Иными словами, в нем было многое от шоумена, и Гринсон (как полагал ряд его коллег) горячо жаждал добиться всеобщего признания и славы, на которые когда-то могла рассчитывать только Джульетта. По крайней мере, это стремление частично объясняет его огромную непосредственную вовлеченность в голливудскую кинопромышленность. Имея в качестве своего полномочного представителя Милтона Радина, известного юриста (и мужа своей младшей сестры Элизабет), доктор Гринсон получал двенадцать с половиной процентов от кассовой выручки брутто за фильм, снятый по книге «Капитан Ньюмен, доктор медицины»; ведь, как писал Гринсон в сентябре 1961 года Лео Ростену, ее заглавный герой был он сам, точно так же как прототипами книжных пациентов на девяносто процентов были люди, которых он лечил во время войны. Гринсон находился также в тесной связи со многими киностудиями, где близко познакомился с несколькими членами дирекции и продюсерами, ставшими его пациентами; кроме того, для публикации своих статей, а также интервью, дававшихся им для разных журналов, он привлекал в качестве своеобразного «продюсера» Лео Ростена.
Сборник статей и лекций Гринсона показывает, что он добивался не только узкопрофессионального признания; ему хотелось привлечь как можно больше слушателей из числа дилетантов, а это заставляло заниматься популяризацией, а иногда и профанацией серьезных проблем. Судя по заголовкам лекций, доктор Гринсон затрагивал такие темы, как «Эмоциональное вовлечение», «Почему люди любят войну», «Секс без любви», «Софи Портная[412]наконец отвечает», «Дьявол приказал мне это сделать, доктор Фрейд» и «Люди в поисках семьи». Последняя из них была посвящена (как верно отметила жена Гринсона) обсуждению «потребности, которую Роми открыл в своих пациентах и которая была отражением его собственного, частично не осознанного желания, чтобы люди, которых он лечил, становились членами нашей семьи. Это была мечта о создании неба на земле, такого дома, который врачует все душевные раны».
Суровые критики Гринсона считали, что многие из своих работ он написал с целью привлечь к себе внимание (и, что за этим следует, новых клиентов) и завоевать одобрение окружающих, а не создать серьезное произведение, вносящее творческий вклад в исследуемую проблему.
На протяжении многих лет Гринсон преподавал клиническую психиатрию на медицинском факультете Калифорнийского университета в Лос-Анджелесе, а также занимался усовершенствованием знаний психотерапевтов и надзором за этим процессом в Психоаналитическом обществе и Психоаналитическом институте. Не будет никакого преувеличения в утверждении, что в течение всей своей профессиональной жизни — независимо от того, что доктор Гринсон делал для своих пациентов как врач, и невзирая на это — он был известен в Южной Калифорнии как очаровательный лектор, который завлекает и развлекает свою аудиторию.
Доктор Бенсон Шеффер, работавший в Невропсихиатрическом институте с аутичными[413]детьми во времена, когда Гринсон занимал профессорскую должность в Калифорнийском университете, выразил о Гринсоне — после того, как принял участие в его семинаре и выслушал лекцию, открытую для всех желающих, — следующее мнение, которое следует признать повсеместным: «Ему хотелось развлекать слушателей и выглядеть перед ними умным. Честно говоря, я не заметил в этом человеке затягивающей и впечатляющей глубины. Он производил впечатление скорее ловкого и житейски умного, нежели поглощенного своей работой».
«Только позже, — дополнил другой коллега Гринсона, — многие из нас поняли, насколько он поверхностен»; в подтверждение этой мысли достаточно обратиться к работам или статьям Гринсона. Слишком часто они адресованы такому широкому кругу читателей, что становятся мелкими и пустыми; достаточно лишь бегло прочитать его тексты, чтобы сообразить, сколько «психологии для масс» наплодил их автор. Скорее всего, ему нигде не удалось бы найти столь многочисленных и страстных приверженцев и завоевать такое большое уважение, как в Голливуде, где зачастую требуется попасть в немилость, чтобы возбудить восхищение, и где нужно немало потрудиться, чтобы научиться умилению по собственному поводу. Биограф Анны Фрейд хотя и любил Гринсона и относился к нему с уважением, описал его как «человека, ведущего аскетически суровый образ жизни, рьяного и одновременно эффектного энтузиаста, человека, для которого психоанализ являлся тем, чем он, по мнению Анны Фрейд, и должен быть — и действительно был — для всех ее друзей: образом жизни».
