Состояние кавалерии в 30—40-е годы было на редкость плачевным. Политика «жесткой экономии» в течение нескольких лет привела к полному упадку некогда вполне добротной петровской конницы. Рыночные цены на лошадей, сено, овес и солому росли, но дополнительные ассигнования на содержание кавалерии правительство не выделяло. Это привело к тому, что в армейских конюшнях появилась масса лошадей, не удовлетворявших требованиям строевой службы. Их кормили одним сеном и, от греха подальше, старались поменьше утруждать, сведя занятия верховой ездой к одному разу в 10 дней. По словам австрийского офицера, капитана Парадиза, в 30-е годы находившегося в России, «в кавалерии у русской армии большой недостаток… Правда, есть драгуны, но лошади у них так дурны, что драгун за кавалеристов почитать нельзя… Драгуны, сходя с седла, лошадей на землю валили».
Инициатива формирования кирасирских полков, заимствованных из Пруссии, принадлежала президенту Военной коллегии при Анне Иоанновне фельдмаршалу Миниху. При нем же, впервые после смерти Петра, были приняты меры для улучшения конного состава русской регулярной конницы. Миних решил, что драгунам уже ничем помочь нельзя, и задумал создать настоящую кавалерию (кирасир) в дополнение к «ездящей пехоте» — драгунам.
Реформирование конницы России пришлось начать с еще меньшего, чем у ее союзников-австрийцев, с приведения кавалерии в соответствие ее названию. Например, срочно повысили закупочные цены на лошадей (для драгун с 20 рублей до 30) И сократили срок их службы с 15 лет (!) до 8. Поэтому ценой больших усилий русскому командованию все же удалось хотя бы частично обновить дряхлые «зоопарки», в которые превратились конные полки елизаветинской армии к моменту вступления страны в боевые действия на Одере. Гусарские лошади были еще более дешевыми (18 рублей) и не подлежали выездке.
Кроме этого, в кавалерии был принят ненавидимый Керсновским Устав 1755 года, почти полностью списанный с фридриховских «Инструкций». Его положения точно повторяли наставления прусского короля, однако появился он слишком поздно — перед самой войной, поэтому конница еще не успела переучиться на его стандарты, что русские сразу же почувствовали на себе при Гросс-Егсрсдорфе.
В конце осени 1756 года Россия выделила для вторжения в Пруссию следующие кавалерийские части. В Курляндии и Лифляндии находились 5 кирасирских, 3 гусарских полка и более 6000 донских и чугуевских казаков вместе с отрядами волжских калмыков, башкир, мещеряков и казанских татар. Под Стародубом, Черниговом и Смоленском дислоцировались 5 конногренадерских, 4 драгунских и 1 гусарский полк. Этой группировке было придано уже 12 тысяч человек иррегулярной конницы, в большинстве своем донских казаков. Эти силы, к которым впоследствии присоединился еще один драгунский полк, двинулись в Восточную Пруссию.
Кирасирский полк русской армии насчитывал 947 кавалеристов и делился на 5 эскадронов двухротного состава (по 94 человека в роте). В конногренадерском полку числилось 956 человек, его организация не отличалась от кирасирского. Драгунский полк был несколько больше: в его составе числился 1141 солдат и офицер, он делился на 6 двухротных эскадронов (2 из них были гренадерскими, прочие — фузелерными). И конногренадерская, и драгунская роты имели по 95 человек. Драгунский полк имел 13 барабанщиков и 8 гобоистов; число трубачей было сведено к 2. Лейб-гвардии Конный полк (как и остальная гвардия, не принимавший участия в Семилетней войне) имел кирасирские штаты, но в его составе числилось 1432 человека и 1101 строевая лошадь.
Гусарский полк (1203 человека) состоял из 5 эскадронов по две роты в каждом. В роте было 120 гусаров. Гусар в то время вербовали в Сербии, Молдавии, а также (в Грузинском полку) из числа молодых грузинских дворян. Поселенные гусарские полки отличались от полевых тем, что каждый гусар получал земельный надел в Малороссии и жалованье (38 рублей 94 копейки в год) на приобретение оружия, одежды и лошади. По приказу правительства гусары немедленно должны были быть готовы выступить в поход, что отчасти похоже на систему службы казачества. Все это говорит о сходной с Прусской ситуации — низкой подготовке гусар к действиям в «правильном» строю и вообще использованию в качестве регулярной кавалерии — их применяли, наравне с казаками и калмыками, в рейдовой войне и конвойных операциях.
