Киев 4 окт<ября> (воскресение). Сейчас иду играть «Зимнюю сказку»[698]. Дорку играю. Этой пьесой открывался сезон. Не знаю, боюсь что сказать — внешне удачнее этот сезон предыдущего, но мне хотелось бы безумий души, настоящей, а это только то, что те роли в три слова, что мне дают, я не порчу, и поэтому говорят, что я удачно играю. Не того я хочу, не того[699].
Сейчас около меня — моя сожительница Мара (Мар. Ник. Раппонет) Репина[700], несколько ухаживает ее брат, офицер-драгун Борис, Ал<ександр> Ив<анович> Филиппов, ред<актор> жур<нала> «Мир Искусств»[701], Вл<адимир> Юрьевич Эльснер, молодой поэт ничего себе, не лишен дарования[702]. Неудачливый оратор Ал<ександр> Карл<ович> Закржевский приходит и молчит[703]. Дагмаров (Жуков), наш премьер, — злой, хорошо одетый, остроумен и занятен иногда[704]. Милый Никол<ай> Александрович> Попов[705] — я часто прихожу к нему, он живет в том же доме, и пью в белой маленькой чашечке черный кофе с персиком, — он наш режиссер, и ко мне хорош. Еще есть разные типы — грубый, талантливый Волковской, не особенно даровитая, но милая Соколова Клавдия Лукьяновна — я ей показываю те греческие репетиции <?> и танцы, что выучила летом, — она мне то, что ее учила Книппер, — главным образом, пластику эллинскую. Сережа в Москве, мне без него тяжело, и потом — я очень женщина, это мне мешает. Жду его 11–12 окт<ября>, тоскливо одной, он мой единственный милый. Только его я не обманывала, только его жалею и люблю. Читаю по разным отраслям без системы, единственно, стараюсь не читать явно ненужные вещи. Сейчас у меня «Les civilisées» Claude Farrer’a[706]. 7 окт<ября> (среда). 27 ок<тября> (вторник). Что помешало писать — не знаю. Сережа был, в четверг 22 уехал — грустно мне, милый Сережа, чувствую, что наши жизни спаяны. Сейчас я дурю, грущу — плачу и смеюсь. Каждый день новый объект, и нет сил заставить быть себя до конца интересной, скушно. Вчера Ленский, милый, тихий, сейчас Бродский — нахальный, глупый. Еще день назад Волховской — грубый, тупой: жмет в углу локоть, норовит ущипнуть. Джонсон — кроткий, сериозный, неглупый, но бесконечно старый по всему, его без ресниц веки, парик с пробором на голой голове, подведенные брови[707]. К чему все? — хоть бы получить за это что. Милый, хороший Ник<олай> Александрович Попов>. Сейчас я опять к нему спокойна и еще более ценю его. Сережа пишет ежедневно. Господи, неужели ничего интересней не будет? Что я дам жизни? Сережа выхлопотал мне жалование — я сейчас получаю 75 рублей. Не верится даже, ни во что не верю. Играю в «Мелком бесе» Дарию Рутилову — роль хорошая[708]. Боже, это большая вещь, может много дать и многое погубить. Пишу Дробышову, имею от него из Москвы нежные письма, и Лариске. Они ссорятся. Леля Неверова пишет — я люблю ее почему-то, за ее легкомыслие, за то, что она умеет брать от жизни все, что хочет, умеет призывать мущин и быть с ними близка. Она вакханка, а я — «вакханка без страсти», как говорит Орлик. Как давно это было! Вавка (сестра) выходит замуж за Грузинова (у меня же познакомились летом этим). Миша женат на Лизе Кукель. А вдруг слышишь фамилию Митрофанова — был в Варшаве, или письмо от M-me Mercier — и жутко: где я та, где? Осталось ли что? Прошло? 4 декабря (пятница). Жизнь — и в жизни есть сказки. Вот сейчас. Ну, были Сологубы два дня, уехали. Давно было, месяц тому назад; переписываюсь с ними. Потом играла — спешно, удачно — Лизбету в «Дураке», вот играю Агату в «Лестнице славы» Скриба[709]. А эти дни дали мне кучу каких-то диких переживаний. Был концерт, приезжали гр. Толстой, Кузьмин <так!