Этот образ жизни не мешал ему злоупотреблять такими словесными формулами, которые часто сводились к эдаким волнительным и трогательным обобщениям, на деле недостойным серьезного психотерапевта и более пригодным в качестве темы для популярной радиопередачи.
Вот фрагмент из лекции 1978 года «Люди в поисках семьи»:
• «Люди, которые ищут для себя семью, стараются перечеркнуть свой плохой опыт из сферы семейной жизни. Это попытка заменить несчастное прошлое счастливым будущим. Семейная жизнь полезна для твоего здоровья».
Из лекции «Психоанализ: ошибки в интерпретации», 1955 год:
• «Дети сложны и взрослые сложны. Но я не считаю это дело безнадежным».
Из лекции «Специфика психотерапии богатых и знаменитых людей», 1978 год:
• «Киноактер или киноактриса являются звездами только тогда, когда они немедленно узнаваемы не только теми, кто к ним внимательно присмотрится, но и любыми людьми на всем свете... Нетерпение восходящих звезд, а также тех, чья слава уже угасает, приводит к тому, что работа с ними относится к разряду самой трудной».
Но, пожалуй, наиболее удивительным выглядит в Гринсоне отрицание фундаментальной доктрины психиатрии, если не всей медицинской этики и практики: «Психиатры и врачи, — сказал он (во время лекции под названием "Лекарства в психотерапии", прочитанной в Центре медицинских наук Калифорнийского университета в 1964 году), — должны быть готовы к прочной эмоциональной связи со своими пациентами, если они хотят, чтобы их лечение дало результат». Эта повсеместно осуждаемая установка оказала принципиальное, чтобы не сказать глубоко вредное, воздействие на лечение Мэрилин Монро.
Как и многие его коллеги в тот период, доктор Гринсон в большой степени опирался на медикаментозное лечение как существенное дополнение психотерапии; он рутинным образом прописывал сам (или просил делать это обычных врачей своих пациентов) барбитураты либо популярные тогда успокоительные препараты (например, либриум), преследуя цель частично снять напряжение, которое испытывали его пациенты в жизни, или просто доставить им удовлетворение. Тот же биограф Анны Фрейд, опираясь на документы, следующим образом описал метод лечения Гринсоном Эрнста Фрейда, брата великого Зигмунда, страдавшего сильными мигренями: он назначал ему огромные дозы успокоительных средств — а это даже в те времена было слишком легкомысленным подходом к лечению болезни, о причинах которой было известно мало.
Несмотря на кризисы и проблемы в личной жизни, Ральф Гринсон на всех публичных форумах являл собой воплощение спокойствия. Во время симпозиума на тему «Моральная жизнь», организованного в Калифорнийском университете, он дискутировал с тремя священнослужителями, когда вдруг разразилась сильнейшая гроза с громом и молниями и везде погас свет. Через минуту лампы снова вспыхнули, и оказалось, что все собеседники Гринсона тем временем встали. «Прошу обратить внимание, — с триумфом произнес доктор, — я единственный, кто продолжает сидеть». Жена, полная трогательной лояльности к нему, высказала где-то довольно бессмысленное соображение, что «уверенность в себе была сильной стороной его психоанализа». Или его эготизма.
Из всех интересов Гринсона тем, который более всего интриговал и его самого, и льнущих к нему знаменитостей, был блеск и бремя славы. Этот мотив постоянно возвращался в его работе, и в лекции «Специфика психотерапии богатых и знаменитых людей» он описал свой опыт, вынесенный из встреч с Мэрилин Монро — встреч, которые в его личной и профессиональной жизни явились периодом, ставшим для него предметом настоящей мании. В упомянутой работе Гринсон не приводит никаких фамилий; да в этом и не было необходимости, коль им указано так много деталей.