Следует отметить, что в связи с отвратительным качеством боевой подготовки и неудовлетворительным состоянием конного состава многие кавалерийские полки регулярной армии имели только по 8 эскадрона. Осенью 1763 года Румянцеву поручили провести инспекционный смотр по коннице. Из четырнадцати полков, которые генерал сумел осмотреть, ни один (!) не был удовлетворительно подготовлен к походу: все они требовали доукомплектования, перевооружения и замены конного состава. Командирам полков пришлось давать элементарные рекомендации, вроде нужной подвязки стремян, обучения людей рубке и стрельбе из пистолетов и т. д.
Однако и следующий смотр, проведенный Румянцевым в марте 1757 года, показал полную неготовность кавалерии. Чтобы успеть подготовить хотя бы часть людей, Румянцев приказал выделить в полках по сборному эскадрону и усиленно заниматься с ними. Главкому Апраксину взбешенный генерал послал рапорт, что в сколько-нибудь удовлетворительном состоянии находится только Киевский кирасирский полк.
Кирасиры, конногренадеры и драгуны вооружались палашом или саблей, парой пистолетов и карабином (драгуны — облегченной пехотной фузеей или мушкетом со штыком), гусары — саблей, пистолетами и карабином. На самом же деле полного комплекта вооружения не было почти ни в одном полку: как правило, у кавалериста был либо карабин, либо пистолеты (один или два), а то он и вовсе сражался только холодным оружием. Конногренадеры имели по две ручные гранаты.
Иррегулярные формирования русской конницы были весьма многочисленны и оказались единственно боеспособными в начале войны. Казаки имели по две лошади (вторая — заводная и для перевозки поклажи), вооружались пикой, ружьем и саблей. Так же оснащались и калмыки с татарами, хотя калмыки-погонщики при казачьих сотнях имели только лук и стрелы.
«Пропрусский» Устав 1755 года наконец-то, хотя и с опозданием, ввел трехшереножный строй атаки вместо практиковавшегося ранее двухшереножного. Для удобного ведения огня с коня (этот пережиток искоренить все же не удалось) допускалось эскадронное перестроение в 2 шеренги.
Даже заимствованную у фридриховской конницы атаку на быстрых аллюрах русские смогли превратить в нечто совершенно несуразное: во время атаки шеренги эскадрона размыкались, всадники 100 шагов двигались «большим шагом», затем еще 300 шагов — «коротким», далее аллюр убыстрялся и движение продолжалось рысью, а затем широким галопом. Затем начиналось самое интересное: за 150 шагов до строя неприятеля эскадроны… останавливались, выравнивались и уплотняли строй. По желанию командира в этот момент солдаты могли открыть огонь из карабинов, и только потом (!) следовала атака карьером с холодным оружием. Сравните это описание с тем, как действовали пруссаки, и все станет ясно.
Драгунам предписывалось уметь строиться в каре для отражения атак легкой конницы и для конвоирования транспортов. Для этого в передний фас каре становились 3-й и 5-й эскадроны, в тыловой — 2-й и 4-й, а 1-й и 6-й — на флангах во взводных колоннах.
В случае необходимости такой боевой порядок применяли конногренадеры и даже кирасиры (напомним, у пруссаков последним категорически запрещалось спешиваться и вообще вести огневой бой). Поскольку в этих полках числилось по 5 эскадронов, то от каждого из них выделялось по 4 ряда солдат, из которых и формировался недостающий эскадрон в тыловом фасе каре.
Русские достаточно активно применяли такой вид «боевых действий» конницы. Правда, до войны как-то не учли, что построение в каре лишает тяжелую конницу ее главной ударной силы и обрекает спешенных кавалеристов на пассивную оборону. Напомним опять же, что ни у кирасир, ни у конногренадер не было штыков, а скученные кавалеристы становились отличной мишенью для рассыпных нападений прусских застрельщиков, поэтому позже от каре отказались.
