Начнем с первого реального фактора — времени. В плане Фалькенхайна отчетливо видны два темпа его осуществления — сначала следовало занять всеми армиями указанную линию Камбре — Марна — Туль, а потом заворачивать фланги вовнутрь. Но сколько времени потребовал бы первый этап? По расчетам, Фалькенхайна, не менее недели. Однако, таким промежутком времени, как сейчас увидим, Фалькенхайн не располагал. Идея выиграть темп, отгибая назад правый фланг, была построена на том, что, быстро уходя назад, правое крыло избегало опасности охвата союзниками. Продолжив правый фланг новыми силами, германское главное командование приобретало возможность в свою очередь охватить союзников. Таким путем выигрывался бы темп.
Но были ли способны измученные месячным тяжким походом германские армии к таким сложным маневрам, к новым форсированным маршам, к новым сражениям? Многие — если не все — части понесли тяжелые потери до 40–50 % личного состава. Пополнение их было первой и неотложной заботой германского главного командования. 150000 человек пополнений двигались из Германии в армии; еще 280 тысяч чел. находились в пунктах обучения внутри страны. Это ликвидировало бы кризис личного состава в том случае, если можно было бы так же быстро организовать и обучить эти подкрепления, возместить тяжкие потери в командном составе. Кризис боеприпасов уже начинал явственно ощущаться, в особенности, в части тяжелых снарядов. Эти соображения, бесспорно, сразу же охладили пыл Фалькенхайна, который к тому же вовсе не был так уж горяч. Но еще более просты и беспощадно убедительны были расчеты относительно возможности быстрой переброски двух армий, без которых нечего было и думать о маневре «Канн». Распоряжения германского главного командования о создании 7–й армии были сделаны еще до Марнской битвы — 5 сентября, ее ядро составляли штаб 7–й армии, 15–й корпус и 7–я кав. дивизия, взятые из Лотарингии, 9–й рез. корпус из войск, осаждавших Антверпен, 7–й рез. корпус из-под Мобежа. Армия должна была сосредоточиться в районе Сен-Кантен, имея в виду выйти на правый фланг германского расположения. Но два корпуса (15–й и 7–й рез.) пришлось срочно двинуть в брешь между 1–й и 2–й армиями, и только 9–й рез. корпус и 7–ю кав. дивизию можно было направить к Сен-Кантену. Переброска 6–й армии из Лотарингии, как уже было сказано, требовала около недели времени: фактически она началась 18 сентября. Железные дороги были в чрезвычайно плохом состоянии: переброска совершалась кружным путем — через Брюссель и Люксембург. Железнодорожный мост у Мобежа был разрушен, и дальше войска должны были следовать походным порядком.
Итак, оказалось, что Шлиффен, все-таки был прав. Две армии в Эльзас — Лотарингии оказались ненужными, и теперь, в крайне неблагоприятных условиях, их приходилось перетаскивать на правый фланг, исправляя ошибки стратегического развертывания. Это исправление делалось слишком поздно, чтобы дать практический эффект для успеха маневра. Принимая донесения о медленном следовании эшелонов через Бельгию, Фалькенхайн мог убедиться, что время — слишком реальный фактор для развертывания маневра. В течение недели, требовавшейся для переброски, события пошли своим руслом, совершенно не тем, который рисовался Фалькенхайну.
Германские армии уже стояли на занятом рубеже, и Фалькенхайн столкнулся с готовым решением. Мольтке, правда, был неофициально смешен, но командование армиями (за исключением 3–й) и штабное окрркение оставалось старым, и они — то и решили за Мольтке и за Фалькенхайна. Бюлов снова был облечен полномочием оперативного руководства на правом крыле (1–я, 7–я, 2–я армии). Напрасно Фалькенхайн указывал ему на свое намерение отвести правый фланг, по крайней мере, к Ля — Фер. Бюлов прежде всего старался обезопасить свое положение на реке Эн, а с этой точки зрения всякий дальнейший отход 1–й армии казался ему опасным. Напротив, всю свою энергию он направил на заполнение бреши. По достижении этого Бюлов считал необходимым немедленно же с места перейти к контрманевру, нанеся удар противнику между Суассоном и Реймсом, с захождением 1–й армии вокруг Фим во фланг противнику. Полковник Таппен и генерал Штейн, посланные Мольтке к армиям правого крыла, убедившись в серьезности положения, по согласованию с Бюловым отдали от имени Мольтке приказание о переброске на реку Эн трех корпусов, по одному из состава 3–й, 4–й и 5–й армий. Как видно, очень трудно разобрать, кто же командовал германскими армиями в этот момент. Вернувшись в Люксембург, оба эти офицера опротестовали план Фалькенхайна, считая невозможным новое отступление 1–й армии. Фалькенхайну пришлось санкционировать план Бюлова. Тем не менее, Фалькенхайн не отказывается целиком от задуманного маневра. Он приказывает группе Штранца подготовить удар в основание Верденского выступа — против фортов Ле-Труайон и Камп-де-Рамэн. 15 сентября он отдает также приказ о переброске 6–й армии к Сен-Кантен.
