При объяснении происхождения религии Пейн не выходит за пределы установившихся представлений своего времени, когда даже философы-материалисты не знали и не могли еще знать истинных корней религиозных верований. Пейн говорит, что деизм возникает рациональным путем: познание человеком мира ведет к познанию бога. Остальные, «неистинные» религии, по мнению Пейна, возникли в результате обмана и хитрости одних, доверчивости и непросвещенности других.
Пейн не признавал учения о врожденности религиозных идей и разоблачал господствующие религии как лживые, которые используются не только для обмана, но и для порабощения масс. О христианстве он писал: «Как машина власти, оно служит интересам деспотизма, а как средство обогащения — алчности попов» (18, стр. 376). Конечно, это еще смутные представления о социальной роли религии. Но в том, что Пейн пытается сформулировать эти представления, большая его заслуга.
Свои основные усилия Пейн сосредоточивает на критике Библии. Среди множества сочинений, авторы которых критиковали Библию скрыто и косвенно или прямо и откровенно, вооруженные аргументами логическими или взятыми из реальной жизни, или из истории человечества, или из естественной истории, или из самой Библии, что свидетельствует о ее противоречивости, труду Пейна принадлежит особое место. Мыслители прошлых веков, начиная от Цельса (II в. н. э.) и вольнодумцев средних веков вплоть до философов нового времени — Гоббса, Спинозы и французских материалистов, нанесли сильные удары по авторитету Священного писания и подорвали его влияние среди верующих. И все же огромные массы людей продолжали верить в библейские сказания, Ветхий и Новый завет, представлявшие собой важнейшую опору христианского, а Ветхий завет — иудейского вероучения. Книга Пейна нанесла по ним новый удар. Он оказался особенно чувствительным в Соединенных Штатах, где процветали протестантские секты, а их вероучения покоились на Библии. В годы, предшествовавшие революции, малейшие сомнения в истинности Библии рассматривались как тяжелое преступление, а сомневавшихся жестоко преследовали и наказывали. В насаждении культа Библии усердствовали не только сектанты, но и власти. В ходе войны за независимость конгресс заокеанской республики принял специальные решения об издании Библии и ввозе ее из Европы.
«Век разума» был написан ярким и образным, доступным простому читателю языком. В США эта книга Пейна и другие его антирелигиозные работы по существу явились первыми такого рода сочинениями, нашедшими широкий круг читателей. Книга была написана на их родном английском языке, и притом человеком, имя которого было неразрывно связано с созданием независимости американской республики. Пейн, герой американской революции, теперь выступил против Священного писания. Он писал так смело, убежденно, остроумно и язвительно, как до него не писал никто из американских вольнодумцев— ни Франклин, ни Джефферсон, ни многие другие. Единственным исключением была вышедшая в США за десять лет до книги Пейна книга Итэна Аллена, тоже героя войны за независимость, «Разум — единственный оракул человека».
Испытав влияние английского деиста Блоунта, Аллен решительно отвергал как неразумные библейские поучения об «откровении», о мироздании, о троице и т. п. Судьба книги Аллена оказалась трагической. В типографии, где она печаталась, от удара молнии вспыхнул пожар, и почти весь готовый тираж сгорел. Уцелело лишь около двух десятков экземпляров, о которых узнали немногие в Вермонте, родном штате Аллена, и в соседних штатах. Пейн скорее всего не знал о книге, но он, возможно, знал о ее идеях и основном содержании, так как в 1776 г. встречался с революционером Томасом Янгом, который до революции совместно с Итэном Алленом писал антибиблейский трактат. Этот последний и лег в основу книги «Разум — единственный оракул человека», которая по существу осталась неизвестной американским читателям. Деизм стал достоянием народных масс, а не только лишь «респектабельных кругов» именно благодаря «Веку разума» Пейна.
