Наконец Бобу приглянулся один уютный тенистый дворик. С уверенностью Шерлока Холмса Боб тут же уверенно заметил: «Гнездо контрабандиста».

Похоже, индеец был прав. И домик по местным понятиям богатый, и сарайчик с крепким замком, и приличный забор с засовом. «Всем сидеть», – приказал Боб, и мы с терьером послушно остались в машине, пока индеец и хозяин на доступном только им языке профессиональных контрабандистов о чем-то толковали на крыльце. Я увидел, как пятидесятидолларовая бумажка перекочевала из рук Боба в руки хозяина – худого долговязого парня с мощными усами, похожими на домашнюю щетку, что означало – договор заключен. Усы выдавали его родословную: в нем явно было больше испанской, чем индейской крови.

Место для машины во дворе я выбирал долго. Неизвестно, сколько времени мы пробудем на той стороне, поэтому требовалось найти такой пятачок, чтобы Джерри находился все время в тени. Стекла в машине я везде приспустил, но так, чтобы пес из тюрьмы не выбрался. Ну а переворачивать миску с водой было не в его интересах.

– В крайнем случае хозяин добавит воды и покормит пса, – успокаивал меня Боб, – а если ты оставишь еще и поводок, то даже выгуляет. Все равно я обещал, что ключи от «тойоты» останутся здесь: вдруг машину придется перегнать подальше от глаз пограничников.

Прочитав в моих глазах некоторое сомнение, Боб тут же его категорически отмел:

– Не волнуйся, у нас с хозяином нашлись общие знакомые, так что все будет нормально, ни одна зубочистка не пропадет. И за своего крысолова не беспокойся. Мужик, конечно, с законом не в ладах, но собак не ест.

Спрашивать об общих знакомых мне показалось неуместным, поэтому я предпочел не вмешиваться.

Подойдя поближе к блокпосту, я увидел, что пограничники – а их оказалось трое, – как и обещал Боб, дремали. Тем не менее пройти у них под носом я не решился. Взглянув чуть вдаль и вокруг, заметил и блокпост эквадорцев – он был точно такой же, только над ним полоскалось эквадорское знамя, но главное, обратил внимание на необычайное оживление вдоль всего участка, что примыкал к перуано-эквадорской границе. Разделял ее действительно лишь неглубокий ров, наполненный всяким мусором, в основном картонными коробками и полиэтиленовыми мешками.

К моему изумлению, на глазах двух блокпостов, хотя и в вежливом отдалении, чтобы не тревожить сон и совесть блюстителей закона, перуанцы и эквадорцы – кто с сумками и рюкзаками, а кто и с небольшими колясками, способными преодолеть пограничную канаву, – без особой суеты, совершенно спокойно шествовали через границу в ту и другую сторону.

Как белый человек, я из этой толпы правонарушителей все-таки выделялся, поэтому мы отошли от блокпостов метров на сто и там перепрыгнули через ров. Так без особых хлопот мы очутились на эквадорской территории.

Не понимаю, и чего все так восхищаются Джеймсом Бондом?

Пройдя сначала несколько десятков метров по нейтральной полосе, на которой оказалось немало следов, оставленных телегами и башмаками «вражеских лазутчиков», мы с Бобом быстро оказались уже на эквадорском участке Панамериканы и бодро двинулись к нагромождению каких-то складских помещений неподалеку.

Как скоро выяснилось, это и был главный приграничный супермаркет контрабандистов, набитый снизу доверху самой разной электроникой. Ее-то и закупали здесь перуанские торговцы, перевозили или переносили в больших сумках через канаву-границу, а в Лиме перепродавали по значительно более высокой цене.

Почему в Эквадоре какой-нибудь музыкальный центр, собранный, естественно, в Китае, был дешевле, чем в Перу, не смог объяснить даже Боб. Единственное, что разумно предположил индеец, – то, что в соседней с Эквадором Колумбии все эти китайские поделки наверняка еще дешевле.