Битва на реке Эн не может быть нами рассмотрена во всех деталях. Гораздо полезнее будет рассмотреть реальное значение происходивших движений. Обычно описания этого сражения рассматривают действия обеих сторон как выполнение изложенных выше планов маневра. Нет ничего ошибочнее такой установки. В действительности войска руководствовались в своих действиях совершенно иными импульсами. Со стороны союзников армии левого крыла вели фронтальное наступление, не произведя никакой перегруппировки сил. Правда, и при этом условии в бреши между 1–й и 2–й германскими армиями очутились значительные силы союзников, которые и стали продвигаться в открытое пространство. Французская конница (10–я кав. див.) прошла вплоть до Сиссона. Однако, как рке сказано, немцы приняли меры к тому, чтобы заткнуть дыру. Прибывший из 3–й армии 12–й корпус был двинут западнее Нефшателя. 7–й рез. корпус (7–я армия) усиленными переходами (35–40 км, 12 сентября — 60 км) двигался к Краен со стороны Мобежа. Сюда же был двинут 15–й корпус. Их совместными усилиями была отбита атака 18–го французского корпуса, наступавшего в разрыв между 1–й и 2–й германскими армиями[356]. Прочие корпуса 5–й французской армии наступали на восток по линии Эн — Марнского канала. Итак, никакого маневра к использованию бреши со стороны союзников, по сути дела, предпринято не было. Германские войска показали высокую подвижность и упорство в бою, но все дело сводилось с их стороны к заполнению пространства между 1–й и 2–й армиями, к штопанию дыры. Эта боязнь свободного пространства становится с каждым днем все более доминирующей в действиях обеих сторон. Она проистекала из того, что, потеряв способность к маневру, обе стороны все еще опасались его со стороны противника и стремились встать сплошной стеной, преграждавшей путь врагу.
Но оставался открытый фланг со стороны Уазы. Как была использована эта возможность с обеих сторон? Что касается 1–й германской армии, то Клюк весьма недвусмысленно сформулировал свою точку зрения в рапорте от 16 сентября на имя германского главного командования; в этом рапорте он отвергал всякую идею маневра, связанную с передвижением его армии, ссылаясь на плохое состояние дорог. Он не выполнил также предписания Бюлова о сдвиге к востоку (чтобы скорее заполнить брешь). Он хотел одного: остаться на месте, на позициях, которые — плохо ли, хорошо ли — обеспечивали его от дальнейших сюрпризов со стороны врага. Разумеется, командующий армией лучше, чем германское главное командование, был осведомлен о состоянии своих частей, которые неспособны были больше к серьезным передвижениям. За свой правый фланг Клюк опасался очень серьезно, и потому прибывший 9–й рез. корпус он немедленно направил в район Нуайона, а 7–ю кав. дивизию — к Лассиньи. Это было не более как прикрытие фланга путем удлинения фронта армии. Однако, союзникам так и не удалось развернуть свой фланговый маневр. После прибытия 13–го корпуса французы сосредоточили на правом берегу Уазы 19 полков пехоты, 16 дивизионов артиллерии и 11 эскадронов конницы; передовым частям удалось даже овладеть Нуайоном. Кав. корпус Бриду вплоть до 20 сентября оперировал в районе Верман, Сен-Кантен, Боен, Каморе. Взгляд на карту может создать впечатление глубокого охвата германского фланга[357]. Но в действительности части действовали здесь разрозненно, и выдвинутые силы оказались недостаточными для серьезной операции. Обстановка могла бы измениться, если бы вся 6–я французская армия очутилась на правом берегу Уазы. Но ее командующий Монури вовсе не был склонен к такой операции. Он также предпочел фронтальное наступление на р. Эн. Мало-помалу и те части, которые были на правом берегу Уазы, перетягивались на левый. Заслуживает ли Монури упрека за этот отказ от возможного флангового маневра? В исторической перспективе — нет, не заслуживает. Командующий 6–й французской армией скорее, чем высший штаб, внял голосу нового этапа войны, надвигавшегося с неизбежностью. Повторение Марнского маневра в худших условиях не сулило никакого серьезного успеха[358].