В критике Библии Пейн выступает во всеоружии различного рода доводов, взятых из арсенала научной критики Библии, имевшей ко времени Пейна многовековую историю. Основной же метод его — это использование Библии в качестве доказательства противоречий, содержащихся в ней: «…я не выйду за пределы Библии в поисках свидетельств против мнимой подлинности Библии. Ложное свидетельство всегда хорошо говорит против себя самого» (18, стр. 311). Среди авторитетов, на которые опирается Пейн, — средневековые философы-богословы Ибн Эзра и Маймонид, мыслители нового времени Спиноза и Гроций, английские деисты и французские атеисты, например Н. Буланже. Пейн популяризирует достижения своих предшественников на опасном поприще критики Библии, продолжает ее критику и высказывает самостоятельные предположения.
Согласно своим деистическим взглядам, Пейн начинает критику с доказательства того, что Библия не является «словом божьим». Рационалист Пейн отвергает божественное откровение, якобы проявившееся в Библии, на следующих основаниях: «Откровение — сообщение о чем-то, чего лицо, которому сделано откровение, прежде не знало. Ибо, если я сделал какую-либо вещь или видел, как она была сделана, мне не нужно откровения, говорящего мне о том, что я ее сделал или видел, как не нужно его и для того, чтобы я мог о ней рассказать или написать.
Откровение поэтому не может быть приложено к чему-либо, происшедшему на земле, участником или очевидцем чего был сам человек. Значит, все исторические и повествовательные части Библии, которые занимают почти всю ее, не подходят под значение слова „откровение“, почему и не являются словом божьим» (18, стр. 255).
Но это касается не только христианства. Пейн выступает против всякого «откровения», важнейшего компонента традиционных религий: «Каждая из… церквей показывает книги, называемые откровением или словом божьим… Каждая из этих церквей обвиняет другие в безверии; что же касается меня, то я не верю им всем» (18, стр. 248).
Затем Пейн приступает к терпеливой, по выражению прогрессивного немецкого историка Шенфельдера, хирургической операции книг Ветхого и Нового заветов, составляющих Библию. Задача мыслителя доказать, что Библия написана людьми и поэтому священность ее вымышленная, что библейские книги написаны не в те времена, к которым их относит духовенство, и не теми лицами, которых церковь считает авторами, что противоречивое содержание этих книг, хотя иногда и отражает реальные или возможные исторические события, в основном противно разуму, противоестественно и вымышленно.
Путеводителем Пейна в его нелегком деле в немалой степени служит «Богословско-политический трактат», автора которого, Спинозу, Пейн неоднократно упоминает и в «Веке разума», и в своих других сочинениях. Пейн популяризирует и развивает мысли Спинозы, снискавшего себе заслуженную славу родоначальника научной критики Библии.
Пейн начинает с анализа Пятикнижия и доказывает, что автором его не мог быть Моисей, так как об этом свидетельствует различная грамматическая структура частей, составляющих Пятикнижие. Так, книги Исход, Левит и Числа написаны в третьем лице. Во Второзаконии смена лиц, ведущих повествование, происходит четырежды: то анонимный автор говорит о Моисее, то сам Моисей выступает в роли говорящего и т. д.
Интересны рассуждения Пейна о библейском тексте, рассказывающем о смерти Моисея, напоминающие критику Пятикнижия Гоббсом и Спинозой. Спиноза пишет, что свидетельство об этой смерти «мог, конечно, дать не Моисей сам о себе и не другой, кто непосредственно следовал за ним, но кто-нибудь, живший много веков спустя, в особенности потому, что историк говорит о прошедшем времени, именно: „Не существовал никогда пророк“, и пр. И о могиле он говорит, что „никто не знает ее до сего дня“» (39, стр. 130). Пейн об этом факте пишет следующее: «Автор (Второзакония. — Н. Г.) говорит нам также, что ни один человек не знает, где могила Моисея, до сего дня, то есть до того времени, когда жил автор. Но как тогда он узнал, что Моисей похоронен в долине в земле Моавитской (об этом во Второзаконии речь идет дальше. — Н. Г.)? Ведь писатель этот жил долгое время спустя. А из его выражения до сего дня, указывающего на большой промежуток времени, прошедший после смерти Моисея, явствует, что он определенно не был на его похоронах. С другой стороны, невозможно, чтобы сам Моисей мог сказать, что ни один человек не знает, где находится могила. Делать Моисея автором книги — значит уподобить его ребенку, который, играя, спрятался и кричит: „Никто меня не найдет“; никто не найдет Моисея!» (18, стр. 303–304).
