В этом и многих других случаях пех. командиры считали, что артиллерия должна нести жертвы, так же как и пехота, безоглядно выдвигаясь вперед. Резонно автор замечает, что при этом забывалась невозможность для артиллерии, подобно пехоте, зарыться в землю или использовать самое незначительное препятствие; на открытой позиции батарея — слишком хорошо видимая цель, чтобы избежать наблюдения артиллерии противника. «Пехота — оружие ближнего боя, артиллерия же — дальнобойное оружие». Вместо того, чтобы лишь поставить задачу приданной артиллерии, предоставив артилерийским начальникам изыскание способов ее выполнения, пехотные командиры отдавали непосредственно приказы батареям.
Это лишь один из многочисленных примеров несогласованности действий, отсутствия связи между пехотой и артиллерией в 1914 г. Из них никак не следует, что сама по себе артиллерия была плоха. Напротив, во многих случаях она действовала превосходно, примеров чего приведено уже достаточно. Точно так же неверно давать отрицательную оценку и пехоты 1914 г., в чем можно убедиться на примере Марнской битвы. Но гармонии между двумя этими мощными боевыми факторами начальной стадии войны не было. Было ли это решающим моментом в сложной цепи событий 1914 г.? Нет, это был лишь один, правда, чрезвычайно важный, момент. Правильный вывод состоит в том, что, лишенная огневой поддержки в атаке, наступающая пехота в 1914 г. не имела успеха там, где ей противостоял заранее организованный и достаточно мощный огонь артиллерии противника, ведущей стрельбу с закрытой позиции. Но такие укрепленные позиции встречались пехотой далеко не всюду; для их подготовки требовались время и средства; средств же в эту эпоху было еще недостаточно, чтобы сорганизовать более или менее мощную оборону на всем пространстве, где наступали германские армии. Вот почему в 1914 г. наступление пехотных масс еще имело шансы на успех. Правда, эти шансы были ограничены, и требовалось огромное напряжение как оперативного, так и тактического порядка, чтобы вовремя использовать их.
к) Вела ли артиллерия в 1914 г. неизбежно к позиционной войне?
Такой вывод напрашивается из всего предыдущего изложения, и он делается многими исследователями[464]. Артиллерия не была способна в 1914 г. поддержать и обеспечить непрерывным участием наступление пехоты. Предположение Юстрова[465], что собранная в массе артиллерия в самом начале войны могла бы проложить германской армии путь через Верден в тыл французам, именно в силу этого не имеет под собой почвы, не говоря уже, что оно переносит на 1914 г. опыт последующей эпохи. Напротив, оборонительная мощь артиллерийского огня оказалась превосходящей всякое предвидение. Пехотные атаки разбивались действием массированного огня артиллерийских орудий, стреляющих с укрытых позиций, где при состоянии артиллерии той эпохи они были недоступны для артиллерии противника.
Однако, как нельзя из наличия массового войска делать вывод о неизбежности позиционной войны, так нельзя его делать, исходя из факта увеличения численности и действительности огня артиллерии 1914 г. Как можно в таком случае объяснить результат приграничного сражения?
Все дело в том, что с началом войны еще не было сплошного распределения артиллерийских средств по всему пространству театра военных действий. Для маневрирования оставалось свободное пространство, и на этом именно и был построен шлиффеновский план. В Марнской битве еще оставалось свободное пространство для маневра, но в ограниченной мере. Впоследствии борьба за это пространство выразилась в «беге к морю». Артиллерия, как мы уже знаем, из-за недостатка боеприпасов истощала свое действие, и именно в этот период ослабления могущества артиллерии родилась позиционная война. Далеко не сразу удалось создать непрерывный позиционный фронт: для этого не хватало ни артиллерийских орудий, ни пулеметов. Это указывает, что причину перехода к позиционной войне следует усматривать не в абсолютном, а в относительном действии артиллерии, которая явилась лишь одним из факторов, приведших к господству позиционной войны.
л) Плотность фронтов в 1914 г.
Понятие о «полосах наступления», об определенных боевых участках, которые даются каждой части в бою, существовало и в довоенное время. Один немецкий автор[466] утверждает, что генерал Бюлов, в бытность свою командиром 3–го арм. корпуса, проводил такую систему разграничения боевых участков между отдельными частями в обучении войск своего корпуса. Механическая нарезка таких участков приводила, по мнению автора, в начале войны к нежелательной потере времени в наступлении, так как части, следуя в установленных для них границах, упускали возможности маневрирования. По другим данным[467], боевой участок германской дивизии определялся в 2,5–3 км, что давало плотность насыщения около 30 орудий легких и около пяти тяжелых на 1 км. Здесь мы уже попадаем в сферу арифметики эпохи позиционной войны; эта арифметика, своими механистичными и упрощенческими приемами породила множество заблуждений. В начале войны у союзников на фронт, протяжением около 500 км, приходилось 80 дивизий, в конце 1914 г. фронт разросся до 700 км, число дивизий не превышало 90[468]. Что следует отсюда? Можно вычислить плотность насыщения фронта, которая определится в 1 дивизию на 6–7 км, 60 орудий на 6 км (число орудий в дивизии с придачей половины корпусной артиллерии), или 10 орудий на 1 км. Эта цифра очень мала по сравнению с «нормами» позиционной эпохи и явно недостаточна для создания сплошного позиционного фронта. Но она мало показательна потому, что в действительности распределение сил и артиллерийских средств было неравномерно. В Марнской битве на фронте в 200 км у союзников имелось 3000 орудий, или 15 орудий на 1 км, на участке же наступления против 1–й германской армии (на реках Урк и Марна) 852 орудия на 40 км, или 22 орудия на 1 км[469].
По данным Черчилля («Мировой кризис 1916–1918 гг.», т. I), в 1914 г. на каждую 1000 бойцов приходилось у немцев 2,9 орудия, у французов 2,1, у англичан 3,7. Эти цифры, с одной стороны, свидетельствуют о равенстве противников в этом отношении, с другой — о слабой насыщенности артиллерийскими средствами.
м) Боеприпасы
Избыток или недостаток снарядов привел к позиционной войне? Несмотря на внешнюю парадоксальность — вопрос не праздный. Ведь именно артиллерия остановила наступление на Марне, и та же артиллерия дала возможность немцам организовать оборону на реке Эн. Для этого было истрачено громадное (по тем временам) количество снарядов. И в то же время нам говорят, что именно недостаток снарядов привел к позиционной войне. Зерно истины имеется в обоих утверждениях, но читатель согласится с нами, что, по крайней мере, внешне, они противоречивы.
На одну 75–мм французскую пушку в начале войны имелось 1250 выстрелов, на одну 77–мм германскую пушку и того меньше — около 900. Один французский автор[470] указывает, что при стрельбе 8 выстрелов в минуту (максимальная скорострельность 30 выстрелов в минуту) одна 75–мм пушка могла бы истратить весь запасе в течение одного дня. Фактическая трата снарядов по сообщению Жоффра[471] составляла в августе — сентябре 1914 г по 20 выстрелов на одно орудие в день. Понятно, что уже в Марнской битве создалось довольно напряженное положение с боеприпасами[472]. После этого сражения оно становилось с каждым днем все более опасным. Французское главное командование настаивало на ежедневном производстве 50000 снарядов, 12 снарядов на каждое орудие. Между тем, до конца декабря удалось повысить это производство лишь до 13000, по 3 выстрела на орудие.
