С 1820 г. традиционные торговые связи начали переходить — и чем дальше, тем больше — в руки купцов побережья, особенно арабского происхождения. Они создали свою собственную систему торговли с прочными опорными пунктами и станциями. Резко увеличилось количество караванов с товарами, отправлявшихся в глубь материка. Были открыты и расширены новые пути, торговля на местах активизировалась. В Таборе, центре владений вождя ньямвези в Уньямьембе, и в Уджиджи, на озере Танганьика, выросли арабские селения. Английский путешественник Бёртон, в 1850 г. побывавший в районе Уньямьембе, писал о богатстве мусульманского арабского купечества в Таборе. Здесь же жили индийские и суахилийские купцы. Даже государство кабаки Буганды после 1844 г. оказалось вовлеченным в торговлю арабов с дальними странами.

На первых порах арабские караваны мирно пересекали страну, платили местным правителям и племенам, например того, довольно большие пошлины и обменивали оружие, порох и другие европейские изделия главным образом на слоновую кость. Путем соглашений с отдельными вождями арабские купцы и их доверенные лица установили своего рода разделение труда с местными торговцами и в обмен на свои товары получали от них рабов для переноски грузов к побережью. Участь этих носильщиков была ужасна, многие в пути гибли. Есть доказательства того, что «в благополучные годы только по пути в Багамойо гибло 40 тысяч носильщиков, и все они, за незначительным исключением, были рабами»[101].

Но это ничто по сравнению с катастрофическими последствиями, которые имел рост спроса на рабов для продажи их как рабочей силы на рынках приморских городов и Занзибара или для последующей отправки в Маскат-Оман. И в этот период арабские работорговцы стремились вовлечь в свои коммерческие операции и охоту на рабов местных правителей, поставляя им огнестрельное оружие и порох и тем подстрекая к нападению на соседние племена и деревенские общины и к захвату военнопленных. Хотя во многих районах арабы долгое время в этом преуспевали, они и сами снаряжали военные экспедиции за рабами и совершали набеги на африканские деревни. В результате хорошо оснащенные отряды арабских работорговцев превратили обширные местности в безлюдные пустыни.

С середины XIX в. оживилась торговля оружием. Десятки тысяч ружей, полученных в обмен на рабов, попадали в руки арабов — охотников за рабами и местных правителей, а те вооружали ими свои дружины. В 1847 г. немецкий миссионер Иоганн Крапф видел караван, направлявшийся от побережья в страну масаев. Он вез около тысячи ружей, его сопровождали вооруженные до зубов солдаты. Правители ньямвези области Уньямьембе в 1883 г., по-видимому, располагали более чем 20 тысячами ружей, заряжавшихся с казенной части.

В этих условиях в 70-х и 80-х годах прошлого века многим арабам, промышлявшим охотой на рабов, удавалось сколотить из наемников многотысячные войска и с их помощью направлять в своих интересах политику племенных вождей, а в некоторых районах даже установить свою власть и выйти из подчинения султану. Такую попытку, в частности, предпринял в Уньямьембе Абдуллах бин Насибу, разбогатевший на многолетней торговле невольниками и добившийся превосходства над другими работорговцами. В Уджиджи купец Муиньи Хери, имея хорошо оснащенную дружину и поставив в зависимость от себя местных правителей — абами, создал плацдарм, с которого успешно совершал набеги на африканцев, в основном на марунгу, живших к юго-западу от озера Танганьика. Султан Занзибара, однако, неоднократно предпринимал шаги к тому, чтобы вернуть под свою опеку эти исключительно выгодные опорные пункты арабов. Так, Муиньи Хери в 1881 г. пришлось поднять на своей территории флаг султана, что, впрочем, никак не повлияло на его фактически независимое положение.

Беспримерной оставалась, однако, власть арабского торговца рабами и слоновой костью, военного предводителя Мухаммеда бин Хамида по прозвищу Типпу Тип. Этот араб, происходивший из Таборы, контролировал на территории Конго большую область близ водопадов Стэнли. Других арабских конкурентов он устранил. «Типпу Тип пользуется внутри страны безусловной властью, которую поддерживают 3 тысячи его людей, вооруженных ружьями»[102] — сообщал в 1886 г. своему правительству немецкий консул на Занзибаре.

Мусульманские торговцы первоначально почти не оказывали сопротивления европейским путешественникам, миссионерам, купцам, а также колониальным войскам, которые в это время заполонили Африку. Типпу Тип в 1887 г. заключил с Г. Стэнли договор, признававший последнего губернатором государства Конго и предусматривавший совместное ведение незаконной работорговли, теперь для принудительных работ на новых колонизаторов. Однако сотрудничество с европейцами подорвало его позиции. Когда сын Типпу Типа, Сефу, попытался было восстать против колониального владычества бельгийцев, его очень скоро заставили повиноваться. Так бесславно закончился этот период истории Восточной Африки, вызвавший очень многообразные, глубокие процессы и в социально-экономической и в политической жизни.

Работорговля, под влиянием внешних и внутренних факторов снова активизировавшаяся в XIX в. усилиями арабской аристократии, охота за рабами и связанные с ней войны между африканскими вождями, несомненно, угрожали самому существованию многих народов восточной части Африканского материка, несли им усиление эксплуатации, горе и регресс. Разрушительных последствий охоты за рабами избежали лишь те племена, которые благодаря достигнутому ими уровню общественного развития могли защищаться или сами участвовали в работорговле.

Однако следует учитывать, что европейские путешественники, миссионеры и купцы в своих отчетах, которые во множестве появились во второй половине XIX в., а также колониальные ведомства европейских держав в соответствующих документах сознательно преувеличивали масштабы торговли арабов, их жестокость, чинившиеся ими зверства. Движение за отмену рабства, отражавшее сначала экономические интересы фритредерства, прежде всего английского, на пороге эры колониализма приобрело новую окраску, оно должно было способствовать распространению легенды о «гуманной» миссии колониальных держав Европы, которые якобы освобождают народы Восточной и Центральной Африки от язвы арабской работорговли.

Маскатско-арабское господство, прямо или косвенно связанное с европейской торговлей и возродившее чрезвычайно тяжкие формы зависимости — рабство и работорговлю, почти с самого начала несло в себе реакционные черты. Тем не менее расширение торговых связей и увеличение числа опорных пунктов имели последствия, которые оказали положительное влияние на общественное развитие многих народов Африканского материка. Это проявилось прежде всего в оживлении местных рынков некоторых районов и во введении в африканское земледелие новых видов полезных растений. Кроме того, действия арабов, вызывавшие сопротивление африканских племен, кое-где служили косвенным стимулом к образованию ранних государственных объединений. В первую очередь это относится к ньямвези, жившим к югу от озера Виктория, на северо-западе современной Танзании.

Ньямвези прослеживаются начиная с XVIII в. в центральной части Уньямьембе (впоследствии Табора). Их контакты с ранне-государственными объединениями, прежде всего с государством Буньоро в Межозерье, трактуются буржуазной литературой как «миграция институтов власти» (Р. Оливер). При этом забывают, что образование институтов союза племен или раннефеодального государства ньямвези и сукума сопровождалось важными социально-экономическими изменениями во внутренней жизни. К сожалению, сейчас еще нет бесспорных доказательств, что это объединение продолжало традиции существовавшего в XVII в. одновременно с Мономотапой государства Монёмуги, о котором сообщает голландский путешественник Датгпер.