Несмотря на то, что испанское духовенство неизменно поддерживало нюханье табака как наиболее благоразумную форму его употребления, а курение, т. е. пребывание с сигарой во рту, вероятно, считало унизительным для достоинства, испанские богатые сословия стали любителями сигар, которые они курили открыто, позабыв о их языческом происхождении. Их потребление поощряло и исконно андалузское развлечение — бой быков, модное здесь зрелище, с непременной для идальго сигарой. Фабрика производила три разновидности сигар, различающиеся величиной и ценой. Самой маленькой и дешевой была «Кадис», кончики которой были перевязаны белой нитью, за ней следовала «Папантес» — средних размеров с красной нитью, самой большой и дорогой была «Пурос» — ее предпочитала элита, включал короля Фердинанда VII. после отречения которого королем стал Жозеф Бонапарт.
Офицеры французской армии, захватившие Андалузию, курили «Пурос» — самое изысканное предложение Фабрики, а солдаты были без ума от «Папантеса» и «Кадиса», но и офицеры и солдаты игнорировали последнюю разновидность табака, изготавливаемого Фабрикой — tobacco picado (дословно «табачная крошка»), который курили испанцы-бедняки. Таким образом, когда табак распространился в Испании, его население (в основном сельское) выбрало курение и. подражая своим предшественникам ацтекам, курило табак, завернутый в лист кукурузного початка. Горожане заменили кукурузный лист бумагой и то, что у них получилось. назвали papelote. Раннее изображение papelote имеется в «Комете» Гойи (1778).
Papelote открывала самые разные возможности для курения табака. Когда табака было мало, можно было скручивать тонкие papelotes; если не было любимой курильщиками тонкой бумаги из Валенсии, брали страницу из книги или кусок газеты. Каждый самостоятельно скручивал себе papelote. и способов делать это было не меньше, чем курильщиков. Велись горячие и порой жестокие споры о том, какой из этих способ самый лучший.
Скручивая papelote, курильщик становился господином ее содержимого. Он мог раскрошить сигару и смешать ее с нюхательным табаком, мог использовать tobacco picado, мог добавить туда самые разные, порой противозаконные компоненты. С тех пор, как Соединенные Штаты стали независимыми, контрабандный табак потек в испанские бухты либо прямо через Атлантику, либо посредством британских кораблей, преодолевающих наполеоновскую блокаду. Цвет бледного вирджинского листа контрастировал с темным кубанским и южноамериканским табаком, которые импортировались официально и не вызывали подозрения в контрабанде. Нелегальный табак удавалось скрыть, только завернув в бумагу. Испанское правительство, теряя доход, ответило на угрозу своей монополии ударом. В 1801 году именем короля был введен закон, в котором порицалась неблагодарность подданных, ради которых были построены табачные фабрики, и запрещалось потребление «белого» (то есть завернутого в бумагу) табака. Новый запрет стал дополнением к закону в поддержку королевской монополии, согласно которому выращивание, импорт, продажа и покупка чужеземного табака каралось штрафом, избиением и заключением в тюрьму. Закон 1801 года оказался неэффективным, и в 1802 году выходят новые запреты, за нарушение которых предусматривались особо жестокие наказания: пойманного при продаже «белого табака» избивали плетью; государственного служащего, который курил запрещенный табак, увольняли с работы; пеона или батрака, застигнутого с papelote во рту, ожидала (по решению судьи) ссылка или два года тяжелых работ: если закон нарушала женщина, ее отдавали в монастырь или в психиатрическую лечебницу сроком до четырех лет.
Прибытие в Испанию французского правителя и французской армии привело к буму в контрабандном бизнесе. Дефицит, который они создали в Севилье, вызвал внутреннюю контрабанду. Рабочие по прозвищу «таругосы» выносили темный правительственный табак с Фабрики в прямой кишке по килограмму за один раз и однако же не могли удовлетворить возросший спрос на табак. В суматохе французских завоеваний возникли обширные сети контрабанды для перевозки таких товаров первой необходимости, как ткани и табак, с побережья Испании в ее центральные области. Однако социальные функции, выполняемые испанскими контрабандистами Испании в XIX веке, были затемнены их романтическими подвигами.
