Литмир - Электронная Библиотека
Содержание  
A
A

К сказанному нужно добавить, что канонические правила линейной тактики запрещали занимать для обороны населенные пункты. Считалось, что расчлененные на мелкие группы для занятия построек солдаты выйдут из-под контроля начальников. Ведение боевых действий ночью допускалось по тем же соображениям лишь в исключительных случаях.

Наконец, отметим, что походные движения совершались весьма медленно. Во время Семилетней войны в русской армии нормальной величиной суточного перехода считались две географические мили, т. е. около 15 километров. Например, в приказе командующего русской армией А. Б. Бутурлина на марш при выступлении на зимние квартиры в 1760 году сказано: «Марши иметь обыкновенные — по 2 мили» (!). Лишь в отдельных случаях эта норма несколько превышалась. Пруссаки же умудрялись и тогда совершать форсированные марши по 40–50 километров, что часто давало Фридриху возможность бить его «переползающих» с места на место многочисленных противников по частям.

В условиях этой сковывающей, в значительной мере искусственной тактической системы прусскому королю Фридриху II удалось в Силезских и Семилетней войнах одержать ряд побед над своими противниками (австрийцами, в одном случае — французами и русскими), иногда — при значительном превосходстве последних в силах. Упорным, хотя и носившим характер механической муштровки, обучением Фридрих II добился сравнительно высокой тактической подвижности своих войск, что позволяло ему более или менее успешно маневрировать на поле сражения нерасчлененным боевым порядком. Между тем австрийцы вели себя совершенно пассивно и этим давали Фридриху возможность беспрепятственно занимать наивыгоднейшее положение для атаки.

Типичным приемом Фридриха II было нанесение удара противнику во фланг, для чего прусский король развертывал свои войска приблизительно перпендикулярно к фронту обороняющегося. Попутно замечу, что если этот маневр создавал пруссакам реальное преимущество, то известный «косой боевой порядок» их пехоты (уступное расположение батальонов в боевых линиях) не имел важного значения; он лишь облегчал в некоторой мере продвижение линий при наступлении.

Подчеркиваю, что успехи Фридриха II основывались на приверженности к шаблонам, пассивности и, сверх того, на невысоких качествах войск его противников (особенно пехоты). Сражения с русскими войсками показали, что тактика Фридриха II только лишь в ограниченных условиях могла приносить решительный успех.

В области стратегии, в отличие от тактики, взгляды, которых придерживались в русских вооруженных силах на протяжении всего XVIII века, в той или иной мере не совпадали с концепциями, господствовавшими в Западной Европе. Положительную роль играло наследие Северной войны, когда политические цели России носили национальный, крупномасштабный характер и соответственно этому русская стратегия строилась на здоровых началах. Однако в середине XVIII века, на исходном рубеже того прогрессивного развития, которое шло во второй половине столетия, в период правления Екатерины, трудно провести резкую границу между отечественными и западноевропейскими стратегическими методами, проявившимися в кампаниях Семилетней войны (хотя в отдельных случаях довольно существенные различия имели место). Причины такого положения лежали в несколько специфическом характере целей и направлений русской политики в Семилетней войне, не носивших столь прогрессивного характера, как те, во имя которых велась Северная война и русско-турецкие войны второй половины XVIII века.

В чем же заключались наиболее типичные черты стратегии европейских армий рассматриваемого периода? Политические цели войн западноевропейских феодально-абсолютистских государств второй половины XVII — первой половины XVIII века отличались ограниченностью и глубокой противоречивостью. Узкие династические интересы, намерение овладеть той или другой территорией, зачастую не связанной с ядром данного государства ни в географическом, ни в национальном отношении, выступали руководящими мотивами вступавших в военную борьбу сторон.

Ограниченность и иногда противоречивость политических целей вели к ограниченности стратегических методов. Достижение таких политических целей относительно малого масштаба без крайнего напряжения сил представлялось наиболее целесообразным способом ведения войны.

С другой стороны, и военные средства, которыми располагали феодально-абсолютистские государства Западной Европы, были ограниченными. Способ комплектования войск, принятый в этих государствах (вербовка), не обеспечивал возможности создания вооруженных сил большой численности и быстрого восполнения потерь в ходе войны. Война была весьма дорогим и обременительным делом. Особенно трудным являлось восстановление обученных кадров. Материальные средства ведения войны лимитировались невысоким уровнем промышленного и сельскохозяйственного производства того времени.

На такой основе сложилась в Западной Европе стратегическая концепция, в соответствии с которой вопрос о полном подавлении сопротивления противника путем уничтожения или разгрома всей его армии не ставился. Поэтому сражению отводилось место не решающего акта войны, а лишь одного из средств воздействия на противника. Решительное наступление вглубь территории неприятеля, создающее угрозу жизненным центрам его страны, как правило, признавалось невозможным из-за недостатка сил и средств. Методом, наиболее отвечающим такой постановке стратегической задачи, стало овладение спорной территорией (или другим приграничным районом вражеской страны, который можно было бы при заключении мира обменять на спорный) и удержание ее вплоть до истощения противника в попытках ее возвращения. Действия обороняющегося сводились к отражению чаще всего очень неглубокого вторжения неприятеля. Замечу, что задачи овладения территорией решались в основном путем захвата расположенных на этой территории важнейших крепостей. Таким образом, географические объекты приобретали первостепенное значение, а сражение отодвигалось на второй план.

Одним из оснований недооценки сражений являлось неумение «эксплуатировать» победу. В условиях линейной тактики энергичное тактическое преследование, как правило, отсутствовало. Оторвавшись от противника еще вблизи от поля боя, побежденный получал возможность оправиться и в дальнейшем еще более увеличить отрыв. Победителем же при этом овладевала боязнь отдалиться от своих баз, тогда как преследуемый приближался к своим. Поэтому, если тактическое преследование было слабым, то от стратегического в большинстве случаев и вовсе отказывались. После всего сказанного не приходится удивляться, что западноевропейская военная мысль того времени не расценивала сражение как необходимый решающий акт войны.

Другой капитальной и трудной проблемой стратегии был вопрос продовольственно-фуражного снабжения. Его острота в европейских армиях усиливалась опасением, что солдаты, не получая достаточного питания, могут обратиться к грабежу, а это приведет к разложению дисциплины (заметим, что пищевое довольствие являлось одним из видов оплаты завербованного солдата и его неповиновение в данном случае получало даже некоторое юридическое обоснование). Такой взгляд, имевший в своей основе реальные соображения, был превращен в силу присущей западноевропейской мысли того времени догматичности в жесткое требование обязательной организации и поддержания непрерывного снабжения армии из продовольственно-фуражных магазинов. Прибегать к реквизиции средств у местного населения считалось недопустимым из-за опасения, что она легко могла перейти в грабеж со всеми вытекающими отсюда последствиями. Утрата сообщений армии с магазинами расценивалась как положение, близкое к катастрофе или даже гибельное.

Сложилась система подвоза довольствия, ограничивающая допустимое удаление армии от магазина пятью суточными переходами (т. е. не более 100–120 километров, если исходить из указанных выше обычных скоростей походного движения); для дальнейшего продвижения вперед требовалась закладка новых магазинов, на что нужно было затратить время. Такая норма выводилась из условия обязательного обеспечения войск печеным хлебом и допустимой продолжительности его сохранения в летнее время — 9 суток. При некотором форсировании в отдельных случаях допускалось увеличить указанную норму до семи переходов.

18
{"b":"176691","o":1}