В начале века мы застаем Семенова в России. Он уже не общается с марксистами, а выступает как переводчик моднейшего на тот момент Ст. Пшибышевского, поддерживает близкую дружбу с деятелями издательства «Скорпион», что заканчивается женитьбой на сестре его мецената С. А. Полякова Анне Александровне. Семенов теперь обладает весьма значительными средствами, но с издательством и журналом «Весы» сношения поддерживает весьма нерегулярно. Он живет то в России, то в Италии, Швейцарии, Франции, Германии, постепенно отдаляясь от литературной деятельности. Знаем мы о его жизни в это время только урывками.
Несколько больше сведений сохранилось от итальянского периода его жизни. Постепенно он стал проводить в этой благословенной стране все больше и больше времени, сначала с семьей, а потом и один (семья, где было четверо детей, осталась в России). Он был там не слишком желанным иностранцем и, как когда-то в России, то и дело попадал в поле зрения разных, как бы сказали теперь, «силовых структур». Его обвиняли в убийстве польского террориста, его корреспонденции из Италии в «Новом времени» вызывали недовольство властей вплоть до предложения выслать его из страны. Но теперь он все больше и больше склоняется к деловым замыслам. Он служит администратором у Дягилева, становится владельцем нескольких домов на юге Италии, которые сдает в аренду, занимается рыбным промыслом (неудачно) и рыбной торговлей (удачно).
От толстовских и марксистских увлечений в нем не остается ничего. Уже в русские годы Семенов все больше и больше склоняется вправо, в нем сильнее и сильнее разыгрывается антисемитизм. Он вступает в иностранную секцию Национальной фашистской партии, сближается с видными деятелями партии и министрами Муссолини, становится агентом OVRA — тайной организации, следившей за настроениями в стране и боровшейся с инакомыслием.
Однако американцы его не трогают (если не считать не очень понятного эпизода с незаконной покупкой продовольствия, грозившей серьезными неприятностями). Оставаясь без гражданства, он живет на своей «Мельнице Ариенцо», пишет и не без труда печатает мемуары, собирает библиотеку и хранит солидный архив (после смерти проданный старьевщикам и в большей своей части погибший). По старой памяти он переписывается с Буниным и Вячеславом Ивановым, последними свидетелями феерических русских лет.
Умер Семенов в Неаполе 4 декабря 1952 года, похоронен в Позитано и на долгие годы оказался забыт своими соотечественниками, да и в Италии вспоминался совсем не часто. Книга воспоминаний прошла незамеченной, и жизнь как будто бы прошла зря, не поднимаясь над уровнем обывательского существования.
4
А между тем по крайней мере три предприятия, к которым Семенов имел самое непосредственное отношение, сыграли выдающуюся роль в русском культурном движении конца XIX и начала XX века.
Сам он рассказывает об этих предприятиях бегло, как будто не придавая им особого значения. Может быть, для итальянского читателя, на которого он, судя по всему, все-таки ориентировался в первую очередь, это было и резонно. Читателю русскому безумно жаль, что воспоминания пошли именно так (хотя мы и пытались сказать, чем они интересны помимо рассказов о знаменитых людях и значительных событиях). Потому попытаемся рассказать о том, что осталось за кадром, вне поля зрения обычного читателя, следящего за сюжетом, а не за подробностями.
Собственно говоря, таких моментов три: издание журнала «Новое слово», ближайшее участие в журнале «Весы» и идея, а отчасти и начальное осуществление Зубовского института.
Начнем по порядку.
Скандалы с переходами журналов в руки новых владельцев случались в России и до истории с «Новым словом», и после нее. Но мало было таких громких. Один из двух выявленных откликов на появление воспоминаний Семенова принадлежал известному меньшевику П. Берлину — и был полностью посвящен истории с «Новым словом», ничто другое автора не заинтересовало. Поскольку рецензия эта основательно забыта, а память Берлину почти не изменила, приведем фрагмент из этого отзыва: «В марте 1897 года в литературном мире Петербурга было большое оживление: появился первый „толстый“ журнал марксистского направления — „Новое Слово“. Журнал этот уже существовал, но сотрудниками и редакторами его были народники: В. В. (Воронцов), С. Кривенко, А. Скабичевский. Велся журнал довольно бездарно и имел маленький и падающий тираж. Издательницей его была богатая меценатка, О. Попова. Когда убыток по журналу перевалил к 1897 году за сорок тысяч рублей, Попова забастовала, предложив редактору „Нового Слова“ С. Кривенко безвозмездно взять издание. Но денег не было. В это время один из близких сотрудников журнала и даже член редакции В. А. Поссе вступил в переговоры с О. Поповой и вместе с М. Н. Семеновым взял на себя издание. <…> условия превращения народнического журнала в марксистский вызвало <так!> тогда в литературных кругах очень ожесточенные споры. М. Семенов был не виноват, иное дело В. Поссе, который, ни слова не сказав своим товарищам по редакции, вошел в соглашение с издательницей и забрал журнал в свои руки. В известных литературных кругах это вызвало возмущение, и народническая редакция обратилась в суд чести при союзе писателей с просьбой высказаться о допустимости такого шага с точки зрения добрых литературных нравов. Суд чести, в который вошли Спасович и Манасеин, осудил Поссе»[484].
