Дальше он боролся вслепую, яростно отбиваясь от невидимого противника. Руки сами хватали, стискивали, отбрасывали мягкую скользкую плоть, но слишком много острых когтей и мелких зубов уже раздирало его на части заживо. Неведомая сила начала разрывать его за ноги, Адская боль пронзила спинной хребет и вспыхнула в мозгу как белая молния.

Где же остальные? Неужели они не видят, что происходит?

Последнее, что он услышал, прежде чем сознание покинуло его навсегда, это дикие вопли других мужчин.

Когда Гордон покинул кабинет шерифа, дождь прекратился, молнии сверкать перестали, но в воздухе висела какая-то водяная взвесь, а небо по-прежнему было затянуто плотными облаками. Выехав со стоянки на Главную улицу, он увидел, что через дорогу, на уровне телефонных проводов, двое рабочих в дождевиках натягивают большое полотнище. На белом фоне красными буквами четко читалась надпись: "30-е ежегодное родео. 1 - 3 сентября".

Родео. Он даже забыл, что они с Мариной планировали в этом году попасть на него. Медленно проезжая мимо рабочих, стоящих на высоких раздвижных лестницах, он подумал, сколько людей в этом городе в этом году тоже забыли про родео.

Весь город на грани, сказал шериф, когда они расставались.

Гордон миновал здание филиала Национального банка, уже закрытого, проехал кольцо и прибавил газу. К моменту, когда он оказался в ложбине за лугом Грэя, стрелка спидометра далеко перевалила за шестьдесят. Он точно знал, что шериф в данный момент не сидит за кустами, подлавливая любителей быстрой езды, и что у его помощников выписывание квитанций за превышение скорости сейчас тоже не является задачей приоритетной важности. На повороте он едва увернулся от случайного булыжника. Свалившегося со скалы во время дождя. Чертыхнувшись, Гордон снял ногу с педали газа. Самоубийство не входит в его планы.

К тому времени, когда он свернул на узкую грунтовую дорогу, ведущую к дому, почти стемнело. За черными стволами уже мелькали уютные желтые огоньки светящихся окон. Он остановился. Марина, выглянув в окно, пошла открывать дверь.

- Что случилось? - с порога спросила жена. Посмотрев в большие карие глаза. Гордон непроизвольным защитным движением положил ладонь ей на живот. Он сомневался, стоит ли посвящать жену во все это. Нет, сказать, конечно, придется, но очень не хочется. Не хочется волновать ее лишний раз без необходимости. Хотя он и сам еще не понял, насколько поверил всему, что сообщил брат Элиас, но и сам проповедник, и его теория вызывали у Гордона животный страх.

- Ничего, - ответил он.

Марина посмотрела ему в лицо, стараясь поймать взгляд.

- Врешь. Я же вижу. Что случилось?

- Ничего.

- Врешь.

- Никогда не удавалось тебя обмануть, - усмехнулся Гордон и поцеловал жену, но та отстранилась.

- Не отвлекайся.

- Шериф считает, что у нас недостаточно оснований для обвинения брата Элиаса, - изображая несчастную покорность, сообщил Гордон. - Максимум, что ему грозит - тридцать суток, а потом свободен как ветер.

Он встретился с ней взглядом, чувствуя ужасную неловкость за то, что ведет с ней нечестную игру и не рассказывает о настоящей причине встречи с шерифом.

Марина пришла в ярость.

- Этот человек - психопат! - воскликнула она. - Что же ему надо сделать, убить меня, что ли, только после этого его посадят? - В горестном недоумении она покачала головой. - Господи, а ведь я думала, что консерваторы - идиоты, когда они говорили о том, что наша судебная система никуда не годится.

- Я понимаю, - кивнул Гордон.

- А этот Велдон - безграмотный осел. Боже, как я его ненавижу!

Гордон молча притянул ее к себе и принялся гладить по плечу, пока не почувствовал, что жена немного расслабилась и успокоилась.

- Ну ладно, - сказала Марина, отстраняясь. - Пошли в дом. Ужин давно готов. Я думала, ты вернешься раньше. Недолго тебе осталось наслаждаться домашней пищей, - говорила она, направляясь на кухню. - Через пару недель начнется школа, тебе снова придется самому себе готовить.

