Когда Монмаут беспрепятственно высадился в небольшой гавани Лайма, собравшиеся на пристани жители не без удивления смотрели, как вооруженные пришельцы выгрузили со своих судов четыре маленькие пушки, построились и маршем направились к рыночной площади. Там в присутствии всего населения было зачитано обращение, в котором король Яков обвинялся в отравлении своего венценосного брата, в тирании, в извращении традиционных английских законов и в стремлении подорвать протестантскую веру, отдав Англию под власть папы и католических держав Европы. По этим причинам, говорилось в обращении, герцог Монмаут с друзьями и единомышленниками вознамерились объявить Якову войну и добиться торжества справедливости. Титул и награду самому Монмауту после победы определят “Мудрость, Справедливость и Власть законно избранного и свободно действующего парламента страны”.
Когда умолкли последние слова обращения, герцог развернул свое знамя — на его голубом с золотом полотнище был начертан девиз: “Нет страха иного, как пред Богом!” - и призвал добровольцев записываться в свою армию.
Вперед тут же выступило множество молодых людей, точнее 116 —треть дееспособного мужского населения Лайма, а уже на следующий день к ним присоединились сотни жителей близлежащих ферм и деревень. Новобранцы являли собой весьма неоднородную массу как по возрасту, так и по социальному статусу — старые кромвелианцы, ветераны армии “новой модели”, сектанты и их проповедники, ремесленники, подмастерья, крестьяне и т.д., — причем многие из них, судя по всему, довольно скептически относились к герцогу и его благородному окружению, видя в них воплощение “мира, плоти и сатаны”. Однако, рассуждали они, если с помощью герцога удастся избавиться от ненавистного Якова, то тем самым будет сделан первый шаг к возрождению “старого доброго дела”.
В городке повсюду можно было видеть пожилых людей в красных накидках армии “новой модели”, которых не видели уже 25 лет; одни спешили оказать помощь в обучении новобранцев, другие вели своих сыновей записываться в армию герцога. Все они знали, что впереди у них — кровавые битвы и в случае пленения или поражения их ожидает обвинение в государственной измене и скорый суд, который приговорит их к “повешению не до полного удушения, потрошению и четвертованию”.
Итак, лошади для кавалерии и обоза были закуплены (или реквизированы), спешная подготовка добровольцев уже близилась к концу — их целых три дня обучали сложному процессу заряжания и стрельбы из мушкетов, умению обращаться с тяжелыми боевыми копьями, маршировке и перестроениям в составе отрядов и полков, — а местное дворянство и знать, которые, как ожидалось, в большом количестве примкнут к восставшим и придадут респектабельность всему движению, пока не проявляли заметного энтузиазма. Англиканское духовенство также демонстративно не желало объединяться с простым людом, вдохновленным идеями радикализма и, следовательно, представлявшим потенциальную угрозу всему социальному устройству страны. И действительно, среди повстанцев все чаще слышались опасные призывы, напоминавшие слова пророка Иезикииля: “Сними с себя диадему и сложи венец… униженное возвысится и высокое унизится… Низложу, низложу, низложу…”*.
* Иез. 21: 26-27
Известие о восстании скоро дошло до столицы, и перепуганный король немедленно предпринял контрмеры: готовящийся в городе мятеж был без особого труда предотвращен арестом нескольких сотен известных радикалов и сектантов, лондонские улицы патрулировались усиленными нарядами королевских солдат, на помощь была призвана милиция западных графств — отряды вооруженных добровольцев (раз в месяц проходивших военную подготовку — большей частью в пивных), которые мобилизовывались при возникновении чрезвычайных обстоятельств. На этот раз перед ними была поставлена задача “сдерживать” бунтовщиков, не допуская притока к ним пополнений и продовольствия, пока в спешном порядке формируются и вооружаются регулярные войска. Поскольку расстояние от Лайма до Лондона составляет всего 150 миль , у протестантского герцога оставалось дней 10 на то, чтобы хоть как-то обучить своих новобранцев, превратить их в подобие дисциплинированного воинского формирования и занять выгодную позицию для предстоящего серьезного боя. Ведь повстанцам предстояло сразиться с закаленными профессионалами, заслужившими немало боевых наград на полях сражений в Европе и Северной Африке, кроме того, в бой их поведет прославленный лорд Джон Черчилль, впоследствии снискавший немеркнущую славу под именем непобедимого герцога Мальборо.
