Сообщение немецкого СД от 9 октября 1942 г. также свидетельствует, что после занятия Донской области началось самопроизвольное открытие церквей везде, где было духовенство и церковные здания. А в донесении от 25 сентября указывалось, что в Новочеркасск на открытие собора прибыли местный комендант и представители городского управления. После богослужения состоялся крестный ход через весь город, в котором участвовали тысячи людей. Всего в Новочеркасске было открыто 6 храмов. Один из очевидцев был поражен тем, что большинство интеллигенции в городе, включая и тех, кого он считал атеистами, вернулось в Церковь[834].
Характерный случай, произошедший в Ростове в январе 1943 г. и свидетельствующий о глубокой вере русских людей, привел в своих воспоминаниях игумен Георгий: «Моя квартира находилась при церкви. Часа в два ночи раздается стук. Открываю — человек восемь-девять мужчин и женщин с детьми. „А мы пришли на Рождественскую утреню“. Откуда? Из самой отдаленной окраины города. Пришли ночью, когда всякое хождение абсолютно запрещено под угрозой расстрела. Стуки начали повторяться, и скоро в моей небольшой квартире собралось до сорока человек, среди которых были пришедшие из деревень. А пришедший вскоре сторож храма сообщил, что и в храме скопился народ. Дьякон и псаломщик ночевали у меня, и в 4 часа утра мы начинаем совершать для собравшихся вторую всенощную. К концу службы собралось до 300 человек. Только глубокая вера и горячее религиозное чувство побудили этих людей целыми семьями, с детьми под страхом смерти идти ночью в храм Божий»[835].
Всего в Ростовской области в период оккупации открылся 251 храм. Епископ Таганрогский Иосиф также вновь возглавил епархию и даже въехал в свой прежний архиерейский дом. Синод Украинской автономной Церкви, еще не зная о том, что на Дону сохранились православные архиереи, решил направить туда своих епископов. 25 июля 1942 г. в Почаевской лавре был хиротонисан во епископа Таганрогского с правами временного управления Ростовской епархией Феодор (Рафальский), а 31 августа 1942 г. во епископа Краснодарского для Кубани — Никодим (Гонтаренко). Но в управление этими епархиями они так и не вступили, оставшись на Украине[836].
К концу 1942 г. Преосвященные Николай и Иосиф сами вошли в состав Украинской автономной Церкви Московского Патриархата, в храмах их епархий возносили имя митр. Сергия (Страгородского)[837]. Однако особым посланием Патриаршего Местоблюстителя от 20 марта 1943 г. архиепископ Николай (Амасийский) был осужден за связь с гитлеровцами[838]. На Ростовскую область стремился распространить свое влияние и патриарх Румынской Православной Церкви Никодим, вступивший в переписку с архиепископом Николаем. Последний в 1943 г. был эвакуирован в Румынию, проживал в монастыре близ Бухареста, где и скончался в 1945 г.[839]
Духовенство Краснодарского, Ставропольского краев и других районов Северного Кавказа в Украинскую Церковь не входило. Лишь северная часть Кубани окормлялась архиеп. Николаем (Амасийским). Игумен Георгий писал, что в Ростов прибывали и кубанские миряне-делегаты, а сам он в октябре 1942 г. был командирован в станицу Кущевскую Краснодарского края для освящения храма и совершения богослужений до назначения постоянною священника. Перед возвращением игумен за один день крестил 120 человек — от новорожденных младенцев до 16-летних подростков[840].
На большей части Краснодарского и Ставропольского краев шла открытая борьба между обновленцами тихоновцами и сторонниками Патриаршей Церкви. В сообщении полиции безопасности и СД от 18 декабря 1942 г. говорилось: «В Краснодаре как религиозном центре Кубанской области бурно сталкиваются между собой тихоновцы и обновленцы. Обе стороны хотят уклониться от контроля городской администрации и создать свое собственное центральное церковное управление… В последнее время спор шел главным образом вокруг трех освобождаемых церквей, причем на крупнейший храм города — Екатерининский собор — претендовали обе партии. С согласия местной комендатуры собор был предварительно предоставлен старой Церкви, так как она имеет больше сторонников. В Прохладной обновленцы владеют собором, в то время как тихоновцы занимают только маленькую церковь». Обновленцы считались нацистами «агентами НКВД» (согласно цитируемой сводке в этом обвинялись священники г. Пятигорска и станицы Прохладной) и подвергались репрессиям. По отношении к ним рекомендовалась особая осторожность: «При открытии православного храма необходимо уделять большое внимание встретившемуся там направлению, если обновленческая Церковь не была вынуждена к тому времени прекратить свою деятельность под давлением общественного мнения (например, в Георгиевске) или вследствие соответствующего запрета»[841].
И все-таки Кубань, Ставрополье и Северный Кавказ были единственными регионами, где деятельность обновленцев хоть в каком-то виде допускалась германской администрацией, в том числе и богослужение архиепископа Пятигорского Николая (Автономова). Позднее, в 1948 г., уже в Германии последний был арестован американской секретной службой как советский агент. Столкновения между тихоновцами и обновленцами в Пятигорске были особенно сильными и кровопролитными — местная церковь три раза переходила из рук в руки. Немцы опасались вмешиваться, так как волнение охватывало широкие слои населения. В результате число открывшихся обновленческих храмов достигло значительной цифры. В Краснодарском крае их было не менее 86 из общего количества в 229, а в Ставропольском — 55 из 127. А в некоторых северокавказских республиках обновленческие церкви даже составляли большинство, например в Северной Осетии из 4 православных храмов 3 были обновленческими[842].
В упоминавшейся сводке полиции безопасности и СД от 18 декабря 1942 г. сообщалось о растущем укреплении, расширении и интенсификации церковной жизни в большинстве крупных населенных пунктов и городов Северокавказской области, но при этом подчеркивалось: «Особенно оживленная церковная жизнь развивается в казачьих станицах между Манычем и Доном, в которой также уже сильнее участвует молодежь». Особое покровительство оказывалось мусульманским народам: «Группа армий А распорядилась, чтобы в чисто мусульманских областях на селе и в маленьких городках в качестве выходного дня, при условии исключения воскресенья, допускалась пятница. Только в больших городах с преобладающим русским населением воскресенье должно остаться нерабочим днем»[843]. Стремление использовать мусульманское население в своих целях и в связи с этим предоставление различных «свобод» в религиозной сфере ощущается во многих документах германских ведомств. Даже РМО в своей направляющей линии для пропаганды вермахта среди кавказских народов указало: «В религиозной области всем кавказским народам и всем религиозным вероисповеданиям — христианам, мусульманам и др. предоставляется полная свобода. Новое открытие молитвенных домов с приходом германских войск понимается как само собой разумеющееся»[844].
В документах Совета по делам Русской православной церкви при Совете Министров СССР встречается утверждение, что нацистские ведомства планировали провести в Ростове или Ставрополе Поместный Собор с целью избрать Германского митрополита Серафима (Ляде) патриархом Русской Церкви и даже вели с этой целью переписку со ставропольским духовенством[845]. Но тщательный просмотр германских архивных документов показал, что ничего подобного не было, более того — вся нацистская церковная политика на оккупированных территориях СССР строилась на принципах, совершенно исключающих проведение подобной акции. Следует отметить, что репрессии гитлеровцев особенно затронули Ставрополье, где была расстреляна целая группа священнослужителей, в том числе за сотрудничество с партизанами пятигорский протоиерей Гегель — немец по национальности[846].