>, Гумилев и Потемкин[710]. Читали, я со всеми с ними познакомилась. Кое-кто из них обратил на меня свое внимание. Гр<аф> мне показался интересней всех, день был здесь. Ездили по церквам, у Врубеля в Кирилловской больнице[711]. Михайловский и Софийский соборы, там несколько часов была одна, а вечер опять вместе, и что-то помнится, что-то осталось. Думали, все забудется, как сон… «Разве не сладко?» — Теперь поднялась волна, хотят опутать тиной, говорят, что слышны были слова: «Было 2 жены, когда захочу — будет 3-я»[712]. Ложь, ложь, не верю. Пусть ничто, все кончено, но что было — было хорошо, и не дам ничему прикоснуться. Потемкину я нравлюсь. Эльснер плаксиво говорил о нежности — об обиде за меня. Что Вы все знаете о мне? — ничто. А Алексей Николаевич был — и пусть останется — во сне. Ничего больше не надо. Жду Ежа своего милого, к нему прижмусь, забуду безумье, и если будет ложь — она не ложь, а любовь, зачем разрушать, — незачем. Душа чем-то ранена, что-то узналось. Сколько времени уже прошло — с детства, с юности, с девства, с верности своей. Все, все проходит. Вот нужно M-me Merrier ответить — хочется сказать ей ласковые слова. Но пусть я знаю жизнь, пусть во мне безумие — я хочу жить, ведь кто знает, сколько юности на мою долю выпало, ведь мне 26 лет. Это ужасно — я боюсь старости, зрелости. Что будет с моей карьерой? Чего я добьюсь? А годы идут, дни идут. Нужно работа<ть>, нельзя дремать ни часа, все важно, потому что нужно взять жизнь с бою, и я беру ее, но тяжко, иногда не веришь себе, своим силам. Вчера читала в концерте (у фельдшериц, <нрзб.> говорил «чаровниц») и было много народу около меня, и я имела шумный успех. Сейчас тоже через час еду в концерт читать. Нужно, все делаешь для чего-то. Зачем это нужно? — чтобы ощущать жизнь всеми фибрами души. Чтобы взять все, что можно, от жизни, все переживания, что мыслимы для меня, расстроенные <?> все струны заставить звучать в душе, чтобы не упустить ничего. Бедный, милый друг дядя Коля. Он имел, он жил, и мне жаль его — он обманут. Это тяжело, да, тяжело очень. Он хранит верность жене, а она неверна, и очень долго. Но он хороший, мне он друг, это редко бывает. Спасибо ему. Нужно работать, помоги, Боже. Я грешна, я безумна, но я страдаю… «За радости, за каждое счастия мгновение» я плачу, плачу, и есть еще слезы, радости за них я не ощутила. Я еще не в долгу, мне еще должны, и я прошу своей доли, я прошу скромно. 14 февр<аля> 1910 г. Сегодня там, в Москве, свадьба моей сестры Вавы с Грузиновым. Меня пригласили сегодня в шикарном еврейском обществе читать стихи <1 нрзб.> свойства (комические). Зачем я пишу всю эту ерунду? Так. Что я вынесла из сезона этого года — несколько приличных ролей, друзей — Николая Александровича Попова (да, это сейчас мой большой друг), привязанность Джонсона (И. Вас. Иван<ов>) — бедный, он не виноват, что он так скушен, дружбу Мары и хорошие отношения с Форш, А. А. Экстер, с Сологубом, Чеботаревской, Е. М. Кузьминым (теософом), Эльснером, Будкевич — и вот все[713]. Из театра ко мне расположены Мара, Попов и Будкевич. Враги — Савинов, Гофман, Чарусская (не внешне) и мало ли кто — вот еще явно сценариус Краев. Да, не много. Боже, ведь если я еще верю в себя, если я не упала духом, значит, я сильный человек.
вернуться Спектакль по пьесе У. Шекспира. Рындина играла роль пастушки Дорки. вернуться Работа Рындиной в театре «Соловцов» (в это время его арендовал И. Е. Дуван-Торцов, потому в воспоминаниях о Рындиной встречается упоминание о ее службе у Дуван-Торцова) в Киеве в 1909 вызывала противоречивые отзывы. В этом году она сыграла Насморк («Синяя птица» М. Метерлинка), Агничку («Холопы» П. П. Гнедича), Труду Мейер («Фрейлейн Фресибольден (Борьба за мужчин)» К. Фибих), Ингеборг («У царских врат» К. Гамсуна) и некоторые другие, Отзывы колебались, от, например: «Г-жа Рындина в роли Труды создала надлежащий образ, артистка играет легко и изящно» (Лель // Киевский театральный курьер. 1909. 9 сентября. № 311. С.4) и до: «Совсем ничего не выходит у г-жи Рындиной» (Померанцев С. «Лестница славы» // Последние новости (Киев). 1909. 28 ноября. № 848). вернуться Отметим, что Рындина и Репина в «Мелком бесе» Ф. Сологуба играли сестер Рутиловых. вернуться Имеется в виду журналист Александр Иванович Филиппов (1882–1942) — редактор киевского журнала «В мире искусств», широко привлекавшего к сотрудничеству писателей модернистского лагеря, сотрудник различных киевских газет, несколько раз напечатавшийся также в журнале «Весы». О его эмигрантской биографии см. справку: Флейшман Л., Абызов Ю., Равдин Б. Русская печать в Риге: Из истории газеты «Сегодня» 1930-х годов: В 5 кн. Кн. I: На грани эпох. Stanford, 1997. С. 373. вернуться Поэт Владимир Эльснер (1886–1964). Удачную его характеристику этих лет см.: Тименчик Р. «Остров искусств»: Документальная повесть // Дружба народов. 1989. № 6. Ср. также комментарии А. Г. Терехова в публ.: Второй номер журнала «Остров» // Николай Гумилев: Исследования и материалы. Библиография. СПб., 1994. С. 349–350. вернуться Александр Карлович Закржевский (1886–1916) — киевский прозаик и литературный критик. вернуться Об актерах труппы театра см. хронику газеты «Киевский театральный курьер» за 1909. вернуться Николай Александрович Попов (1879–1949) был не только режиссером, но и писал статьи в «Киевском театральном курьере» и других театральных изданиях. Рындина была знакома с ним еще до того, как стала служить в киевском театре. вернуться Роман французского писателя Клода Фаррера (наст, имя Фредерик Эдуар Баргон; 1879–1957). вернуться И. Джонсон — псевдоним киевского журналиста Ивана Васильевича Иванова (1867–1920). Его отзывы об игре Рындиной в «Киевских вестях» были неизменно доброжелательны. вернуться Этот пассаж дневника вносит некоторые уточнения в мемуары Рындиной, где она писала: «Театр Незлобина в Москве решил ставить переделку его <Сологуба> романа „Мелкий бес“. Тут Федор Кузьмич оказал мне большую услугу, рекомендовав меня Незлобину на роль Дарьи, где надо было петь и танцевать. Я в то время играла в Киеве, и попасть в Москву, в такой театр, как Незлобина, было для меня большой радостью» (С. 307). Еще 30 августа 1909 Соколов писал Сологубу: «…Лида служит этот сезон в киевском театре „Соловцов“. Вот причина, почему Киев мне стал очень по дороге. С очень чистым сердцем послал Вам телеграмму, поддерживая просьбу киевского театра относительно „Мелкого Беса“. Театр действительно очень хороший, с прекрасно поставленной технической и театральной частью и с хорошею труппой. С этого сезона здесь главным режиссером Н. А. Попов, покинувший моск<овский> Малый театр и здесь имеющий неограниченные полномочия. Человек он тонко чувствующий и очень культурный, и за постановку, безусловно, можно не опасаться. <…> …у меня есть к Вам огромная просьба, на которую я решаюсь, зная Ваше многолетнее доброе ко мне отношение. Здесь играет Лида… Ей дают роли, — и неплохие. Она много занята. Но когда жене Грифа приходится играть Гнедичей и Рышковых, нельзя не мечтать ей о роли в настоящей вещи. Вот теперь она спит и видит играть в Вашей пьесе. По обычному ходу вещей возможно, что ей там дадут роль, но возможно — и нет: она уже занята во многих пьесах, а постановка „Мелкого Беса“ будет крупным событием, и актеры будут наперебой стремиться получить там роль. Вот почему я решаюсь просить Вас: черкните Николаю Александровичу Попову (Киев, театр Соловцов), что Вы желали бы, чтобы Лида (по сцене — Лидия Дмитриевна Рындина) была занята в Вашей пьесе. Она, как и я, глубоко любит Ваше творчество и, думаю, имеет много больше внутренних прав участвовать в Вашей пьесе, чем большинство ее товарищей по сцене. Я не знаю, как расположились персонажи в переделке, и потому не могу очень говорить об определенной роли. Думаю все же, что Лиде шла бы роль одной из Рутиловых» (ИРЛИ. Ф. 289. Оп. 3. Ед. хр. 636. Л. 42). Премьера состоялась 7 ноября, причем Сологуб специально приезжал на нее. Несколько позднее, 20 ноября, Соколов писал ему: «…Лида очень усовершенствовалась в изображении Дарьи. Играла уже третий раз. Говорят, насколько ушла от первого, что прямо узнать нельзя. На третьем спектакле ее даже иные пытались вызывать. <…> Хочу Вам напомнить Ваше обещание написать о ней Незлобину. Сегодня я получил от Лиды письмо, что через несколько дней о ней будет писать Незлобину Попов, прося принять ее в труппу на будущий год — на жалованье рублей в 125. Поповские ей рекомендации как актрисе способной и развивающейся будут самые горячие. Было бы очень хорошо, если бы вслед за письмом Попова пришло и Ваше. Перед таким ударом Незлобии бы не устоял. Было бы очень важно, если б в Вашем письме Вы, говоря о желательности принятия Лиды на будущий год и о ее актерских данных, упомянули, как бы не зная об письме Попова к Незлобину, что Незлобии может ближайшим образом справиться о ней у Н. А. Попова. <…> Без Лиды мне очень тяжко, и жить или не жить нам вместе в будущем году, нам почти — быть или не быть» (Там же. Л. 43 об. — 44 об.). 21 декабря 1909 Рындина писала Сологубу: «…спасибо <…> за Вашу готовность дать обо мне отзыв Незлобину. Я уже с ним лично говорила — почти все закончено — он полуобещал. Я только одно хочу Вас попросить: если он будет Вас об этом спрашивать при свидании, замолвить за меня слово. Для меня это будет решающим. <…> Мне больно оттого, что Вы видели меня только в „Дарии“, да и то 1-ый раз — последующие разы я многое переменила и было много лучше. <…> Весной, если с Незлобиным будет решено, думаю ехать в Париж поучиться» (ИРЛИ. Ф. 289. Оп. 3. № 602). Отметим, что Соколов старался поддерживать жену в ее артистической деятельности: сотрудничал в газете «Киевский театральный курьер», куда давал не только статьи, но и хронику (отметим не учтенные библиографиями и скорее всего принадлежавшие Соколову известия о похоронах И. Ф. Анненского [8 декабря. № 440. С. 6] и грядущем выходе «Кипарисового ларца» [13 декабря. № 445. С. 9]), а также отдал театру свой перевод пьесы Э. Скриба «Лестница славы». вернуться «Дурак» — пьеса Лео Фульды. «Лестница славы» была переведена на русский язык С. А. Соколовым. См. отзыв: «недурна г-жа Рындина в роли Агаты» (Лель Б. // Киевский театральный курьер. 1909. 28 ноября. № 430). Ср., впрочем, приведенный выше отзыв С. Померанцева. вернуться Речь идет об известном вечере «Остров искусств» в Киеве 29 ноября 1909. Подробнее об этом см. названную выше, в прим. 71 (в файле — примечание № 702 — верст.)) документальную повесть Р. Д. Тименчика «Остров искусств». Рындина называет всех петербургских участников вечера. вернуться М. А. Врубель находился в это время в психиатрической больнице. вернуться Первая жена (1902–1907) А. Н. Толстого — Юлия Васильевна Рожанская, дочь самарского врача В. М. Рожанского. Его вторая жена (1907–1914) — художница Софья Исааковна Дымшиц (1886–1963). вернуться Речь идет о писательнице Ольге Дмитриевне Форш (1873–1961); художнице Александре Александровне Экстер (1882–1949); жене Ф. Сологуба, переводчице и литераторе Анастасии Николаевне Чеботаревской (1876–1921); киевском журналисте, известном теософе Евгении Михайловиче Кузьмине. |