15 июня Монмаут повел свое выросшее до полутора тысяч солдат войско к северу от Лайма. Он уже знал о провале лондонского заговора, тщетно прождав сигнала от заговорщиков, в то время как они ждали действий от него. Он также знал о неудачной попытке поднять восстание в Шотландии, равно как и о пленении графа Аргайла. Теперь единственной надеждой оставалась возможность быстрого увеличения численности повстанцев в крупных промышленных городах, где, по расчетам Монмаута, имелось множество потенциальных сторонников движения. Именно с этой целью он направился к ближайшему оплоту пуритан — городу Таунтону, предварительно выслав туда авангард мушкетеров и кавалеристов во главе с командующим кавалерией лордом Греем и вменив ему в задачу отогнать отряды милиции от соседней деревни Бриджпорт. Там, на деревенской улочке, произошла короткая стычка, во время которой лорд Грей вместо того, чтобы смять пешую милицию кавалерией, бежал с поля брани назад, к Лайму, при первых же выстрелах, оставив мушкетеров без какой-либо поддержки. В этой первой схватке повстанцы потеряли крайне необходимых им лошадей и… получили возможность сделать вывод о “достоинствах” своей кавалерии и ее “доблестного” командира. Основные силы Монмаута, выбив по дороге милицию из Аксминстера — кстати, не особенно и сопротивлявшуюся, — наконец-то вошли в Таунтон. Вот там, действительно, не было ни малейших сомнений в том, на чьей стороне симпатии горожан: ликующее население радостно приветствовало повстанцев на улицах, двери и окна домов были украшены гирляндами цветов, церковные колокола захлебывались от веселого перезвона, а молодые девушки из местной школы благородных девиц торжественно вручили Монмауту расшитое шелком знамя, сделанное ими из собственных юбок. Отраднее всего, конечно, было то, что армия повстанцев, пополнившись новобранцами, увеличилась на целый полк и насчитывала теперь более 5 тыс. воинов. Правда, многим не хватало мушкетов или копий, и им пришлось вооружиться косами, прикрепленными к шестифутовым древкам, — грозное оружие, хотя и явно уступавшее копьям в борьбе с кавалерией противника.
На второй день пребывания в Таунтоне Монмаут под давлением командиров отрядов и своего ближайшего окружения созвал мировых судей, ольдерменов и других представителей городских гражданских властей на рыночную площадь и там в присутствии собравшихся жителей, к немалому удивлению и даже гневу многих из своих последователей, не дожидаясь ни победы, ни одобрения парламента, торжественно провозгласил себя королем Англии. Толпа преклонила колена, раздались восклицания: “Король Монмаут! Да здравствует король Монмаут!” Он же с истинно королевским величием протянул руку для лобызания и подозвал к себе нескольких больных золотухой — “царской болезнью”, излечить которую, по древнему поверию, могло только прикосновение монарха. Стоявшие в строю солдаты восприняли все происходящее гораздо сдержаннее. “Мы подчинились обстоятельствам”, - скажет позднее Натаниель Уэйд, сын майора армии “новой модели”, командир Красного полка и убежденный республиканец.
Затем новый “король” предал публичной анафеме вестминстерский парламент, назвав его “сборищем предателей и изменников, которых необходимо преследовать и уничтожать”.
Пока Монмаут упивался собственной популярностью среди местного населения (правда, англиканская знать и духовенство по-прежнему его игнорировали), королевские войска подходили к Таунтону все ближе и ближе. Кавалерия и драгуны уже скапливались в соседних населенных пунктах, со дня на день ожидая прибытия своих главных сил под командованием лорда Фавершема, сменившего на этом посту лорда Черчилля. Все логично предполагали, что повстанцы, численность которых превышала уже семь тысяч человек, постараются один за другим разбить пока еще разрозненные отряды роялистов, однако вместо этого Монмаут неожиданно для всех повел свое войско по направлению к крупному порту и второму по величине городу страны — Бристолю, намереваясь переправиться через реку Эйвон по Кейншемскому мосту. Но время, потерянное в Таунтоне, уже давало о себе знать: королевские войска следовали за повстанцами по пятам, милиция разрушила мост, а власти Бристоля укрепили оборонительные сооружения и объявили город на осадном положении.
