словно указывая на свои ножки. Юноша последовал примеру и ощутил, как по лбу заструился пот - чуть раздвинутая завеса русых волос открыла глазам доступ к бедру. Округлость соблазнительно белела в лунном свете. Руки сами собой потянулись к ней, стремясь на ощупь убедиться в реальности происходящего. Но как только кончики пальцев почти коснулись гладкой кожи - девица вновь скрылась средь деревьев, оставив лишь многоголосье колокольчиков. Малк побежал за ней. Но неуклюжестью только поднял с ветвей птиц.
- Где же ты? - испуг в голосе граничил с отчаянием.
- Здесь, - лукавая усмешка озарила чудесное лицо богини, находящееся на расстоянии всего лишь в два аршина, - иди сюда.
Русые потоки вновь расступились, показав налитую, словно спелое яблоко, грудь. А после дева сама протянула руки навстречу юноше. Малк, охваченный пламенем страсти, с радостью обнаружил, что его ноги не прикованы и спешно пошел к желанной любви. Но дева юркнула в заросли орешника, бросив мелодичное:
