Надежные данные указывают, однако, на то, что с начала XIX в. существовал непрочный союз владений различных племенных вождеств (нтеми), где, судя по многим признакам, первобытнообщинный строй достиг стадии разложения. Об этом говорят наличие военной дружины, отделение торговли от сельского хозяйства, образование особого слоя купечества, а также аристократии, укреплявшей свои экономические и политические позиции. К этому времени ньямвези контролировали многочисленные торговые пути к побережью и внутри страны, в частности ведшие на север, к озеру Виктория, и к озеру Мверу в Катанге. Ньямвези поставляли носильщиков для караванов, отправлявшихся из Центральной Африки и Буганды к побережью.

Доходы от контроля над торговлей и торговыми путями, т. е. налоги и плата за прохождение по территории, а впоследствии и от участия в торговле слоновой костью и невольниками способствовали упрочению позиций правящего слоя населения. Вожди вели торговлю на свой страх и риск и сами снаряжали караваны и экспедиции за слоновой костью и — под давлением и влиянием арабских работорговцев — для захвата военнопленных. В этих предприятиях они опирались на свои привилегии и раннегосударственный аппарат власти. Вождь, обладая правом использовать все возрастные классы, включавшие трудоспособных молодых мужчин, и возлагать на жителей трудовую повинность, существовавшую пока в зачаточных формах, всегда имел в своем распоряжении достаточное число носильщиков для караванов и сопровождавшей их охраны. Путешественники И. Крапф и Р. Бёртон наблюдали караваны ньямвези из 200, а то и 500 и даже из 1000 человек.

Изменения произошли и в области права, которое во все большей мере отражало интересы формирующейся центральной власти и купечества. На севере Уньямвези складывалась исключительно мирная обстановка, которая особенно благоприятствовала развитию торговли. Власть вождя и верховного вождя зависела, с одной стороны, по-прежнему от свободных людей племени, особенно воинов (они давали согласие на наследственное управление определенного семейства), с другой — от раннегосударственного аппарата власти, являвшегося выражением политического могущества и богатства аристократии. Особая прослойка военной знати была развита довольно слабо.

Между ньямвези и арабскими купцами, которые продвигались от побережья и в 1852 г. основали поселение в области Уньямьембе, сначала установились дружеские отношения, но очень скоро они уступили место серьезным конфликтам. Возраставшее экономическое влияние арабских и индийских купцов шло вразрез с интересами торговцев и вождей ньямвези. Необходимость защищаться от арабов, оказывать им отпор требовала создания раннегосударственного союза. Под воздействием этих внешних факторов и дальнейшего расслоения общества ньямвези на территории некоторых племен, например в Уньямьембе, в середине XIX в. происходило дальнейшее укрепление раннегосударственных институтов. При правителях областей Уньямьембе и Урамбо Фундикире (1830–1848) и Мирамбо (1870–1886) союз родственных племен ньямвези и сукума достиг своего расцвета.

Мирамбо укрепил свою власть над отдельными племенами, ввел регулярную систему налогов и податей, сосредоточил высшую юрисдикцию в руках центрального управления, т. е. главного вождя. Из молодых воинов, предоставлявшихся в его распоряжение некоторыми вождями племен, а также из беглых рабов, носильщиков, погонщиков слонов, наемников, принадлежавших к воинственным племенам нгони (их называли руга-руга), он создал сильное войско. С середины XIX в. оно было вооружено современными ружьями, купленными на побережье у арабов и индийцев. В 1876–1880 гг. Мирамбо контролировал главные торговые пути, ведшие на северо-запад, в Карагве и Буганду, и взимал пошлины с караванов, шедших этими путями в Уджиджи на озере Танганьика. Его столица Урамбо стала важнейшим центром торговли, иногда затмевавшим Уньямьембе (Табора), где господствовали арабы, а вожди ньямвези выступали в роли марионеток.

И все же Мирамбо так и не удалось полностью устранить экономическое и политическое влияние арабских купцов. Задуманная им административная реформа застопорилась в самом начале. Отрицательные последствия имели и установленные некоторыми вождями прямые или косвенные контакты с арабскими работорговцами. Эти вожди предпринимали набеги на соседние племена и деревни, чтобы захватить рабов и затем обменять на огнестрельное оружие, доставлявшееся из Занзибара. Мирамбо и сам переселял жителей побежденных племен и деревень в особые «рабские» поселки, которые превратились в новую экономическую опору верховной власти.

На такой же базе основывались небольшие государства, созданные одно вождем Сонгоро на южном берегу озера Виктория, другое — суахилийским торговцем слоновой костью из Килвы по имени Матимула на восточном берегу озера Танганьика. Даже Мсири из Казембе происходил из семьи вождей Уньямьембе, занимавшихся торговлей.

С 1870 г. Мирамбо вел открытую борьбу против господства арабов в Таборе, не раз побеждал их наемные войска и договором от 1876 г. обязал их платить ему пошлины и дань. Таким образом, организованный Мирамбо союз племен ньямвези энергично воспротивился продвижению арабов на континент.

Соперничество с арабами объясняет, почему Мирамбо так явно симпатизировал появившимся в это время европейским миссионерам и исследователям, бывшим предвестниками колониального покорения Африки империалистическими державами. Первоначально ньямвези поддерживали германский колониализм, но действительность вскоре лишила их иллюзий, особенно кровопролитные акции, в результате которых в 1892 г. ньямвези пришлось покориться. При этом немецкие колониальные войска использовали центробежные тенденции внутри раннегосударственного объединения ньямвези и с помощью отдельных второстепенных вождей, введя войска якобы для их защиты, принудили верховного вождя Сике с его дружиной признать свое поражение. Так погиб прогрессивный раннегосударственный союз племен на северо-западе современной Танзании.

Накануне колониального порабощения Восточной Африки европейцами ее народы находились на самых различных ступенях общественного развития. В известной мере это объясняется не только пагубными последствиями охоты арабских торговцев и правителей за рабами, но и военными походами нгуни, предпринимавшимися с территории зулу. С 1835 г. нгуни, к которым присоединялись многие вооруженные воины других племен, переходили на другой берег Замбези. Одни из них оседали там, где ныне находятся Малави и Замбия, другие с боями пробивались к озеру Виктория.

Однако не только внешние обстоятельства заставляли приходить в движение племена, жившие в восточной части Африканского материка. В XIX в. внутренние стимулы толкали многие народности к тому, чтобы, ломая первобытнообщинные устои, образовывать раннегосударственные объединения. Такие явления, правда в начальной стадии, происходили у кикуйю и камба в Центральной Кении и у кочевников-скотоводов масаев. Пастухи-масаи контролировали огромную область — от нынешних Кисуму и Найроби на севере до Аруши и далее до Кимали на юго-западе. Организация по территориальному принципу подрывала родовой строй. Систематические военные походы и захватнические набеги масаев имели своим следствием выделение частной собственности на скот, что привело к усилению имущественного неравенства. К захвату чужих земель и иноплеменной рабочей силы масаи в то время еще не стремились.

С начала XIX в. вожди джагга, живших в районе Кибошо и Моши у подножия Килиманджаро, прилагали усилия к расширению своего экономического и политического влияния. В 1860–1880 гг. около 30 самостоятельных вождеств хехе в Центральной Танзании признали верховенство правителя Муньигумбы.

Эти социальные факторы повлияли на сопротивление немецким колонизаторам, которые с 1884 г. устремились в глубь Африки.

В начале XIX в. от центральной власти в Эфиопии оставалась лишь бледная тень. Уже давно в стране не было общепризнанного негуса негест. Между княжествами Тигре, Шоа, Амхара и Годжам непрестанно шла борьба за преобладание. Эфиопия являла собой картину феодального хаоса и военных неурядиц.