Bandoleros, как звали этих людей, использовали свою прямую кишку для контрабанды табака. Они пробирались по грудь в воде, сгружая вирджинский табак, который расходился потом по всему Пиренейскому полуострову. Их подвиги прославлялись в песнях и стихах; когда кто-то из них совершал какой-нибудь доблестный или жестокий поступок, он получал прозвище. Например, Хосе Марию прозвали «Эль-Темпранилло», «ранний», за его привычку заниматься контрабандой ранним утром, Луиса Муньоса Гарсия — «Бисквит». Bandoleros, объединявшиеся против французов, брали себе такие коллективные прозвища, как «Los Siete Ninos de Ecija», «Семь сыновей Исайи» (впоследствии они прославились тем, что перехватили груз сигар и сокровищ, посланных в подарок королю Фердинанду VII с Кубы). Bandoleros гордились тем, что презирали голод и холод, зато ценили вино, женщин, поэзию и табак — вещи, необходимые настоящему мужчине для поддержки его патриотизма и алчности.
Их театром действия были обширные равнины, покрытые вереском пустоши, леса и зубчатые горы. Эти джентльмены горных цепей во многом оказались зачинателями новой философии курения. Современные курильщики сигар обязаны bandoleros неизменной ассоциацией табака с мужественностью.
У bandoleros в моде быта усы, а также патронташи, которыми они перевязывали крест-накрест грудь, длинный плащ, кожаные сапоги и шляпа с широкими полями. Словно демоны, носились они на полудиких андалузских жеребцах, которые слушались только своих хозяев.
Bandoleros противостояли французам вместе с британскими экспедиционными силами, которых прислали в Испанию в 1808 году после неожиданного союза этих стран. Началось с неудачи — со смерти командующего сэра Джона Мура, которого убили при осаде Виго и с почестями похоронили. Его сменил Артур Уэллсли, чей боевой опыт в Индии не помог ему в Уайтхолле, где его с иронией называли «Генерал сипай». Уэллсли недоставало светского лоска, восполняемого его тактический навыками. Свою армию, которая помародерствовала в Виго, сожгла и разграбила Коруну, потерпела ряд поражений от генералов Наполеона с 1808 по 1814 год, он называл не иначе, как «подонки». Напряжение сражений заставляло его солдат и офицеров обращаться к своему безотказному святому заступнику — табаку.
В начале кампании курение было больше распространено среди французов, близость которых, по словам англичан, можно было определить по «запаху табака и лука». Однако в дальнейшем английские солдаты и офицеры стали такими же горячими приверженцами курения, как и их противник. Отряды Уэллсли страдали от недоедания, а полезность табака как средства притупления голода отчасти объясняет его популярность. Отрывок из солдатского дневника показывает, как с помощью курения английские войска боролись с неблагоприятными условиями: «Погода скверная, изнурительная. Зима быстро приближается. Каждую ночь мы разжигаем большие костры и одурманиваем себя бренди и табаком».
Британские отряды получали табак в основном от своих испанских союзников в виде сигар, которые были удобнее на марше и в сражениях, чем традиционные глиняные трубки. Кроме того, табак доставляли на кораблях из Англии вместе с прочей провизией и на мулах везли на фронт. Военный гений Уэллсли одними сражениями не ограничивался: это был выдающийся организатор, и его отряды, хотя порой и недоедали, не испытывали такого сильного голода, как солдаты французской армии. Во время перемирия отношения между противниками были дружественные, и англичане нередко меняли свои запасы табака на бренди: «В настоящий момент, да и почти все время, что мы находимся здесь, общение между французами и нами очень дружественное», — писал английский офицер Эдвард Костелло, находившийся в районе Торрес Ведрас.
