Литмир - Электронная Библиотека
A
A

Вот почему Джем был ошеломлен, узнав через много лет, что все это не является для его матери тайной. С этого дня, когда он (не без угрызений совести) понял всю глубину ее самообладания и выдержки, его отношение к ней, всегда нежное и почтительное, стало почти благоговейным. С тех пор еще больше, чем раньше, он и Мэри старались превзойти друг друга в любви к матери, и это немало содействовало тому, что преклонные годы ее были очень счастливыми.

Однако я слишком много говорю о том, что случилось совсем недавно, тогда как еще не кончила свой рассказ о событиях, которые произошли шесть-семь лет тому назад.

ГЛАВА XXXVII

ПОДРОБНОСТИ УБИЙСТВА

Тот съел обед, а этот – нет,-

Он ел три дня назад.

И он кричит: – Позор и стыд

Твердить, что ты мне брат!

«Сон».

Жизнь мистера Карсона словно остановилась. Тот, на ком сосредоточивались все надежды, опасения и труды его последних лет, был у него внезапно отнят, исчез в той непроницаемой тайне, которая обрывает наше бытие. И даже мщение, которое он поставил себе целью, даже оно было отнято у него словно рукою всевышнего.

События, подобные этим, заставили бы задуматься даже самого беззаботного человека, а тем более мистера Карсона, обладавшего если не образованным, то энергичным умом. Собственно говоря, именно эта энергичность и была причиной того, что он посвящал все свои силы достижению материальных целей и не умел широко и философски смотреть на вещи.

Но основа основ его прошлой жизни рухнула, и восстановить ее было невозможно. Все это было похоже на переход из этой жизни в грядущую, когда большинство стремлений, которые определяют наше земное существование, становятся более призрачными, чем образы сновидений. И вот, оторвав свою душу от прошлого, которое теперь представлялось ему пустым – и хуже, чем пустым, – мистер Карсон, после того как убийца его сына умер у него на руках, несколько часов размышлял о том, как же быть дальше.

И пока он тщетно искал того, что могло бы вновь заставить его стремиться к чему-то и действовать, пока раздумывал о том, что желание добиться богатства, видного общественного положения или почетного места среди торговых королей это лишь погоня за фальшивыми ценностями (в чем он был совершенно прав) и что все подобные лживые призраки не могут ни на секунду заслонить перед его умственным взором могилу сына, он внезапно вспомнил, как мало он знает об обстоятельствах и чувствах, толкнувших Джона Бартона на преступление. Но, возникнув, это скорбное любопытство, казалось, усиливалось с каждой минутой, на которую откладывалось его удовлетворение. Поэтому он отправил письмо и вызвал к себе Джоба Лега и Джема Уилсона, от которых рассчитывал получить некоторые объяснения того, что было ему неясно, а сам тем временем направился к мистеру Бриджнорсу, адвокату Джема, ибо, как он ни пытался прогнать это подозрение, ему порой по-прежнему казалось, что Джем причастен к смерти его сына.

Вернулся он раньше приглашенных им посетителей, и у него было достаточно времени, чтобы вспомнить все подробности того вечера, когда Джон Бартон сделал свое признание. Он испытывал унижение от того, что забыл тогда привычную гордую сдержанность, умение скрывать свои чувства и обнажил все глубины своего страшного горя в присутствии двух людей, которые по его же просьбе должны сейчас прийти к нему. И он решил окружить себя глухой стеной самообладания, сквозь которую, как он надеялся, во время предстоящего разговора не пробьется ни один отзвук чувства.

Тем не менее, когда слуга доложил, что его спрашивают те, кому он назначил прийти, и он распорядился, чтобы их проводили к нему в библиотеку, каждый, кто увидел бы его дрожащие руки и трясущуюся голову, понял бы не только то, как сильно состарили его события последних недель, но и то, насколько его волновала мысль о предстоящем разговоре.

Однако вначале он так хорошо владел собой, что Джем Уилсон и Джоб Лег сочли его самым бездушным и высокомерным человеком из всех, с кем им доводилось говорить, и забыли о сочувствии, которое в них вызвала его искренняя и глубокая печаль.

Пригласив их садиться, он, перед тем как заговорить, на мгновенье прикрыл лицо рукой.