Гордон уселся за стол. Марина выключила духовку, достала из нее горшочек и принялась лопаточкой поровну выкладывать содержимое на тарелки.

- Ума не приложу, как он мог дослужиться выше патрульного, - продолжала она, вынимая из шкафчика бокалы для вина. - Он совершенно не понимает, что делает.

- Да нет, он нормальный парень, - робко заметил Гордон.

- С каких это пор вы стали с ним такими закадычными друзьями? - поинтересовалась Марина, садясь напротив. - Нашу кошечку разорвали на куски на нашей собственной кухне, а он целыми днями только и знает, что штаны просиживать и ни черта не делать.

- Он поймал брата Элиаса, - напомнил Гордон.

- А теперь собирается отпускать. Знаешь, говорят, журналисты, которые работают с полицией, сами превращаются в полицейских, если слишком долго с ними крутятся.

- Очень смешно, - поморщился Гордон.

- Ой, чуть не забыла. - Марина встала, подошла к холодильнику и вынула блюдо с нарезанными дольками морковкой и огурцами.

- Фаллические овощи? - усмехнулся Гордон. - Это намек?

Марина взяла дольку морковки и красноречиво вставила ее в рот, не забыв облизать языком.

- После ужина, - пообещала она.

Они быстро поужинали и вместе помыли посуду. Гордон выключил свет на кухне, и они, взявшись за руки, пошли в спальню. Марина откинула покрывало и стянула через голову майку. Под майкой ничего не было. Следующим движением она избавилась от брюк.

Гордон уже сбросил туфли и расстегивал брюки, но вдруг замер, прислушиваясь. Марина уже устроилась под простыней.

- Что это? - спросил он.

- Что?

- Прислушайся, - поднял он руку. Марина не двигаясь наклонила голову. Откуда-то доносилось едва слышное жужжание.

- Это? Жужжит что-то?

- Похоже, снаружи, - кивнул Гордон.

- Может, электричество в проводах. Или жуки какие-нибудь.

Мухи. Гордон застегнул штаны.

- Не вставай, - сказал он. - Я только на минутку, проверить.

Он пошел обратно, по пути щелкая всеми выключателями. Нет, в помещениях ничего не видно и не слышно. Остановившись посередине гостиной, он опять прислушался. Звук явно доносился снаружи. Он уже стал значительно громче.

Медленно, уже догадываясь, что предстоит увидеть, и страшась этого. Гордон отодвинул штору и прижался лицом к стеклу.

Весь джип был облеплен мухами. С серого капота черное покрывало наползало на лобовое стекло. Даже с такого расстояния было видно, что мухи живые. Они шевелились, наползали одна на другую, и в слабом свете, падавшем из окон дома, джип казался почти живым существом.

Гордон отпустил штору, передернув плечами от ужаса и омерзения. Она закрыл глаза, пытаясь отогнать видение. Однако сводящее с ума гудение никуда не делось, и образ прочно застрял в мозгу.

Он вернулся в спальню, стараясь выглядеть спокойным, хотя сердце колотилось как бешеное. Он даже попытался улыбнуться. Марина сидела на кровати, оперевшись спиной о подголовник и укрывшись до пояса простыней, оставив обнаженными груди. На какую-то кошмарную долю секунды Гордон вообразил, что они покрыты мухами.

- Что там? - нахмурив брови, спросила Марина. - Ты что-то побледнел. Ты хорошо себя чувствуешь?

- Нормально, - ответил Гордон, устраиваясь рядом. - Отлично, - повторил он, крепко обнимая жену и закрывая глаза. Оставалось надеяться, что ни одна из них не проникнет в дом.

Отведя брата Элиаса обратно в камеру и попрощавшись с Гордоном и отцом Эндрюсом, Джим вернулся к себе в кабинет. Некоторое время он сидел, молча глядя на стопку бумаг на столе, потом выдвинул нижний ящик стола и достал телефонный справочник. Найдя телефон исторического общества округа, он набрал номер.

- Алло? - послышался в трубке знакомый голос Милли Томас.

- Милли, здравствуйте, это Джим Велдон.

- Джим! - бодро воскликнула пожилая женщина. - Давненько тебя не слышала. Как поживаешь?