История началась еще раньше: Попова продала журнал Семенову и Поссе 12 февраля 1897 года, и сразу же начался скандал. На следующий день основные авторы и члены редакции (среди них видные литераторы того времени А. М. Скабичевский, К. М. Станюкович, Вас. И. Немирович-Данченко, Н. А. Рубакин) заявили, что выходят из состава сотрудников. Любопытно, что письмо появилось в «Новом времени», — консервативная печать с удовольствием смотрела на скандал в «прогрессивном» лагере. Следом от участия отказались (уже не публично, а в частных письмах к прежним редакторам) Бунин, Горький, знаменитый впоследствии историк Е. В. Тарле. Самым определенным из них был Горький. Берлин вспоминал: «М. Семенов говорит, что он впервые поместил в журнале рассказ М. Горького и этим как бы явился его крестным отцом. Но это не так. Еще в старом народническом „Новом Слове“ был напечатан маленький рассказ Горького „Тоска“[485]. <…> Надо еще заметить, что в то время Горький был настроен антимарксистски и когда узнал, что журнал „Новое Слово“ перешел в марксистские руки, написал В. Поссе письмо, уговаривая его уйти из журнала. Немалых усилий стоило уговорить его поместить рассказ в журнале марксистов».
И вправду, Горький писал: «Я — не марксист и оным не буду вовеки, ибо считаю стыдом исповедовать „марксизм по-русски и по-немецки“, ибо я знаю, что жизнь творят люди, а экономика только влияет на нее <…> Жалко журнал — он был хорош, он был очень хорош. Возможно ли надеяться на его возникновение в том же составе?»[486] И рассказ его «Коновалов», вопреки воспоминаниям Семенова, был оценен еще прежней редакцией, — но все равно появился он уже при новых хозяевах и редакторах, был замечен критикой, что создало немалую популярность и журналу[487]. Эпизод с «Новым словом», таким образом, должен был способствовать осознанию Горьким своей все более и более нарастающей литературной популярности, которая уже через несколько лет превратится во всероссийскую известность.
Суд чести Союза писателей, о котором ни слова не говорится у Семенова (вероятнее всего, потому, что он сам к нему привлечен не был и стоял в стороне от обвинений всякого рода), признал прежнюю издательницу «нравственно неправою», фиктивный редактор журнала, муж Поповой, издал специальную брошюру, в которой попытался оправдаться, она, да и сам суд обсуждались не только в литературных кругах, но и печатно. Все эти обстоятельства и умелая литературная политика привели к тому, что «Новое слово» приобрело популярность и вместе с тем появились некоторые надежды на выход из тяжелой финансовой ситуации, в которой находился Семенов[488]. Достаточно избирательная «Летопись литературных событий» отмечает среди вызвавших заметную реакцию публикаций не только горьковские «Коновалов» и «Бывшие люди», но еще и цикл статей Г. В. Плеханова (под псевдонимом Н. Каменский) «Судьбы русской критики» и другие его публикации, очерки В. Быстренина, «Инвалиды» Е. Чирикова, «В одиночку» Вересаева. Для историков марксизма в России журнал должен представить интерес как печатный орган, где, по словам Берлина, «если бы цензура не пресекла его существования, в нем произошло бы отмежевание здорового реалистического начала от первых увлечений марксистскою ортодоксальностью». Действительно, Ленин и Струве печатались в журнале едва ли не с одинаковой интенсивностью, и кто знает, — может быть, открытый спор между ними мог несколько смягчить характер «русского марксизма», приведшего в конце концов страну к катастрофе.