Надо сказать, на юге, на перуано-чилийской границе, которая благодаря аккуратным и дисциплинированным чилийцам, к воспитанию которых когда-то немало сил приложили немцы, была много строже, в экономическом смысле происходило примерно то же самое. Просто на чилийской границе перуанцы обычно закупали машины и крупную бытовую технику. Почему и на юге, и на севере от Перу все оказывалось значительно дешевле, чем в Лиме, для меня загадка, но что есть, то есть. Взяточничество процветало на каждом метре двух этих границ. На чилийской стороне можно было относительно дешево купить, например, микроавтобус, перегнать его в перуанскую столицу, оформить, опять же за взятку, в местной полиции все необходимые документы и заниматься, уже вполне легально, частным извозом на одном из наиболее загруженных маршрутов.

Это выгодный бизнес, потому что ремонт машин в Перу, как раз наоборот, почему-то необычайно дешев, да и умельцев сделать на колене из простой спички новую свечу зажигания, причем для любой модели автомобиля, множество. Десятки безработных ремонтников сидят на нескольких улицах Лимы, которые полностью состоят из одних мастерских, и ловят клиента.

Любимая уловка в этих районах – это когда группа подростков бежит за автомобилем и жестами показывает водителю, что у его машины что-то стряслось с колесом. Не дай бог поддаться на эту провокацию и остановиться – вас тут же облепит тьма голодных автоумельцев, которые обязательно найдут у исправного автомобиля какую-нибудь поломку, о которой вы и не догадывались, и тогда уж точно придется раскошелиться. Поэтому все восемь лет, что прожил в Лиме, я ездил только к одному и тому же мастеру, которого мне рекомендовал Боб, где дела велись предельно честно, солидно и за умеренную плату. Там же, кстати, без страха, что тебя надуют, можно было всегда поменять и доллары. А таких мест в Лиме, клянусь всеми святыми, не так уж и много.

Впрочем, прогулявшись по приграничным торговым рядам из чистого любопытства, мы вспомнили о главной цели, ради которой совершили серьезнейшее правонарушение. Себичерию мы нашли быстро, но, к нашему огорчению, держал ее не эквадорец, а перуанец, для своих же земляков-контрабандистов, так что все там делалось по классической перуанской рецептуре. Чтобы попробовать эквадорское себиче, как нам объяснили, надо взять такси и километров десять – пятнадцать проехать до более или менее крупного эквадорского населенного пункта. Там это извращение кулинарии и обитает.

С этим неожиданным препятствием мы легко справились, поскольку доллары берет и эквадорский таксист, а ни единого полицейского или военного патруля, который бы захотел проверить у нас документы, мы за время поездки так и не встретили. Хотя вообще-то путешествовали в «особо охраняемой» приграничной зоне.

Эквадорская забегаловка с виду ничем не отличалась от перуанской, если не считать главного блюда. Учитывая презрительное выражение на лице Боба, я сразу же оговорил условие, что заказ делать буду я. Не хватало еще драки на сопредельной территории!

Когда официант узнал, что я приехал специально, чтобы попробовать эквадорское себиче, он расцвел и предложил мне, как особому гостю, приготовить ассорти из разных блюд. Дополнительная реклама официанта – «пальчики оближете» – показалась мне, правда, сомнительной: так обычно рекламируют что-то сладкое, скажем блины с медом, но я мысленно решительно отмахнулся от всякой предвзятости. Иначе какая же это объективная дегустация.

Боб от приглашения заказать местное себиче, разумеется, отказался и попросил себе лишь сто грамм виски. Мне же через двадцать минут принесли на одном подносе пять или шесть небольших тарелочек, каждая из которых содержала по-разному приготовленное эквадорское себиче.

Признаюсь сразу – это был день полного триумфа Роберто, потому что я не смог доесть ни одного из кулинарных шедевров эквадорской кухни. Вся эта безвкусная или, в лучшем случае, сладкая жевка в ананасе, с дынями или с шоколадной подливкой вызывала у меня только отвращение. Глядя на окружающих, которые с аппетитом поглощали все то же самое за соседними столами, я понял, что действительно сильно оперуанился. Нет, я не против селедки в винном соусе, но вареная рыба в шоколаде?