– Сегодня утром я заходил к мистеру Бриджнорсу, – сказал он наконец. – Как я и ожидал, он почти ничего не мог мне сообщить относительно некоторых событий, связанных с тем, что произошло восемнадцатого числа прошлого месяца, – событий, в которых я хотел бы разобраться. Возможно, все это я могу узнать у вас. Как близкие друзья Джона Бартона, вы, вероятно, многое знаете, а об остальном можете догадаться. Не бойтесь говорить правду. То, что вы скажете в этой комнате, я никогда никому не передам. Кроме того, вам известно, что по закону никого нельзя судить дважды за одно и то же преступление.

Он на минуту умолк, так как после всех волнений последних недель даже говорить было для него утомительно.

Джоб Лег поспешил воспользоваться этой паузой:

– Я не собираюсь обижаться ни за себя, ни за Джема из-за того, что вы сейчас сказали насчет правды. Вы нас не знаете, и на этом делу конец. Только было бы вернее считать других порядочными и честными людьми, пока они не докажут обратного. Спрашивайте о чем угодно, сэр. Даю слово, что мы или скажем правду, или совсем ничего не скажем.

– Прошу прощения, – сказал мистер Карсон, слегка наклонив голову. – То, что я желал узнать, заключается в следующем, – продолжал он, взглянув на бумагу (его рука так дрожала, что он едва сумел надеть очки). – Можете ли вы, Уилсон, объяснить, как попал к Бартону ваш пистолет? Насколько я знаю, вы отказались объяснить это мистеру Бриджнорсу.

– Да, отказался, сэр. Я знал, что если бы я тогда сказал об этом, то обвинили бы Бартона – вот я и не стал ничего говорить. Вам, сэр, я расскажу сейчас все; да только рассказывать-то почти нечего. Это пистолет моего отца, и они с Джоном Бартоном в давние годы любили ходить в тир стрелять и всегда брали с собой этот пистолет – они хвастали, что он хоть и старый, но бой у него точный.

Джем мысленно выругал себя, заметив, как вздрогнул при этих словах мистер Карсон, но каждое такое невольное свидетельство глубокого чувства вновь пробуждало в сердцах их обоих сочувствие к старику. Джем продолжал:

– Как-то на неделе… кажется, это было в среду… да, в день святого Патрика… [132] когда я шел домой обедать, я встретил у наших дверей Джона. Матери не было, и он никого не застал. Он сказал, что пришел попросить пистолет, и даже сам взял бы его, да только не смог найти.

Мать боялась пистолета, поэтому после смерти отца (пока он был жив, она вроде думала, что он с ним справится) я спрятал его у себя в комнате. Я сходил за ним и отдал его Джону, который все это время ждал на улице.

– А как он объяснил, зачем ему понадобился пистолет? – торопливо спросил мистер Карсон.

– Тут он, по-моему, ничего не сказал. А сначала он что-то пробормотал про тир, и я решил, что он опять решил пострелять там, как когда-то с моим отцом.

Пока Джем говорил, мистер Карсон сидел выпрямившись и напряженно слушал его, но теперь напряжение прошло, он откинулся на спинку стула, сразу ослабев и обессилев.

Однако он тут же снова выпрямился, потому что Джем снова заговорил, стремясь сообщить все подробности, которые могли бы интересовать несчастного отца.

– Я и понятия не имел, для чего ему понадобился пистолет, пока меня не арестовали. А почему он решился на это, я и до сих пор не знаю. Конечно, никто не станет меня осуждать за то, что я не попробовал обелить себя, впутав в дело старого знакомого нашей семьи – друга моего отца, отца девушки, которую я люблю. Поэтому я наотрез отказался рассказывать об этом мистеру Бриджнорсу и сейчас не сказал бы об этом никому, кроме вас.

Джем сильно покраснел, когда косвенно упомянул о Мэри, но его честный, смелый взор, не дрогнув, встретил пронизывающий взгляд мистера Карсона и убедительно говорил о его невиновности и искренности. Мистер Карсон не усомнился, что Джем рассказал ему все, что знал. Поэтому он обратился теперь к Джобу Легу:

вернуться

[132]День святого Патрика – 17 марта.

107
{"b":"176363","o":1}